| Мирра Лукенглас |
2005-03-22 |
65 |
5.00 |
13 |
| |
|
| |
Чернецкому Геннадию Владимировичу
с почтением :))
Не беспокой себя по пустякам -
Покой небес для умиротворённых,
А рай земной для мирорастворённых -
Невесть какой, но верный путь к стихам.
&:)
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-11-13 |
71 |
4.73 |
15 |
| |
|
| |
В атмосфере истерика, солнце кидается плазмой,
Нострадамус свистит со страниц переводов хуёвых
Отправляясь в поля на дербан, ум заходит за разумом,
Но не все уже дома – и стружек навалом сосновых.
Ни хуя, всё пройдет, - Соломон обещал однозначно.
Ну не в дверь, так в окно, ведь они существуют в природе.
Если окна забиты, закрыты, зашиты, запатчены,
Крышу нахуй снесём. Соломон не пиздит – всё проходит.
А в полях конопля, чуть прибитая первым морозом,
И менты с топорами, поскольку стволы в три обхвата.
Тело пахнет травой, дело пахнет большим передозом,
Ох, как жизнь хороша! Помирать уже поздно, ребята! |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-05-04 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Ф.М. Достоевскому, царство ему небесное, от благодарных бесов
«Воздержитесь от прогулок под Луной. Вы представляете сколько она весит и на чём держится?!»
Ян Грин «48 внешних советов как не сойти с ума»
***
Дедушка Федя внучку позвал,
Правду о жизни ей всю рассказал...
Чудом девчушка осталась живой -
«Бесы» пополнились новой главой.
****
Боль бога – человек,
Бог боли – страх конца.
А у конца не разглядеть лица.
Но в смерти бога нет, а есть покой и воля.
И в страхе боли нет - он божий сторож поля,
в котором только мины на пути.
Договоришься – может повезти
И жизнь прожить, и поле перейти.
И косточкой не подавиться…
***
Тихий дом, последний сон,
Крик распахнутых окон –
Тень чужая на стене –
Не жалейте обо мне.
Говорил не говоря
В середине января.
И ушел не уходя
В сени синего дождя.
В сеть осенней тишины,
Где все сны разрешены -
Ведьмин круг, случайный друг,
Через клевер, через луг...
Лишь коснулся ты земли –
След метели замели,
Съели мели корабли,
Хризантемы отцвели.
Лепестки уносит вдаль…
Никого уже не жаль.
****
Труп одинок даже в братской могиле.
Сколько же их в эту яму свалили?
Всех отлюбили.
Всех утопили.
Всех позабыли.
В прахе земном или в иле речном -
Дом.
Только душа знать не хочет о том.
Ом.
Обморок тела закончился в яме.
Ветер проносится над тополями.
В шепоте листьев вопрос и ответ.
Смерть – это очень странный предмет.
Если он есть, то её сразу нет…
Свет?
село Вселенские Выселки, весна |
|
| Николай Блоха |
2009-07-05 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Пиздатый образ.
Пиздатый образ, охуевшие глаза,
Пздець насколько я люблю тебя.
И все мои желанья, лишь о ебли,
А хуй стоит, и рвутся брюки.
Пиздець какие это муки,
Но охуевшая пиздешь мимо,
Тебе скотина, я припомню, все обиты,
И отебу, в ночи, красиво.
Никола Борщановский 5.07.09 г. 15:09
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-03-29 |
30 |
5.00 |
6 |
| |
|
| |
Далеко в тумане синем, на обман слегка похожем,
за горой обледенелой, но при этом невысокой,
Зvерь живет, один, в берлоге. Чем питается -- неясно.
Экспедиции оттуда к нам пока не возвращались.
Сорок восемь экспедиций, двести двадцать пять ученых отправлялись за туманом, чтоб поведать нам о Зvере.
Но прошло уже три года, и туман не всколыхнулся.
И ничье лицо родное из него не показалось.
А науке неизвестно ничего об этом Зvере.
И когда известно будет, мы сказать пока не можем.
Но одно мы знаем точно -- этот Зvерь лицом ужасен.
Так ужасен, что в берлоге он скрывается от света. Только ночью на прогулку выползает он, бедняга.
И тогда не попадайся на его пути, ученый.
Если ты его увидишь и от страха содрогнешься, он смутится, покраснеет (горько жить таким уродом!).
И сожрет тебя с носками, сапогами и палаткой.
И научные записки поглотит его утроба.
А потом в своей берлоге он печалится и плачет:
"Ну зачем меня ты, мама, родила таким ужасным?.." Двести двадцать пять ученых (наша версия такая)
посмотрели в очи Зvерю, не сдержав своих эмоций.
А недавно из тумана выпал юноша небритый.
И безумными глазами всех собравшихся обвел он.
И чего-то устрашившись, завопил, завыл, залаял,
и отправлен был в больницу с парой дюжих санитаров.
После нескольких уколов он слегка приободрился,
и консилиум собрался, чтоб рассказ его послушать.
И поведал им несчастный, что увидел он в берлоге
(он туда поспать забрался после двух бутылок водки).
Зvерь в берлоге спал, как мертвый (после сытного обеда),
и валялись возле Зvеря чьи-то выцветшие кеды.
"Я ничуть не испугался, потому что был нетрезвый.
И порою с перепоя не такие рожи видел.
Лег я скромно в уголочке, и заснул. Когда ж проснулся, надо мною он склонился, и печальными глазами
на меня смотрел. И плакал. Жалко стало мне зверюгу,
и заплакал я с похмелья. Так мы вместе и рыдали."
