| Ринат |
2005-06-28 |
35 |
5.00 |
7 |
|
|
[MAT] Верность или памятник!!!... |
|
|
|
|
| |
* * *
Уронив на ступени гранитные
Неразгаданный тела кроссворд,
Я прижмусь к пьедесталу копытами,
Как кентавр, или, может быть, волк,
Попытавшись помериться силами,
Отодвину уставшего пса
От картежей, и свадьбы пассивные
Буду формой обслуживать сам.
Не заметят подмену паломники.
Тайной странен причастия культ,
Когда в лентах солдатских, как клоуны,
Новобрачными взят перекур-
Обовью роговыми покровами,
Бок щекочущий, черный квадрат,
Я Малевичу помыслом родственник,
Но в инстинктах собакам я брат...
Сколько выдержать может мой памятник,
Одиночества взявший в долг дар,
Среди сплетен противных и пламенных,
Среди гроз, среди склок, среди льда,
Не нарушив обета молчания,
Не тревожа хозяев покой?
Оскверненные гости нечастые
По утрам, слыша жалобный вой
Говорят, так работают сменами
Два меняющих дух существа:
Первый – верности ждет воплощения.
А второй – оскорбленный сервант,
Ожидает на камне раскаянья
От, эрозией жгущих, дождей
Отрешением, свитый плакатами,
Обездвиженный дворник надежд...
Полоненный людскими советами,
Убегая, однажды, от них
Я уставший от ваянной верности
Опустился копытами вниз
С пьедестала на почву помятую,
Пробегавшим недавно здесь псом,
И обратно решился попятиться,
Лишь заметив в тенях перелом,
Но спиною о лапы ударившись,
Я упал на проросший гранит...
Это место добыто непарою,
Эпитафия имя хранит...
Редкий памятник выстоит с гордостью
Череду поколений в веках.
Реже тени срастаются мордами,
Часто телом, на тело – заказ,
Боль грядущих падений предчувствуя,
Мне женитьбу в терпение даст...
Вой ночами частотно кочует и
Взор завистливый к верху ведя,
Уронив на ступени магнитные
Неподстриженный творчества зад,
Я прижмусь к пьедесталу копытами,
В небо вперивши волчьи глаза...
|
|
| BLА-BLА-BLА |
2012-02-05 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
В те дни пылали скверы как костры
И звезды тихо падали ночами
Пропах густой туман от Ангары
Сентябрьским дождём и омулями
На улице Советской, на лесах,
Таджики облепили стены храма
И вдоль дорог пестрела на щитах
Тупая социальная реклама
Стояло время скидок на сезон
На радость обносившимся пижонам
И город сам как молодой пижон
Сиял витрин лицом умалишенным
А я тогда, всё тосковал, скучал
Я так любил Светлану из Глазкова
И никого вокруг не замечал
Хоть ничего в ней не было такого ..
Я обожал свет вечно грустных глаз...
Всё называл "малышкою моею"..
И мне казалось в жизни в первый раз
Что я схожу с ума – я ей болею
А нынче за окошком снег лежит
Дрова трещат смолистые в камине
И ничего не мучит, не болит
А Светки словно не было в помине |
|
| Ирина Малёвана |
2008-07-04 |
45 |
5.00 |
9 |
|
|
[MAT] в Бразилию - to Elizabeth |
|
|
|
|
| |
Послать бы всех подальше на фиг!
Не жизнь - хреновый порнографик.
Босс – хуесос, клиенты – бляди,
ебут, что спереди, что сзади.
Бездельник муж, скотина сын –
так припахать родную мать!
Гвалт! Караул! Пора линять.
Насилие, насилие,
в Бразилию. В Бразилию…
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-11-25 |
205 |
5.00 |
41 |
|
|
[MAT] БУКЕТ НЕПРАВИЛЬНЫХ СОНЕТОВ |
|
|
|
|
| |
типа икебана-гербарий, собранная в декабре 1991 года по прихоти или неразумению автора из самых разнообразных образов и слов в психбольнице - от тогдашней как бы несчастной любви, от нечего делать и под массированным воздействием различных психотропных препаратов. Посвящалось одному человекоглюку, но как потом частично выяснилось, некоторая доля стихов, тогда показавшихся невнятными и безотносительными, неожиданно и реалистично отразила несколько позже встретившегося на жизненном пути автора другого человекоглюка, который так, между прочим, и существует в этих двух составляющих как бы единое целое состояниях слитно или раздельно, единовременно и попеременно, а то и так и этак… А я кто рядом с ним и для него – теперь уже не знаю, да это и неважно. Глюки тоже вполне жизнеспособны. Один даже прославился как композитор…
1.
Бессоницей продавленный висок -
Дверь в глубину, где нет ни дна, ни стока,
Где часто боль внезапная жестока
И ей доступен собственный порог.
И, как отличник – завтрашний урок,
Как мусульманин – заповедь пророка,
Я помню боль, но только мало прока
В том знании, когда приходит срок.