И поведав это, вьюнош тут же залился слезами.
И заплакали медсестры. И врачи смахнули слезы.
Двое дюжих санитаров, на плечо склонясь друг другу, так завыли, что в палатах напугались пациенты.
Только к вечеру больница успокоилась и стихла.
А небритого героя в чувство так и не вернули.
Ни уколы, ни таблетки, ни фиксация к кровати
не смогли помочь бедняге. Он лежал и тихо плакал.
Он теперь все время плачет. Слышишь? Мимо этих окон ходят божии старушки и, крестясь, рыдают в голос.
Ну а Зvерь живет в берлоге... За туманом, за горою. Заросли туда тропинки, и туман не всколыхнется.
И никто туда не ходит -- ни с похмелья, ни под мухой.
И ужасный лик туманом от людей закрыт навеки.
Только вечером весенним донесется слабый голос,
мелодичный и печальный, как струна виолончели.
Это Зvерь один тоскует. Это плачет он о друге.
О потерянном наvеки челоvечьем состраданьи.
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-07-07 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
это не стихи!
Код моей личной библиотеки 117 (сто семнадцать). Нижайше прошу уважаемых мной авторов, каким бы то ни было образом отразивших мой светлый образ и мою же тёмную образину в своём творчестве, разместить в ней (если не в лом и не в падлу) свои шедевры эпиграмматики и эпистолетики. :))) Краас сегодня так растрогал меня своей "глупой воронежской жопкой", что я решила сохранить этот опус на память, в связи с чем и открыла данный Миррорум. Заранее спасибо всем негавнодушным! :)))))
|
|
| Мирра Лукенглас |
2005-02-12 |
110 |
5.00 |
22 |
|
|
[MAT] Перемиррье (lightmare) |
|
|
|
|
| |
Однажды жизнь с домашним кругом ты разграничить захотел, но поздним вечером над лугом изгнанник рая пролетел. Оставив след инверсионный, огнем горящий в небесах, он рухнул в гуще рощи сонной, в заветных муромских лесах. Дымилась роща до рассвета, и вместе с ней сгорел закат, а ночь, бледна, как спирохета, струила с неба лунный яд.
Привет, размытая Россия, в словах тебя не объяснить, твои в мундирах голубые - у них особенная прыть. Во глубине сибирских руд они устроят страшный суд – но и они, даст Бог, умрут, и пропадет их скорбный труд. И все ж боюсь, что их понты, попытки быть с Землей на ты сотрут прекрасные черты о рашпиль вечной мерзлоты. Ни днем, ни ночью тот ученый, что ходит по цепи кругом, своей наукой увлеченный, себя не чувствует врагом…Пойдет направо – мирный атом, налево – ядерный угар. Землянка ваша в три наката навряд ли выдержит удар…
…Нет, на невидимых дорожках, где перламутр упырей, трамвай на тонких детских ножках бредёт без окон, без дверей… Зачем, проснувшись утром рано, его увидела гитана! С лицом, белее, чем сметана, она глядела из фонтана на тихий дол, на спящий лес, на небо, полное чудес. В нем плыл трамвай и падал бес…Мир дрогнул, вспыхнул и исчез…
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-10-07 |
95 |
5.00 |
19 |
|
|
[MAT] Пасхальное (семистрочник) |
|
|
|
|
| |
For Gabby
Печаль моя была светла,
Светлее не было печали…
Ручьями с крыш вода текла,
Стонала старая ветла
И галки горестно кричали.
Меж тем, рассеивалась мгла
И с кухни пахло куличами. |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-12-21 |
50 |
5.00 |
10 |
|
|
[MAT] Парашурама (Пуруша у параши) |
|
|
|
|
| |
По границе между злОм и добрОм
Ом!
Бродит дядя с во-от таким топорОм!
О-ом!!
С ним встречаться по-любОму в облОм –
О-о-ом!!!
Хоть с добрОм к нему приди, хоть со злОм…
О-о-о-ом!!!!
Всё равно в парашу сунет еблОм
И отлюбит телеграфным столбОм.
|
|
| REAL SERJANT |
2010-01-18 |
11 |
3.67 |
3 |
| |
|
| |
В далёкой стране,
там,
где сказочные павлины,
дикие обезьяны
и красивые смуглые женщины -
я складываю картину бытия
из мельчайших частиц,
из улыбок,
из плотской любви
красоты
и солнце любит мои глаза.
Любовь к шлюхам в прошлом,
теперь в моём сердце павлины,
прекрасные существа с чудесным оперением
и большими зрачками смотрят на закат,
закат
в этих сказочных краях.
А поезд мчится
и уносит чью-то жизнь,
с ножом под сердцем
иное ощущение мира,
а я ловлю остатки этой картины,
надеясь,
что хватит сил
увидеть,
как медленно исчезнет закат
над джунглями
и смуглые женщины идут вдоль дорог
за окнами
поезда.
Но нож под сердцем мешает дышать,
а поезд мчится,
и уносит чью-то жизнь.
И в глаза моих яркие перья павлинов
опадают веером,
исчезая навсегда.
|
|
| Мирра Лукенглас |
2005-01-31 |
65 |
5.00 |
13 |
| |
|
| |
Охота пуще неволи
Жертвам подлёдного лова – рыбам и людям
Снег засыпает рыбаков,
Почти невидимых в тумане,
И засыпает их улов,
И замерзает хлеб в кармане.
А перфорированный лёд
Трещит и гнётся под ногами.
И снег идёт, и клёв идёт,
И смерть идёт за рыбаками.
И рыбаки, и сундуки,
И рюкзаки, и поплавки
Уйдут под лёд на дно реки,
Где караси и окуньки,
Ерши и толстолобики
Съедят их мясо и кишки…
Об этом, взвесив свой улов,
Не вспомнит летний рыболов…
Примечание во избежание возможных вопросов:
Толстолобиков я могла бы сюда не добавлять, тем более, с французским ударением на конец, но в Воронежском водохранилище он в натуре уже несколько лет водятся наряду с амурами – две тонны мальков только в прошлом году запустили для вырастания и очистки водохранки от водорослей. Кроме того, во время написания этого текста мной это слово было услышано два раза (!): 1. в пранке «Маня» с бабкой АТС – так жертва пранкера обзывала его и ему подобных. 2. В песне «Коля, я здесь, камон!» дуэта «Братья Улыбайте». Я не могла противиться знаку свыше, пусть и выраженному в столь явной и недвусмысленной форме. Винамп рандомайз форевер!
Что касается темы произведения… Эти маниаки в гигантских валенках с сундуками и коловоротами (или ледобурами?) появляются на водохранилище чуть раньше первого льда и уходят оттуда весной по воде, аки Джизасы в тулупах. Зрелище, впечатляющее – идут люди, и их отражения в воде колышутся… Воды там поверх льда сантиметров пять, не больше, но выглядит красиво… А сколько их проваливается каждую зиму под лёд и тонет из-за трёх рахитичных окуньков или этих самых толстолобиков… Мне как-то представился памятник погибшим зимним рыболовам - пенопластовый буй в виде рыбака в тулупе, валенках и пр., сидящего на своем сундуке с удочкой - в три натуральные величины, не меньше. Монумент героическим долболёдам. Идут, типа, пароходы – салют рыбаку! Плывут, как бы, русалки – привет рыбаку! А вообще, Дарвиновская премия – покруче нобелевской будет!
Позавчера это строчилось, а сегодня в Яндексе депутат в Финском заливе утонул, катаясь на снегоходе. Жаль, конечно, но вот у Ленина, между прочим, снегохода не было…
|
|
| Мирра Лукенглас |
2005-01-01 |
45 |
5.00 |
9 |
|
|
[MAT] Отзеркальное (маргинально-атипичным авторам Стихии) |
|
|
|
|
| |
Отзеркальное
Моим любимым маргинально-атипичным авторам Стихии
посвящается
to NoЯ
затуманье средизимье
тепловетер мокроснег
травокурно многодымье
берегов уснувших рек
раз такая кайя раста
голь на выдумки горазда
и душевная короста
наподобие балласта
междуклассовая каста
разномастная родня
и пушиста и клыкаста
и прекрасна и ужаста
и похожа на меня
джа аджайя джаганатха!
кайя айя хэй ахым
в сердце радость
в небо дым
харе дэвла нойя радха!
to ЙоZик
стоп направо три четвертых
перебежками по шпалам
время вывернутых мертвых
что не мало, то навалом
отвечаю чаю чую
но в варенье тонет ложка
помечаю и врачую
вязнет мушка всем немножко
семь фарфоровых тарелок
девять ложек мельхиора
семафор беспечных белок
девелопер сверхобзора
им анафему пропели
имя фэмили спросили
голова моя пропеллер
всей подветренной россии
птеродактиль рукокрылый
стегозаврус амфибрахий
вервольфмейстер уркорылый
типограф титаномахий
мозг скользит по звездной глади
ловит слово маслом смысла
не в пару так на параде
не каллиста так зависла…
to Скунс
из темноты и пустоты
ползут унылые глисты
развесели глистов веслом
и усыпи добром и злом
сглотни соленую слюну
и сни весну
to Dr. Mischael
катрен с вариацией
Древнейшие боги вернулись вперед не ногами,
Хозяев из прошлого плющит с гостями в грядущем,
Но раз механизм этот кем-то когда-то запущен,
(но Ра механизм из та-Кемта пиздато запущен!)
Он будет крутить свой момент. И по полной программе.
to Хаген
сердце на вырост подарили,
дали, не зная, надо - не надо,
спасибо сказал и ухнул в туман
филином обессиленным
сердцем свинцовым
окольцован распальцовками
стянут клятвами
оттолкнувшись пятками
выпрыгивал из тумана нежитью
множил себя отливаясь пулями
а хули вы?
небо в горошек не в клеточку
солнце в кулачке
луна в тряпочке
по миру
семеро
мирных воинов
идут идут
а дорога над ними…
протоптали торопливые
многословными ливнями
залили
ровно ли?
все мы тут
или…
«мы будем тут и только тут
мы узнаем то, что нам знать нельзя
и сделаем то, что нам запрещено»
(«Ноль» в тему)
to VadDark
Город тянет за душу, город кружит около,
Город дышит холодом и теплом сквозит.
Не сбежать от нежного, скрывшись от жестокого,
Стылыми каналами тень его скользит.
Мостики, подмостки ли, невские излучины…
Город держит за сердце царственной рукой,
Шепчет сказки страшные и слова колючие,
Утешает затемно и даёт покой.
Город-преступление, город-наказание,
Ведьминское варево, морок локапал,
Словом заколдованный, рунами израненный,
Город-заклинание, выучил – пропал.
to Гном Леонид
Живет в пещере старый гном,
Хранит бесценный клад,
Ночами ходит с колуном,
Сам чёрт ему не брат.