Так молча через узкие бойницы
Из осаждённой крепости глядят,
Так я смотрю… И сердцу трудно биться.
В крови какой-то выдохшийся яд…
И ничего увидеть не хотят
Тоской опустошённые глазницы.
2.
Тоской опустошённые глазницы
У дома, обречённого на снос.
От неуместно запоздалых слез
И занавески слиплись, и ресницы.
Предчувствием карающей десницы
Наполнен двор, и даже старый пес,
Который столько стрессов перенёс,
Что хватит на четыре психбольницы.
Да что я? Люд шумит и суетится,
Готовясь к переезду в новый дом
- Как будто из провинции в столицу!
Но, впрочем, я не думаю о том
На лавочке с собакой и котом.
…Я пить хочу, но не хочу напиться.
3.
Я пить хочу, но не хочу напиться…
Есть кайф, не пожелаешь и врагу -
Ты рядом спишь, я сон твой стерегу,
Сижу-молчу нахохлившейся птицей.
Сижу-молчу, боясь пошевелиться…
А знаешь, я, наверное, смогу
Не задыхаться, словно на бегу,
И трубке телефонной не молиться.
Самой бы мне вздремнуть хотя б часок…
- Алмаз, не отличаемый от страза,
Серебряные ложки и чеснок…
О чём ты спишь? Взглянуть хоть краем глаза
И обмереть от жути и экстаза,
В себя стекая, как вода в песок…
4.
В себя стекая, как вода в песок,
Иду ко дну и мучаюсь от жажды.
Надежды утолить её однажды
Ты дать мне, к сожалению, не мог.
А мне и нужен был один глоток –
Из рук твоих нельзя напиться дважды.
И мёд, и горький перец в капле каждой -
Всему начало и всему итог.
К стеклу прилип осиновый листок –
Причина не вина, но знаешь, всё же
Ты так же милосерден, как жесток…
И вновь покой, ненужный мне, тревожит
Твой резкий взгляд, отточенный до дрожи –
И лезвие ножа, и кровосток.
5.
И лезвие ножа, и кровосток
От клюквенного сока оттираю.
Я слишком уж бездарно умираю,
Чтоб вызывать у публики восторг.
На сцене смерть прекрасна – видит Бог!
Эффектно и легко - ходить по краю.
Я в эти игры больше не играю,
Но все солёней и темнее сок…
И занавес спадает багряницей,
И взглядами растащен на клочки..
Спешите сценой казни вдохновиться!
Спектакль окончен - редкие хлопки,
Гвоздь из распухшей вытащен руки…
…И кровь – солоноватая водица.
6.
И кровь – солоноватая водица -
Одним путём течёт из года в год,
То стынет, то огнём под кожей жжёт,
Причудам сердца потакать стремится.
До выбора журавль или синица,
Скорей всего, и дело не дойдёт –
Свободный путь, стремительный полёт
Мне иногда уже не просто снится…
И, может быть, пора угомониться,
И лучше не смотреть поверх голов…
Я не пьяна, но всё во мне двоится.
Действительность уходит в сферу снов…
Сама себе – журавль и птицелов,
Сама себе – читатель и страница.
7.
Сама себе читатель и страница,
Написанная собственной рукой –
Всё наизусть. Но что там за строкой
Мерещится, топорщится, таится?
Меж мной и зазеркальем нет границы,
И где-то меж любовью и тоской
Зрачок змеи приносит тот покой,
В котором мне, как мумии, храниться…
Но вспыхнет светом белый потолок
В том совершенно чокнутом июле,
Где через каждый день пропущен ток.
Я им поражена. Не потому ли
Твои глаза змеиные блеснули
В той книге, что читаю между строк.
8.
В той книге, что читаю между строк,
Я жизнь твою однажды пролистала.
В ней, так сказать, хорошего немало –
Пожалуй, ты к себе излишне строг.
Сломав заборы, выстроил острог.
В нём есть работа, ложка, одеяло.
Желаешь ты достигнуть идеала -
Скорей достигнет запада восток…
Возможно, будет время убедиться,
Что зря ты так суров с самим собой.
Я не сужу – попробуй не сердиться…
Уж лучше прочный быт, чем вечный бой…
Не мне судить – живут своей судьбой
Во мне чужие голоса и лица.
9.
Во мне чужие голоса и лица –
Я чьей-то вечной памятью жива.
«Шизофрения, мать…» – твои слова?
И я с тобой готова согласиться.
В рассветный час, когда уже не спится,
Но голова ещё не голова
И явь и сон разделены едва,
Я помню всё – тот миг мгновенье длится.
Но тяжкий груз трофеев и знамён
Становится увесистее втрое.
Мой бедный мозг не так уж и силён
Чтоб помнить всё - от Ельцина до Трои.
Хотела бы узнать я, кто устроил
Во мне сумбур неведомых времён!
10.