Вокруг растет чертополох,
Терновник петли вьёт,
Сюда нейдёт дремучий лох
И прочий идиот.
Сидит на камне старый гном
И хлещет добрый эль,
Склонясь над ветхим сундуком,
Заглядывает в щель.
С минуту смотрит в темноту,
Потом, встаёт, ворча,
И вот он снова на посту,
И снят колун с плеча.
Он открывает свой сундук
Вечернею порой
И стаей бабочек на луг
Летит историй рой.
И до утра наш старый гном
По кругу ходит с колуном,
Чтоб ни вернулась ни одна,
Пока сундук стоит без дна.
1 января 2005 года
Всех, кто в МАТе и не в МАТе – С новым годом! |
|
| Мирра Лукенглас |
2004-12-23 |
120 |
5.00 |
24 |
| |
|
| |
1.
Они со мной, те дни из октября -
Я их сама из многих выбирала.
Им не узнать ни памяти подвала,
Ни отрывных листов календаря.
Храню секрет, тайком себе даря
Воспоминаний хрупкие кораллы.
Но, как листва опавшая сгорала,
Сгорят они, едва исчезну я.
Моей свечи колеблющийся свет
Не виден всем живущим в тёмных норах…
Кто там спешит мне мудрый дать совет?
Я не нуждаюсь в скользких уговорах.
Но промолчу. Считайте за ответ
Сухой листвы ночной тревожный шорох.
2.
Сухой листвы ночной тревожный шорох
Затих к утру, осыпавшись с листвой.
А если так исчезнет голос твой,
Пойму ли я, насколько мне он дорог?
Обиды нет. И смысла нет в укорах.
Я стала вдруг спокойной и пустой…
И как просить у времени: «Постой!
Не тереби событий новых ворох!»?
Себя легко проверить на излом…
Ты знаешь сам - есть вещи, о которых
Нам говорить, что мучаться с узлом.
Пускай поёт в гитарных переборах
Моя любовь, согретая теплом
И вспыхнувшая разом, будто порох.
3.
И вспыхнувшая разом, будто порох,
Душа, как дым, растает без следа.
Но отразится в зеркале пруда
Кровавый след – зари последний сполох.
В холодном небе, в ледяных просторах
Теперь твой дом, теперь моя беда.
Но сон насквозь прожжёт твоя звезда
Иглою света в самых плотных шторах.
Озябший день к стеклу лицом прижмётся,
Своим дыханьем рамы серебря.
А звёзды днём видны лишь из колодца…
…Зачем всю ночь при свете фонаря
Мечтать о том, что к нам ещё вернётся
Последних дней последняя заря?
4.
Последних дней последняя заря
Пылала нам, невидимая прочим.
И в отблесках её светились ночи
Медовыми тонами янтаря.
И вот опять - колючесть января,
Холодный ад панельных одиночек.
И пишем мы вслепую сотни строчек,
И не найти во тьме поводыря.
Не слышен крик в пространстве онемелом,
Но где-то дышат синие моря,
Пока мой мир раскрашивают белым.
Я помню, как над городом паря,
Взлетая ввысь и вниз бросаясь смело,
Снег падал – и не вовремя, и зря.
5.
Снег падал – и не вовремя, и зря.
Его не ждали с пеньем и свечами.
Невесту оскорблённую в печали
Застал рассвет за чтеньем тропаря.
Послушница, обидою горя,
Венчальной не накинувшая шали,
Не знала, с чем её не обвенчали -
Навряд ли саван лучше стихаря…
И свадебного гимна не споют
Певцы любви, притихшие на хорах,
Ведь ждёт за ним могильный неуют.
Но, зная о подвалах и затворах,
Её глаза смертельной ласки ждут…
Молчи, мой друг, что толку в разговорах.
6.
Молчи, мой друг, что толку в разговорах -
Безгласен мир под снежной пеленой.
Театр опять начнёт сезон весной,
И недостатка нет пока в актёрах.
Замёрзший лес на стылых косогорах,
Но все снега проходят стороной.
А эту пьесу мне играть одной,
Забыв о режиссёрах и суфлёрах…
Не надо драм - не начался сезон.
Я знаю толк в обидах и раздорах.
Молчи и слушай колокольный звон,
Летящий в купол, тающий в притворах -
Судьбы ли голос, снов вселенский фон…
И есть ли смысл в извечных наших спорах?
7.
И есть ли смысл в извечных наших спорах?
Напрасно мы кричим до хрипоты.
Да, наши дни обманчиво пусты,
Как окна проходящих мимо скорых.
Стоят деревья в праздничных уборах,
Белым-белы овраги и мосты.
Чисты листы вселенской пустоты,
Но мёрзлым миром правит мерзкий Молох.
Стерильно-белоснежная больница,
Алее крови грудка снегиря,
И мёртвых дней длиннее вереница.
В невозвратимость двери отворя,
Устала, сплю, мне ничего не снится.
Я знаю всё, о том не говоря.
8.
Я знаю всё, о том не говоря.
И звери Апокалипсиса строго
Глядят в глаза, и вечная дорога
Ведёт меня в чудесные края.
И, крестное знаменье не творя,
Не поминая всуе имя Бога,
Иду по ней с надеждой и тревогой
В высокий сад небесного царя.
Иду по льду… Во сне ли, наяву…
Ты этот знак, как можешь, объясни.
И дай мне знать, что я ещё живу.
Вновь возвратясь к тебе из той страны,
Я дымку сна спокойно разорву.
…Но отчего глаза твои грустны?
9.
...Но отчего глаза твои грустны?
Легко и страшно быть с тобою рядом.
Лишь тень грозы над опустевшим садом,
И ветра тень с восточной стороны...
Дурмана цвет и листья белены -
Что там ещё слывёт смертельным ядом?
Отравленной твоим печальным взглядом
Всех прочих зелий чары не страшны.
Наверно, мне назначено судьбой
Пить, как бальзам, ночей опасных пламя
И называть любовью эту боль.
Я - отраженье между зеркалами.
И надо мной, а, может, над тобой
Повис рассвет, как траурное знамя.
10.
Повис рассвет, как траурное знамя,
Над мёртвым сном угрюмых площадей,
И здания, сожравшие людей,
Причмокивают сытыми дверями.
Портрет дождя, застывший в каждой раме,
Сотрёт бесследно равнодушный день.
И табуны кошмарных лошадей
Умчатся вскачь, асфальт метя хвостами…
Но жирным пеплом лёг на город вечер -
И голоса людские не слышны,
И в тёмных окнах не затеплят свечи…
Мы все зимой разбиты и больны.
Болит в груди, в душе... Лечиться нечем.
И гибнет мир - до будущей весны.
11.
И гибнет мир до будущей весны,
И смотрит солнце сонным рыбьим глазом
На серый пляж, окаменевший разом
Поверхностью неведомой луны.
И лишь рябины живы и красны -
Они не подчиняются приказам,
Живой укор корягам безобразным
Акаций у заснеженной стены.
Мой белый свет холодный и немой.
О, если б мы об этом раньше знали –
Не стал бы в одночасье он тюрьмой…
А что теперь – лишили и связали…
И я молчу, что значит голос мой?
И плачу я - холодными слезами.
12.
И плачу я холодными слезами -
Остывшая осенняя вода
Стекло пруда, а, может, сколок льда
Под прелою листвой в осевшей яме.
От боли потемневшими глазами
Встречаю взгляд, прозрачный, как слюда.
И он слоится, тает без следа
В том зеркале, что мы разбили сами.
И в нём не отражалось больше тело -
Все оболочки стали вдруг тесны,
Но я от них избавиться не смела.
Теперь мосты за нами сожжены
И жизнь костром невидимым сгорела.
Исчезло всё. Остались только сны.
13.
Исчезло всё, остались только сны,
Где взлёт один на тысячу падений,
А лестниц всех истертые ступени
В твой личный мрак мой сон вести должны.
Звенит в ушах от страшной тишины.
И плачу я, обняв твои колени.
Но ты уйдёшь, не оставляя тени,
И снова не признав моей вины.
Моей вины? А в чём моя вина?
Играли мы в какой-то странной драме,
И вот сейчас на сцене я одна.
И сложно поменяться нам ролями…
Прости меня, я думать не должна
О том, чего уже не будет с нами.
14.
О том, чего уже не будет с нами,
Мне снился сон так много лет назад…
Той осени печальный листопад
Распоряжался мыслями и снами.
Мне снился дым над грустными полями
И твой невыносимо нежный взгляд.
К тебе я шла, горел кострами сад,
И листья о пощаде умоляли.
Я гибель приняла бы словно милость,
Свою судьбу за всё благодаря.
Но смерть, маня покоем, только снилась…
И жить легко, себя с собой миря,
Непросто мне, но что бы ни случилось,
Они со мной, те дни из октября.
***************
Они со мной, те дни из октября –
Сухой листвы ночной тревожный шорох,
И, вспыхнувшая разом, будто порох,
Последних дней последняя заря.
Снег падал – и не вовремя, и зря.
Молчи, мой друг, что толку в разговорах.
И есть ли смысл в извечных наших спорах?
Я знаю всё, о том не говоря.
...Но отчего глаза твои грустны?
Повис рассвет, как траурное знамя,
И гибнет мир до будущей весны,
И плачу я холодными слезами…
Исчезло всё. Остались только сны.
О том, чего уже не будет с нами.
1989-1991 гг. в редакции 2004 г
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-03-31 |
83 |
4.61 |
18 |
|
|
[MAT] Опять усмешка сентября тревожит мой покой бессонный |
|
|
|
|
| |
Опять усмешка сентября тревожит мой покой бессонный.
И снова я, как мыш влюбленный, грызу листы календаря.
Опять нелепые стихи ползут на лист червеобразно.
И вижу я, что все прекрасно, стерев случайные штрихи.
Но мой магический кристалл я потерял минувшим летом,
мне не хотелось бы об этом, но я терять уже устал.
Я потерял собаку, дом, ключи от дома и собаки.
Разбил очки в кровавой драке (с психоделическим стеклом!)
Один из тех, кто бил меня, унес кристалл в своем кармане.
И я с тех пор брожу в тумане, и ночью, и при свете дня.
Я видел раньше сонмы лиц -- прекрасных, тонких, безмятежных,
ловил я сотни взглядов нежных из-под опущенных ресниц.
Улыбки -- дар зовущих губ -- меня касались ненароком.
И о нелепом и жестоком я забывал. Но мир так груб!
Теперь же в мрачном свете дня я вижу мерзостные рожи.
И страшно знать, что так похожи все эти хари на меня!
Улыбки стерты с вялых губ, и взгляды злобны и колючи.
Кругом дерьма большие кучи, и сам воняю я, как труп.
Я видел раньше чудный мир, я был счастливее младенца.
Теперь от света, как вампир, я прячусь, плача в полотенце...
Какой немыслимый облом! Какая страшная измена!
Вот чешет девушка колено, укушенная злым котом...