Во мне сумбур неведомых времён…
Как объяснить, что я бывала всюду?
И что, к примеру, поцелуй Иуды
В моём мозгу навек запечатлён?
На тех, кто сединою убелён,
С почтением взирать, конечно, буду.
Я младше их – на сто одну простуду,
Я старше их - на тысячу имён.
Со временем ли я сумела слиться
Иль стала перекрёстком снов и дней,
А, может, сочиняю небылицы?
Но память есть. И что мне делать с ней?
Ведь этот груз тащить мне всё трудней –
Хочу забыть. Но не хочу забыться.
11.
Хочу забыть, но не хочу забыться
И жизнь себе не стану облегчать.
Я научусь смиряться и молчать.
Эх, только научиться бы учиться!
Я стану твёрдой, как стальная спица,
И правильной, хоть ставь на мне печать.
На грубость буду лаской отвечать
И постараюсь, в общем-то, не спиться…
Я, кажется, взяла неверный тон…
А разве есть он – верный путь к забвенью?
И если честно, мне не нужен он.
Я мысль о нём гоню с вечерней тенью.
Ночь, как удар клинком, - одно мгновенье,
Рассвет протяжен - как предсмертный стон.
12.
Рассвет протяжен, как предсмертный стон.
Но день не заколачивает крышку.
Похоже, я вчера хватила лишку
И организм разбит и угнетён.
В костях хрустит и в голове трезвон,
И для спасенья нужно хоть полтишку…
Идти туда, где пьют, ругая Мишку,
За тот указ, что умным не резон.
Какая чушь! Прилечь бы на газон
И обрубиться. Пусть смеётся полис.
Но снег идёт, валяться не сезон…
И этот шум! Поганый мегаполис!
Тащась домой, пока не напоролись,
Я о тебе придумываю сон.
13.
Я о тебе придумываю сон,
В котором ты – не более чем тема,
В стихах не сказ и в прозе не поэма,
Не круассан в груди, но корасон.
Пассат нас утомил, взбодрит муссон,
И пена льнёт к рукам жирнее крема,
А я - нежнее целого гарема -
Спою тебе хоть Хоя, хоть шансон!
Всегда к нулю стремится единица -
Ты спи себе и приходи ко мне.
С астральным телом проще подружиться…
Сидим, болтаем, будто бы во сне.
Но я-то знаю, - мы в том самом дне,
Где нам с тобой не суждено проститься
14.
Где нам с тобой не суждено проститься,
Цветёт и дышит летом сонный луг,
Жужжит пчела, летит тяжелый жук
И жадностью не пахнет чечевица.
Там облаков закатных вереница
На горизонте замыкает круг.
И ветер с юга вновь спешит на юг,
И так легко рукам соединиться.
Я чувствую, что слишком слог высок…
Но это мир, в котором всё возможно –
И ангельский быть должен голосок…
А, может, ложно то, что непреложно?
И то не сон проник в неосторожно
Бессонницей продавленный висок?
****замок-ключ****
Бессоницей продавленный висок,
Тоской опустошённые глазницы…
Я пить хочу, но не хочу напиться,
В себя стекая, как вода в песок.
И лезвие ножа, и кровосток,
И кровь – солоноватая водица.
Сама себе – читатель и страница,
В той книге, что читаю между строк.
Во мне чужие голоса и лица,
Во мне сумбур неведомых времён.
Хочу забыть. Но не хочу забыться.
Рассвет протяжен - как предсмертный стон…
Я о тебе придумываю сон,
Где нам с тобой не суждено проститься.
*********************
ЗЫ: Когда настоящее бьёт под дых, нужно найти в себе силы посмотреть в прошлое, чтобы вспомнить – бывало и похуже… |
|
| Мирра Лукенглас |
2005-03-22 |
74 |
4.93 |
15 |
| |
|
| |
С переходом на летнее время
Завершается зимняя спячка -
Хочет в почву отборное семя,
И решения ищет задачка.
Ждёт жокея железное стремя,
О сохе кабыздохи вздыхают,
Радо солнцу остывшее темя,
Кажет зубы зэка вертухаю.
Под дождём добродушное племя
Доедает останки мессии.
Белым быть – непосильное бремя,
Но не в снежно-туманной России.
А моё мимолетное имя
Отзовётся заведомым эхом,
Брызнет млеком вселенское вымя
На дорогу меж воем и смехом.
Обойдёт постороннее пламя -
Завернусь в материнскую плату,
А трофейное трефное знамя -
На портянки удачи солдату!
:::)))
|
|
| Черный |
2009-07-30 |
25 |
5.00 |
5 |
| |
|
| |
Вышел мужик из метро,
видит: летит смерть.
Быстро открыл рот -
смерть захотел сьесть.
Лысая смерть орёт:
Не ешь меня, тварь, мужик!
А он изо рта достаёт
длинный шершавый язык.
И бьёт им в худую смерть
ниже пупка, в масть!