Вот три старухи пиво пьют, рыгая смачно и утробно,
на них глядит корова злобно, ее стервятники клюют...
Две страхолюдные герлы прошли, шатаясь, по пригорку.
В подъезде целый взвод урлы затеял крупную разборку.
Вот это морды! Мать твою! Похоже, спьяну был Создатель...
Как жаль, что я сейчас не пью, наверно, было б это кстати...
Я стер прекрасные черты, я вижу все в ужасном свете.
Мои мечты... они чисты, как неродившиеся дети...
Швыряет листьями в окно сентябрь с усмешкой полководца,
вокруг меня одно говно, и в нем мне жить теперь придется...
А мой магический кристалл ублюдка мерзостного тешит.
Он им играл, потом устал, он водку пьет и репу чешет.
Он поначалу обалдел, мой яркий мир узрев в кристалле.
Мир улыбался, он глядел, потом с тоской сказал: "Достали!".
Среди знакомых гнусных харь ему приятно и надежно.
А я листаю календарь, и мне уныло и тревожно.
Грядет за осенью зима. Но и она полна дерьма...
Я сквозь магический кристалл на этот мир смотреть устал
Я среди тех, чьи лица злы... Я снова среди вас... козлы!..
|
|
| Алексей Суслов |
2009-03-03 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
Наркоман. 2003 - 2009
Гонимый лёгким ветерком
Брёл весь обдолбанный нарком
Улыбка, замутненный взгляд
Он не умыт, не брит, помят
В комбинезончике кислотном
Тусовщиком являлся плотным
И знал он на полях все точки –
Где лучшие растут грибочки
Жуя дешёвенькую пиццу
Он думал где бы раскуриться…
- Тут в подворотню там налево
И вот прибил пипетку смело
-Ах! Славный нынче ганджубас!
(Барыга Лёлику припас)
Лишь полпипетки одолел
И тут же на землю осел…
- Уж лучше бы наверно я
Ментальный скушал кекс
Тогда б, наверное земля
Мой не тянула вес
Как интересно посмотреть
Как муравей ползёт
Нам суждено всем умереть
И муравей помрёт…
Пока накрыло травокура
Я вам скажу, что он за дура -
Метр семьдесят примерно ростом
Так не худой, но и не толстый
В тусовке Лёлика все знали
За своего всегда считали
Романтику в таблетках видел
А пьяниц презирал, и водку ненавидел
Не то что бы совсем не пил…
…Так скажем, выпить то любил
И вот за эту свою слабость
Буквально водку не любил
Он говорил: «не прёт бухло
Мне нравиться приход его
Процесс употребленья
Вот адское мученье
Пусть водку выпустят в таблетке
- Взывал к химпрому наркоман
-Чтоб может быть как из пипетки:
Один напас – полсотни грамм!
А где – то бряцнули стаканы
Две тысячи четвёртый год
За клубом били растамана
Скинхед и очень пьяный гот
У Лёлика была подружка
Встречали вместе с ней рассветы
Он в Юлю был влюблён по уши
Ну и… в её подругу Свету
Тянулись дни, летели ночи
Сто тысяч штампов – лиц
Промзона словно гром грохочет
И дым с огнём бьют из жерлиц
Не думал не гадал – засада
Повестка из военкомата
Что так и так мы будем рады
Вручить вам вскоре автомат!
Забреют, загребут заставят
Оружье взять и в строй поставят
Нарком любого передоза
Боялся меньше сей угрозы
Вот институт недавно бросил…
Хотел перевестись в другой
Теперь от армии он косит
« мол Я - психобольной»!
Хорошая психобольница
В посёлке «Ганино» стоит
С ним рядом спит самоубийца
У входа санитар не спит
Там за бычок от папироски
Порвут на мелкие полоски
И вой стоит уже неделю
Опять кого то колют в шею
В палате есть один старик
Он всё бубнит какой то стих
Души его смятенной крик
Он Лёлика заставил слушать:
«Ох Мама моя родная!
Друзья мои любимые!
Лежу в палате косятся,
Не сплю боюсь набросятся
И всё что мне приносится
Всё эти психи жрут!..
Вот санитарка женщина…
Грудастая, красивая!
А, Я говно и тленщина
Уж на исходе сила то…»
Один больной полковник бывший
Кричит: «ребята, ну ка в бой»!!!
И бывший зек к окну прилипший
Когда ему ещё домой…
По тёмным коридорам судеб
Скитается монах слепой
Он бредит: «скоро суд наступит»!
Тряся пробитой головой
Прошла неделя и другая
Дошло до середины мая
Диагноз у врачей готов:
По всем статьям нарком здоров
И вот шестнадцатым июля
Должны его в солдаты брить
Всего шестнадцать было Юле
В шестнадцать так легко забыть…
А город радовался лету
Кипел химический завод
И вот из райвоенкомата
За взводом уезжает взвод
Глазам своим не верил Лёлик:
Вот сапоги, а к ним портянки!
И только тут он с болью понял
Что кончился кордебалет и пьянки!!!
В Москву на площадь трёх вокзалов
Там на армейский эшелон
Не всем лежачих мест хватало
На третьей полке ехал он
А утром прибыли в учебку
И сразу в роте карантина
Он поменялся новой кепкой
С каким – то дембелем детиной
Менялся Лёлик на глазах
И КА ЭМ БЭ прошёл отлично
И делся весь куда то страх
И руку жал ему комбат сам лично
И вот наряды, стрельбы, рота
По расписанию весь день
Связистом стал через пол – года
Забыл он что такое – лень!