А мог бы уйти ведь,
а мог бы закрыть пасть...
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-03-30 |
65 |
5.00 |
13 |
|
|
[MAT] Баллада о Говне (в самых разных смыслах этого слова) |
|
|
|
|
| |
Баллада о Говне (в самых разных смыслах этого слова)
Мы ехали шагом, мы шли на рысях,
Нас рыси кусали за жопу и в пах.
Но мы не сдавались в аренду врагам,
Галопом скача по окрестным лугам.
Командовал нами пиздюк-командир,
Носил он пробитый снарядом мундир,
Сверкая глазами и голой спиной,
Стонал он и выл, как смертельно больной.
От стонов его пробирал нас мороз
И вши шевелились в остатках волос.
Но лучше мороз или педикулез,
Чем жидкий, вонючий пиздючий понос...
Дристал на дорогу наш юный герой,
К тому же, потек у него геморрой.
Скрипел он зубами и чавкал очком,
И жопой водил, как свинья пятачком,
Понос разливался, как Волга весной,
И вонь застилала глаза пеленой.
По этим следам нас найдут и убьют,
Один обосрался, а всем нам -- капут...
Ко мне наклонился мой лучший друган:
-- Братишка, а дай на секунду наган.
Я вынул его из широких штанин.
-- Там сколько патронов? -- Конечно, один...
-- Себе приготовил? -- Не сдамся врагу!
-- Да ладно, братишка, ты гонишь пургу.
-- Пургу? Да за нами идут по следам!
Отдай пистолет! -- Не волнуйся, отдам.
Но только без пули... И меткий мой друг,
Всегда отличавшийся ловкостью рук,
Прицелился быстро и выстрелил вмиг.
Короткий щелчок, и пронзительный крик...
Вонючее тело на землю сползло,
Товарищ уделал коня и седло.
Говно растеклось по дороге степной,
смешалось с мозгами и кровью дурной.
-- Видали засранца, -- сказал политрук,
-- Грабеж и пиздеж не сошли ему с рук.
Кто пиздит крыжовник в саду колдуна,
Тому непременно приходит хана.
А мы хороши! Тридцать три мужика
Считали своим командиром щенка...
Когда-то командовал, сука, полком,
Остался лишь взвод во главе с говнюком!
Давайте съебемся с ебучей войны,
Что белым, что красным -- хуя мы должны?
И слезли с коней тридцать три мужика
И тихо пешочком ушли с большака.
От фронта все дальше шагали они,
Ночами брели, спотыкаясь об пни,
С рассветом скрывались в густой осоке
И мелкую рыбу ловили в реке.
Однажды в болота отряд занесло,
Кружили, кружили, пока рассвело,
Устали, замерзли, костер развели --
Ведь хуй доберутся сюда патрули.
Пожрать бы, конечно, но что тут пожрешь?
Брусника да клюква, живот не набьешь.
А что за грибы там нашли мужики?
На вид не поганки, но больно мелки.
Но в кочках их много, собрали на суп,
Конечно, без соли, картошки и круп...
Какие тут крупы, какая тут соль!
Но слюни текут и в кишечнике боль...
Давясь, похлебали кошмарный супец,
И в кочках свалились поспать наконец.
Но вот же хуйня -- не могу я уснуть,
В ушах зазвенело и давит на грудь,
Желудок скрутило кишками колец
Хлебнули отварчику, сука, пиздец!
Вдруг рядом раздался неслыханный звук,
Наверное, это блюет политрук.
Мне было хуево, а стало смешно,
Представил его я ебущим говно.
Горячий котях протыкал он елдой,
Вскормленный на воле орел молодой...
Так ясно я видел весь этот фильмец,
К тому же обвитый кишками колец,
Кольцами кишок, кишкольцами, кишец...
Мы съели грибов... Это полный пиздец!
Я выл и катался, как раненый зверь,
То ухал, как филин, то хлопал, как дверь,
Я съехал с катушек, я к смерти готов!
Но смерть мне казала лишь хуй из кустов...
И что-то никак я не смог умереть.
Ну ладно, пора на друзей посмотреть.
Открыл я глаза, и закрыл их опять,
Пиздец продолжался... Пора привыкать.
Открыл я глаза, охуел и закрыл.
И снова открыл, посмотрел и забыл,
Открыл я их или сначала закрыл?
Хуй разница есть, что закрыл, что без крыл...
По кочкам вальяжно валялся отряд,
И круто им было, пиздец, на мой взгляд.
Никто не ебет никакое говно,
Никто не блюет, все они заодно
Колбасятся дружно, как еб твою мать,
Мои боевые товарищи, блядь!
Сидит политрук, словно демон, на кочке,
А в кочке грибочки торчат, как хуечки.
Лишь к вечеру нас отпустило слегка,
Сидим у костра - тридцать три мужика,
Нажравшись поганок, и нам хорошо.
...А ночью к нам в гости дедуля пришел.