И Лёлик наш с одним майором
Довольно крепко дружбу свёл
Помог ему в труде научном
И впечатленье произвёл
И снова собираться в путь
Теперь им ехать по войскам
Им «сотку» там ещё тянуть
И хрипло кашлять по утрам
Про часть одну, как будто сказку
Ему рассказывал майор:
«Уж я как можно постараюсь…»!
На том закончил разговор.
Теперь не «курс», а рядовой
Служить уехал под Саратов
В секретной части служат той
С ним вместе двадцать пять солдатов
Вокруг антенные поля
К ней нет ни тропок ни дорог
И раз в неделю по полям
С продуктами ползёт ЗИЛок
И в бункере на боевом дежурстве
Неделю прапора бухают
И до ближайшего посёлка
Солдаты в самоход гуляют
Там за армейскую тушёнку
С лихвой отплатят самогоном
И деревенскую девчонку
Ебёт солдат за крайним домом
У них в деревне алкашня
А тут солдат другое дело!
Он не ленивая квашня
Трепещет девичее тело
Проходят дни - приходит срок
Вот дембелям пора домой
И дембель говорит: «сынок,
Ты будешь Лёха рулевой»!
Саратов! Новый Год с дождями
И дым вдохнув, в который раз
Наш Лёлик улыбаясь скажет:
«Ах! Славный нынче ганджубас»!
И как то были генералы
Сказали: «всю траву скосить»!
Каптёр и Лёлик Ёлы палы!
На время завязали пить!
С каптёром утром выходили
Косить марихуаны поле
Чу!пяточку чуть – чуть прибили
Как хорошо дышать на воле!
Конечно, были передряги
И лютые бывали драки -
…С татарами потом сдружились
И драки больше не водились
У Лёлика земляк Иван
С ним выпил не один стакан
Тянулось время год - «шестой»
И Лёлику пора домой
Под дембель выписали лычки
Младшой сержант, служил отлично!
И поезд мчится – не догонишь
Встречют в Нижнем Конь Кореш!
И дружно бряцнули стаканы
Давй ка Лёлик двигай к нам!
И через две недели в Нижнем
Живёт наш Лёха растаман!
Ах да! Была ещё и Юля
Судьба бывает странно шутит…
Родила мальчика в июле
Врала, что мужа сильно любит
В глазах читалась виноватость
В его глазах – слегка укор
За ней водилась эта странность
Идти всему наперекор
Снял комнатку в простом районе
То подрабатывал, то пил
Но рядом не было любимой
Мечтами о которой жил
Одна толста, другая дура
У третьей скверная натура
С одной пол – года, там с другой
Но был влюблён в одну девицу
Всем сердцем телом и душой
Всё началось ещё давно
Им было по тринадцать лет
В палатке страшно и темно
И мягким был колючий плед
Потом один нелепый случай
И глупость очень юных лет
Он был для ней немного скучен
И слишком вычурно одет
Хотя друг другу пишут письма
Но, что в них можно объяснить
И вот герой сидит и киснет
Готовый всех за всё винить
А года два назад – случайно
Устроился барменом Лёлик
Несут и радость и печали
И депутат и алкоголик
«Вот жизнь теряет свои краски
Ведь удивляться всё сложней
На ком то больше – меньше масок
И непонятно, что важней:
Любовь, зарплата, вера в бога
Машина или шум дождей
У нас у всех одна дорога?!
Или есть тысячи путей..?
Не знать, что будет после смерти
Никто назад не возвращался
Но ЧТО там каждый сам проверит…»
Гость встал, ушел …не попрощался
Бармены – работяг элита
Всегда официанток свита
Пыль вытирает с верхних полок
Не просто бармен, а психолог.
Недружно дзынькнули фужеры
Пришёл две тысячи девятый
И на шести страницах в целом
Я голый! Пьяный! И… распятый.
Прошло шесть лет и шесть страниц
Страница – год. Однашестая
И разбежавшись с крыши – вниз..!
Но я не падаю – взлетая!!!
|
|
| Мирра Лукенглас |
2004-08-01 |
44 |
4.89 |
9 |
| |
|
| |
Пыльные листья, литая ограда,
Дом в глубине одичавшего сада,
Сорванной ставни надcадные скрипы...
Где-то в ветвях отцветающей липы
Совы кричат, как беззубые дети.
Битые стёкла на вздутом паркете,
Крыша разобрана, сгнившие балки
Облюбовали вороны и галки,
Мыши прогрызли ходы в штукатурке,
Ветер по залам гоняет окурки...
Мраморной лестницы скользкие плиты
Мхом и слежавшейся хвоей укрыты.
Двери украдены вместе с замками,
Зеркала нет в развороченной раме.
Я бы лица своего не нашла -
Не отражают мой сон зеркала.
Я отдала бы себя зазеркалью -
Мне не управиться с этой печалью,
С этой холодной и горькой тоской,
Явно чужой... и знакомой такой...
Чьи же глаза наблюдают за мной?
Кто-то - невидим - стоит за спиной
И сквозняком пробирает до дрожи.
Чей же покой мой фантом растревожил?
Или столкнулись случайные тени
В тихом кошмаре чужих сновидений?
Или меня кто-то вызвал из бездны?
Как бы во рту как бы привкус железный,
Кровь заливает пустые глазницы...
Я не хочу себе мёртвой присниться!
Только желание это напрасно -
Сон чёрно-белый становится красным.
Женщины мёртвой забытое имя
Хрипло шепчу я губами чужими.