Узнав про убийство, расстроился он:
- Засранец, конечно, но все ж, не гондон...
Понос прекратился б в положенный срок -
Минутою раньше нажат был курок.
Не всякий волшебник, к тому же, пророк.
Я всех обстоятельств предвидеть не смог.
Дурная привычка щенка подвела -
Не сри на дорогу, тем паче, с седла.
Ну хуй с ним, не с этим пришел я сюда.
Боялся, что с вами случится беда,
Но вижу, в порядке ваш славный отряд.
И этому факту, в натуре, я рад!
Он все рассказал про магический гриб,
Научное имя ему - ПСИЛОЦИБ.
Он прет не по-детски, и нам повезло,
Что крышу нам на хуй с него не снесло.
Да, нам повезло! Мы ушли с колдуном,
Исчезли, растаяли в шуме лесном,
Впитались с росой, сизым мхом проросли,
Покрыли собою поверхность земли.
...Историю эту поныне хранит
Трава молодая, степной малахит.
Ее ты послушай, она не соврет,
Трава молода, но по-взрослому прет...
А там, где в поносе утоп комполка,
Теперь протекает Вонючка-река,
Гудят и шумят над рекою заводы,
Текут над засранцем их злые отходы.
Индастриал, блядь, муравейник в огне...
Здесь крыша на крыше, стена на стене.
Здесь люди, как мухи - и мрут, и жужжат,
И все засирают, и тем дорожат...
А в наших болотах камыш да вода,
Кто зря никогда не полезет сюда.
Лишь тем, кто на зов откликается наш,
Прекрасным покажется этот пейзаж.
Ты видишь - подземный растет Интернет?
Ты можешь представить себе, где нас нет?
Ты можешь увидеть в закате рассвет?
Ты знаешь, кто шлет тебе этот привет?
Похоже, глубины анальных шурфов
измерил шайтан, и они -- будь здоров!
И лошади сеном довольны вполне,
И правда растет на коровьем говне!
Телега катилась, катилась, и вот
Она, прикатившись, стоит у ворот.
И хуй с ней, с телегой, телеге конец.
А кто дочитал до конца, молодец!
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-05-04 |
30 |
5.00 |
6 |
| |
|
| |
Фарс-мажор
«Заплакали девочка и мальчик,
И закрылся весёлый балаганчик»
© Александр Блок
***
И лезвие ножа, и кровосток
От клюквенного сока оттираю.
Я слишком уж бездарно умираю,
Чтоб вызвать праздной публики восторг.
На сцене смерть прекрасна – видит Бог!
Эффектно и легко - ходить по краю.
Я в эти игры больше не играю,
Но все солёней и темнее сок…
И занавес спадает багряницей,
И взглядами растащен на клочки…
Спешите сценой казни вдохновиться!
Спектакль окончен. Редкие хлопки.
Гвоздь из распухшей выдернут руки.
И кровь под ноги зрителей струится.
из неправильных сонетов
1991 г., осень
****
Мальчик:
«Посмотри: огоньки приближаются слева…
Видишь факелы? Видишь, дымки?
Это, верно, сама королева…»
Девочка:
Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
Это – адская свита…
Королева – та ходит средь белого дня…»
© Александр Блок
***
Как дети спичками, играю я словами.
Из искр летящих возгорится пламя
Когда-нибудь, а может, и сейчас.
Мой факел непристойный не погас,
Рассыпавшись живыми угольками.
И дыры с опаленными краями
Незримо расползаются по ткани.
И муки Данта суждены гитане.
Иначе – слово ничего не значит
И нарисован на холсте огонь…
Но жаром обжигает он ладонь,
И горькою смолой полено плачет…
2004 г., весна |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-03-24 |
29 |
4.83 |
6 |
|
|
[MAT] Астры сквозь тернии тянутся к звездам |
|
|
|
|
| |
Астры сквозь тернии тянутся к звездам.
Птицы к своим возвращаются гнездам.
Плавится лед, остывает вода.
Я не увижу тебя никогда. |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-07-03 |
45 |
5.00 |
9 |
| |
|
| |
Dedicated to Bach
1. Фенечки
памяти феназепама
На бёдрах худых застегнула ремень
И на руки все свои феньки надела.
Шагнула в безветренный пасмурный день,
Как ночью убийца выходит на дело.
Походкой разболтанной, собранной наспех,
Глаза в никуда и улыбки на грош…
Поднимут её на копьё или на смех –
Тебе всё равно – ты не этим живёшь.
- А где её боль? – Высоко-высоко…
- А где её радость? – Не позже, чем в восемь…
В глазах, быстротечнее, чем молоко,
Так часто весна проливается в осень.
А может не я – ты, и ты – не она,
И я не она, и она не случайна?
Но разве здесь есть хоть какая-то тайна,
И вряд ли приемлема эта цена.
2. Колесованные сансарой
транквилизаторный транс
За окошком ветки, белые таблетки…
Доктор не поможет – выручат друзья.