Боль и отчаянье чувствую кожей -
Кожей чужой, на мою непохожей...
Я - умирала здесь в жарком июле,
Не дожидаясь серебряной пули.
Добрые люди - скажите на милость! –
Руки связали, чтоб в кол не вцепилась.
Ноги стянули пеньковой верёвкой
Веки зашили с изрядной сноровкой,
Рот окровавленный солью набили,
Слово сказали на свежей могиле.
Маком посыпаны холм и ограда –
Мне не восстать из кромешного ада…
Я не приду в их бессмысленный вечер.
Пусть не чадят поминальные свечи,
Если колотится ветер в окно –
Вольному – воля, а мне всё равно…
Ждёт колесо мою мёртвую душу,
Вечный закон я собой не нарушу,
Новый виток намотаю на шею,
Я умирать, слава Богу, умею!
Снова рождение, снова Россия,
Впрочем, меня ни о чём не спросили…
Кинули с неба в шальную тачанку,
С «Льюисом» спарив, как бедную Анку.
Где-то убили и где-то зарыли,
Выпили водки на рыхлой могиле.
Трижды мне в руки оружье давали,
Раза четыре меня убивали.
И, в электричке зарезав весной,
Дали возможность покончить со мной,
Чтоб соскочить с колеса на дорогу,
Тёмным путём уводящую к Богу.
…Жаром дохнул из разбитых окон
Карму сжигающий вечный закон –
В комнату той, что три жизни назад
Очень любила и дом свой, и сад,
Той, что считалась ведьмачкой в селе,
Ночью летала на верной метле,
Ладан бесовский курила в саду
И не любила бывать на виду...
Только зачахла, больная тоской,
Сердце сжимающей тяжкой рукой.
Тот, кто ушёл за литую ограду,
Вытащил душу и сдал её аду,
Тенью растаял в ночной тишине,
Тенью оставшись на южной стене.
Это случилось твоё колдовство –
Ты не хотела лишиться его:
«Если не можешь остаться со мной,
Тень мне оставь, одиноко одной!»
Так и ушёл он куда-то во тьму,
Как на свету быть без тени ему?
Сказано слово – с пути не свернуть…
Тень его камнем упала на грудь,
Ночью душила и с южной стены
Известь крошила в жестокие сны.
Вылилась кровью на влажную простынь
И воплотила в ответы вопросы,
В сон твой предсмертный дымком утекла -
Стала стена, как и прежде, бела.
Хоть схоронили тебя по обряду,
Ночью глухой пробрались за ограду.
Страх укрепил и направила злоба
Кол прямо в сердце соснового гроба.
Хрустнули доски, пробита грудина -
Сильные руки у простолюдина.
Только в гробу не бывает души -
Грустные песни поют камыши,
Бродит туман по угрюмым равнинам,
Ужасы снятся попам и раввинам.
В липком поту на намокшей подушке
Утром проснуться дружку и подружке.
Чтоб не расстаться опять, умирая,
Крепко обняться у самого края,
Серой разбавив кипящую ртуть,
В зеркало серое снами нырнуть,
Но не терять в зазеркалье друг друга,
Спрыгнув с надсадно скрипящего круга,
И на обочине всех пикников
Сжечь два полена в костре из венков -
Големов наших, живущих за нас.
Вспыхнул огонь, потрещал и погас.
По-пионерски его затуши –
Тело истлело за дело души.
Дело закрыто с отбытием срока,
Двери сгорели – прощай, Мритью-лока. ::::) |
|
| Granovsky Irene |
2010-01-28 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
[MAT] Обратная сторона медали |
|
|
|
|
| |
СПОРЯ С ПРИДУРКОМ, учти тот момент,
что, возражая упрямо,
может, сейчас твой тупой оппонент
занят с тобой тем же самым
|
|
| BLА-BLА-BLА |
2012-02-26 |
12 |
3.00 |
4 |
| |
|
| |
Пробросил дождь июльским днём
И вот туман
Сидим на корточках втроём
И курим план
У дома номер двадцать два
На Бытовой
А из открытого окна
Играет Хой
Играет Хой на Бытовой
На радость им
Нас грузит под степной травой
И мы молчим
Повсюду тишь и слышен лишь
Хой Юрий… да
По стокам льётся с крыш
Последняя вода
Идёт товарищ в кепке к нам
Лет тридцати
И пьёт из горлышка Агдам
Всё, по пути
Дошёл и говорит, тот гусь,
За жизнь мне и
Я спорить с ним не тороплюсь
В сомнении
Играет Хой и он бухой
Толкает речь
И с крыш вода на Бытовой
Не стала течь
Уже развелся туман
Поют сверчки
А в голове трам та-ра рам
И маячки
|
|
| Granovsky Irene |
2010-01-31 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Куда там бледненькой Европе,
И Запад не постиг пока,
Как мы умеем, сидя в жопе,
Глядеть на прочих свысока
|
|
| Буквых |
2010-10-21 |
11 |
3.67 |
3 |
| |
|
| |
Ну почему я в пьяном виде пускаюсь в дискуссии?
Этот монолог обещает быть редким.
Висели два яблока на одном дереве,
А одно взяло, и упало первым.
А второе сказала - ебачии уши!
Ну на хуя мне белое, и на хуя мне небо?
Я ради первого преодолею притяжение
Не то, что земли, а опять же неба.
Кто-то скажет, легко по наклонной плоскости,
А ты попробуй сделать это сознательно.
Нет, декабристские жёны вперёд ушли,
Хотя мужья их созрели ранее. |
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