Гонишь вагонетки из бетонной клетки,
А другим – неможно, а иным – нельзя.
Сны в трамвайном парке - мертвецу припарки,
Всей нечистой силе веки не поднять,
Ласковые руки - тасковые глюки?
Я в тебе настолько, что боюсь понять…
Ночь под одеялом нас не раздевала,
Печка остывала, по утрам – мороз.
Я тебя, как воду, пить не уставала,
Ты змеёй зелёной из меня пророс.
Розой распустился аленький цветочек,
Ветки развернулись, выросли шипы,
Ох, колюч татарник, да дурманят ночи,
Жаром дарят очи, а глаза слепы…
Ток идет по венам кайфом откровенным,
Крутится планета на твоей оси
Сердце моё бьётся там, на дне колодца,
Но сказать «люблю», бля, не хватает сил…
3. Другой ангел
реланиум-релаксация
Ангел с лицом фарфоровой куклы,
Сжатые губы – не жди ответа.
Снова распались слова на буквы,
Буквы осыпались в омут лета.
Где-то на дне унылая тина
Тягостных дней, дремотного зноя.
Словно комар, высоко и противно,
Грустное солнце звенит надо мною.
Я прижимаю к лицу ладони -
Твои ли, свои – это всё равно…
Слово – не камень, медленно тонет,
Буквы теряя, идёт на дно.
Слово на ветер – взорвись ответом,
Нас закрутило в тугие кольца,
Нас растащило индейским летом -
Вечных измеников злого солнца…
Тысячи лет мы сплетались телами
Вместе нам жарко, и лёд снаружи.
Светит и греет родное пламя
В мёрзлые ночи вселенской стужи.
Ангел с лицом фарфоровой куклы,
Сжал аж до боли тонкие руки –
Мы ему отдали глупые буквы,
Спрятав надёжно жесты и звуки…
Падает лист в бесконечном полёте.
Мы это видели - он это знает.
Дрожью моей эту Землю колотит,
Жарким дыханьем твоим обжигает.
Мышцей сердечной качает регги
Блюза волна управляет телом –
Кровь разогрелась в безумном беге,
Стали две темы единым целым.
Тема такая, что сердце сжимает,
Тема такая, что пятки жарит.
Танец теней в беспредельном мае –
В ритме Земли – Харе, Кришна, Харе!
|
|
| Мирра Лукенглас |
2005-06-28 |
70 |
5.00 |
14 |
| |
|
| |
омой меня вода живая
домой маня и вызывая
на свет из чёрной темноты
наследство чёртовой черты
из детства мёртвые мечты
спросонья щурятся зевая
вода живых иная влага
мандат на выход из навьлага |
|
| Бен Логин |
2014-10-24 |
7 |
2.33 |
3 |
| |
|
| |
Что ж ты в Крыму, Русь, позабыла,
Мало тебе сибирских пустынь?
Видишь же ты, как беснуется быдло.
Охолони и остынь.
Ты презрением уж наказана,
Сколь обидных слов тебе сказано.
Проклянут тебя и твои сыны
За пол часа да весны.
Правит тобой гнусная сволочь,
Дикий маньяк, новый Адольф.
Ну так найди нужное слово:
Вымети Вову долой!
Ты презрением уж наказана,
Сколь обидных слов тебе сказано.
Проклянут тебя и твои сыны
За пол часа да весны.
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-04-03 |
51 |
4.64 |
11 |
|
|
[MAT] X-Ended Poem (X-EP) |
|
|
|
|
| |
X-Ended Poem (X-EP)
Раз заглянувшему во тьму
Иные виды ни к чему –
В моих глазах всегда одно –
В моих глазах всегда темно.
Зигзаги, точки и круги
Мелькают, движутся, искрятся…
Но не видать вокруг ни зги,
Лишь тени черные роятся.
Они хотят меня сожрать,
Они хотят меня навеки.
И обо мне смешно рыдать,
Как о реальном человеке.
Я света луч в кромешной мгле,
Я тьмы пятно на сфере света.
И всем живущим на Земле
Знакома разделенность эта.
В ней жизнь и смерть, добро и зло,
В ней страх и радость, смех и слезы.
Нас раздвоило, развело –
Ритм отделил стихи от прозы…
****
Проснулся кот и спиздил колбасу,
Меня оставив с опустевшим хлебом…
Пока я философский бред несу,
Он жрет ее – между землей и небом.
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-11-13 |
65 |
5.00 |
13 |
|
|
[MAT] Underground Love (Подземный лов) |
|
|
|
|
| |
Ты меня вцементировал накрепко
В смехотворно-пугающий бред.
Догорает бумажная Африка
Серым пеплом твоих сигарет.
И под взглядом змеи немигающим
Я старею со скоростью сна...
Что ты делаешь - я ведь жива ещё!
Правда, в глотке не песня - блесна…
Вырвать с мясом её, окаянную,
Выдрать с корнем заржавленный крюк -
И, дымя развороченной раною,
Ускользнуть из мучительских рук?
Или снова - металл переваривать,
Растворяя иридий в крови,
Погружаясь в зыбучее марево
Беспощадной твоей внелюбви?
Шепчет ветер, что мука отмучится,
Всё уйдет - и любовь, и тоска…
Я тебе, как и прежде, попутчица,
На дороге под толщей песка.
Этот путь, только мертвыми хоженный,
Приведет нас не в рай, так на край.
Может быть даже то, что не может быть.
Ты не дёргай лесу - выбирай...
перевод с новоегипетского на южнорусский |
|
| Мирра Лукенглас |
2005-05-22 |
75 |
5.00 |
15 |
|
|
[MAT] Twilight Dust (Гному Леониду лично в руки) |
|
|
|
|
| |
«Возникай содружество
Ворона с бойцом,
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом»
Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.
Чтобы в этом крохотном
Теле навсегда
Пела наша молодость,
Как весной вода.»
© Э. Багрицкий («Смерть пионерки»)
Разрывают сумерки
Ветхий саван дня -
Разве те, что умерли,
Не достигли дна?
Или сфер над твердию,
Где тоска и лёд?
Дымом их бессмертие
Надо мной плывёт,
Ясенем качается
На сыром ветру…
Персть земную пальцами
В порох разотру,
Измельчу по камушку,
Пыль слюной смочу,
Вылеплю адамушку -
Верить научу…
- Мы с тобой одной земли, - так ему шепну, -
Помнят сушу корабли, а цветы весну,
Прошлый сон хранит душа, пчёлам верен мёд,
Знает время, не спеша, всё, что завтра ждёт.
Станут пылью кровь и плоть, камнем – голова,
Мясорубке не смолоть ритмы и слова,
Будут жить своей судьбой, сгинут ли в веках…
Всё равно, мне быть тобой, бессловесный прах.
Я и ты одной воды, - так скажу ему, -
Дождь не смоет все следы, знаешь, почему?
Из таких, как мы с тобой, вырастет трава,
Ей беречь мою любовь, ритмы и слова…
Разрывают сумерки
Нити бытия,
Может, те, кто умерли,
Снова ты и я?
Дым змеиным именем
Кольца вьёт впотьмах,
Сердце колким инеем
Чуть морозит страх.
Юный серпик месяца
Режет чьи-то сны…
Тесто в ночь не месится
У кривой сосны.
Ну а если вымесил,
Знай - настанет срок
И сорвётся с привязи
Смысл знакомых строк.
Из земного темени
Выглянет росток,
И троллейбус времени
Выйдет на восток.
В клёнах и акациях,
В солнце и росе
Демобилизация
Не таких, как все. |
|
| Мирра Лукенглас |
2005-06-06 |
90 |
5.00 |
18 |
|
|
[MAT] Transparent Allusion (pellucid insecticide) |
|
|
|
|
| |
Жаркий августовский день,
Алый августовский вечер…
Тень находит на плетень,
Еле-еле дышит ветер.
Через форточку смогла
Влезть в жилище ветка клёна…
Между рамами пчела
Погибает утомлённо.
Задолбалась и сдалась -
Не спасут нейрохирурги.
- Ну и стёклышки у вас! -
Как шипел Бездомный в дурке.
Он-то думал, что стекло
Разбивается с размаху,
Но обмякло и стекло
Тело в белую рубаху…
На жаре меж пыльных рам
Долго в стёкла билась пчёлка,
Залетевшая в ашрам,
Как казалось, ненадолго…
Ветка клёна ей не знак,
Не рука и не подмога…
Да и мне уже никак
Не помочь творенью Бога.
Спи, усталая пчела,
Богу пофигу, что homo
Понаделали стекла
На погибель насекомым. |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-04-13 |
225 |
5.00 |
45 |
| |
|
| |
Пара воронов в небе танцует любовные танцы,
Одуряюще пахнет сырым прошлогодним листом.
Гаснет в соснах закат, товарняк приближается к станции,
Собирает коров невменяемый дядя с кнутом.
Мы сидим, привалившись бессильно к корявой осине,
Уморились смеяться, но смех нам пока ещё друг…
Фантастический лес - и зеленый, и красный, и синий
Нас запутал, заплёл, заманил в свой разомкнутый круг.
Где-то есть тот разрыв – и возможность обратно вернуться,
Вялой мухой забиться в сетях повседневных забот…
Наши нити скрутило в канат - до небес дотянуться
И закинуть там якорь трезубый, авось повезёт!
Нам досталась нелёгкая участь – быть центром циклона,
Наблюдать, затаившись, как круто колбасит весь мир…
Быть басовой струной, обертоном Атонова тона,
Ветром, крышу срывающим тиру пристрелянных лир.
Нам досталось всё то, что себе мы придумали сами.
Мы достали весь мир – и теперь он от нас не уйдёт.
Нам завещано небо со всеми его чудесами –
Нам обещан разбег и почти невозможный полёт.
Замыкай этот круг, чтоб его не закрыли снаружи.
Оставайся со мной - обещаю, что будет смешно.
Пара воронов в небе над нами приветливо кружит.
Небо – шире себя и границ до конца лишено. |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-04-03 |
44 |
4.89 |
9 |
|
|
[MAT] The Doors of Reception, или Light My Flyer |
|
|
|
|
| |
Мой маленький друг, эту дверь отворяя,
Вы не были первым в известном ряду.
Устало играя ключами от Рая,
Вы тратите Силу на сон и еду...
Бессмысленный звук - бесконечное Эхо.
Настала пора избавляться от фраз!
Мне странно, что веха весёлого смеха -
Седая усталость нордических рас.
Мой маленький друг, в Ваших будущих актах
Оставьте немного свободных страниц,
И новый редактор в коротких антрактах
Найдёт выраженье для всех Ваших лиц.
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-03-22 |
45 |
5.00 |
9 |
|
|
[MAT] soledad in solitude |
|
|
|
|
| |
Мадонна Соледад медленно проходит по ночному городу.
Сырой ветер сорвал с ее головы черное покрывало, и оно вьется за узкими плечами, как тень ее мыслей. Она хочет встретиться с тобой. Ты можешь с замирающим сердцем ждать в ночном тревожном парке знакомого позвякиванья ее браслетов, и разбить обсидиановое
зеркало ее зрачков своим отражением, и томиться от
невозможности сказать хоть что-нибудь... А можешь уйти в тень, когда она проходит мимо, радоваться, что избежал встречи, а назавтра искать ее в грязных переулках и тосковать, как перед смертью.
О, Соледад Монтойя! От ветра олив и нагорий
ты принесла с собою сладость немого горя.
С ливнями ласки и грусти, смертной истомой жасмина
можешь смешать мои мысли, если я тело покину...
Глаза ее -- мартовское небо перед закатом, голос ее... А слышал ли его кто-нибудь? Вот она в зеркале за твоей спиной, и по губам тенью скользит улыбка, от которой хочется раствориться в мутном стекле, стать зеркалом и вечно отражать эти глаза, руки, нежно трогая лучом света серебро колец на тонких пальцах. И призраки минувших дней незаметно испаряются вместе с амальгамой, и душа твоя чиста, как стекло, недавно еще бывшее зеркалом... А мадонна Соледад уже в пути.
И ты не сможешь сказать "прощай" тому, кого любишь,
выстраданное, ненавистное "прощай", необходимое тебе, чтобы не сойти с ума, когда ее тень случайно мелькнет в глазах твоей печальной любви. И в жарком июле повеет сентябрьской прохладой, когда ее рука неслышно коснется твоей опущенной головы. Но прежде, чем ты успеешь поднять глаза, бархатное покрывало исчезнет в листве, затомившейся от предчувствия своей судьбы. Она продолжает путь...
О, Соледад Монтойя! Усталые листья тлеют под взглядами обреченных. Каштанами сыплет осень, на землю стекает небо, и тает ночное солнце в твоих зеркалах бездонных...
Ночью ты бродил по небу, над черным дымящимся городом, не зная, где приземлиться. Во всех окнах не было света, и ты узнал местность только по силуэту дома справа. И земля налетела на тебя с разбегу, всхлипнула грязь под ногами, и огромный волк,
светящийся в темноте, мягко схватил тебя за руку. С необъяснимой силой ты отбросил его лохматое тело в сторону. Зверь с грохотом ударился об железные ворота и... мерзкий старик обрушился в грязь и стал грязью, хитро хихикнув на прощанье. Перевернулось
небо, и звезды засияли в клочьях туч, заставляя забыть весь ужас пережитого. А грустная Соледад легко поднялась с края твоей постели, и прозрачная занавеска втянулась ветром в открытую форточку.
О, Соледад Монтойя! Ты хранишь наши сны, ты помнишь нашу тоску по несбывшемуся, ты всегда молчишь, когда мы плачем от бессилия перед смертью и от невозможности не жить так, как живем...
Ты - печаль Мира, грустное молчание тысячелетий. О, soledad...
|
|
| Бен Логин |
2014-11-13 |
6 |
3.00 |
2 |
| |
|
| |
Ещё одна деревня на востоке
Решила отделиться вдруг от нас.
Да пусть её - в ней ни на гривну проку:
Убогая деревня Даунбасс.
И эту дуру в Рашку потянуло,
Горилку променявшую на квас.
За Хутин Пуй вцепилась и за дуло.
Соси, стреляй деревня Даунбасс.
Вливайся, падаль, в северное быдло,
Показывай кретинства мастер-класс.
Что, в Украине всё тебе обрыдло?
Ну, геть на Русь, деревня Даунбасс! |
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
