- Тетушка, слава Богу, я всё вспомнил! - улыбаясь, выпалил молодой человек при виде входящей в его комнату под сводами дамы дез Армуаз.
- Што ше фи фспомнили, торогой труг? - как всегда насмешливо спросила тетя, подавая для поцелуя руку. Племянник не без труда поднялся на ноги, благоговейно взял тетушкину ладонь и церемонно ее поцеловал.
- Я бился с англичанами, - неуверенно сообщил юноша, - и мы победили!
- А кто, скашите на милост, салепил фам топором ф лоб? - с прежней снисходительной насмешкой осведомилась тетя. Племянник сконфуженно пожал плечами и почесал рубец в верхней части лба.
- Фисдоравливайте скорее, труг мой, - сердечно сказала тетушка. - Ми штем фисоких гостей.
- Кого же? - полюбопытствовал племянник.
- К нам пошалуетт, если не опманетт, красафчик Шан, граф те Тюнуа, те Лонгвиль, те, те...Порсеан, или попросту монсеньор Орлеанский Бастарт! - с неуместной, как подумалось племяннику, фамильярностью заметила дама дез Армуаз.
Молодой человек недоуменно вскинул глаза:
- Как, его тоже прозвали красавчиком?
Тетя, видимо, была в хорошем расположении духа. Она похлопала племянника по плечу:
- Он фесь ф батюшку, слотейски убиенного герцога Луи: хорош собой, пьяница, трачун и бабник!
- Кстати, тетя, - решил воспользоваться моментом племянник, - вы не закончили вашу повесть о Жанне-девственнице.
- А рассказиватт, собственно, не о тшем, - лицо тети стало серьезным. - Фи и так фсё снаете.
Тем не менее тетя продолжила свою историю.
- Минуло толгих фосем лет, и фотт на Феликий Пост капитан те Ботрикур послал са Шанной...
- Минуло долгих восемь лет, и вот на Великий пост капитан де Бодрикур послал за Жанной. В замке Вокулера ей показали портрет ее родного брата, дофина Шарля, который размещался тогда со своим двором в городке Шинон-сюр-Марн. Показали ей и изображение другого ее родственника - сводного брата Жана, Бастарда Орлеанского, находившегося тогда под осажденным англичанами Орлеаном. Бастард, везший осажденным селедку, потерпел обидное поражение под городом, был ранен и молил Бога, чтобы горожане не сдались англичанам или не перекинулись на сторону бургундцев. А его отчаявшиеся и голодные подданные - Бастард отлично понимал это - готовы были пойти и на то, и на другое. Люди Бастарда перехватили письмо осаженных Филиппу-Бургундцу, в котором умоляли герцога взять их под свое крыло. Сдача города, означала не только потерю Орлеанским домом своего родового домена, но и крушение всех надежд дофина Шарля: бежать ему больше было некуда, ибо Орлеан являлся ключом к сердцу Франции, еще не растерзанному жадными лапами англичан.
Для спасения дофина требовалось чудо, и чудо свершилось. Кто-то из советников дофина напомнил об откладывавшейся на крайний случай ставке на Девственницу. Ставку сделали, за Девственницей послали, и она спасла королевство!
Жанна, встретившись по пути в Нанси с престарелым герцогом Лотарингским (старый греховодник рассчитывал, что она - знахарка и исцелит его подагру!) и попеняв ему на его бесстыдное сожительство с любовницей, от которой он прижил семерых детей, явилась в Шинон. Там она убедила своего нерешительного и недоверчивого брата в том, что следует, распространив о Девственнице слухи среди простого народа, бросить все силы на Орлеан, снять осаду, а затем быстро занять Реймс, дабы миропомазать Шарля на царство и, в соответствии с вековыми традициями, возложить на его главу венец французских королей. Жанна, как, между прочим, и ее отец, принц Луи, обладала чудесным даром провидения и убеждения...
Всё так и случилось.
Бастард живо написал осажденным о скором пришествии из дубовой рощи Домреми Девы, призванной самим Господом спасти город и королевство. Дофин дал Жанне золотые шпоры, доспехи, свиту и семь тысяч человек. Всё остальное Дева сделала сама.
О, что за счастливые мгновения пережила тогда Девственница! Пожалуй, самым упоительным временем для нее оказалась даже не корогация в Реймсе, а те дни и ночи, которые последовали за разгромом врага под стенами Орлеана. На всю жизнь запомнилось ей торжественное вступление ее армии в этот измученный осадой город. До утра еще было далеко, но городской сенат и все горожане выбежали на улицы. Звонили во все колокола. Монахи, как по команде затянули 'Te Deum Laudamus'. Люди подбегали к восседавшей на своем вороном жеребце Жанне, целовали ее рыцарскую перчатку, края плаща и полы белого, расшитого лилиями парчового кафтана - даже древко копья и кожу поводьев, даже сталь наколенников и золото шпор, даже гриву и круп ее скакуна. За Жанной, обнажившей легендарный меч Фьербуа, которым она салютовала толпе, следовал ее могучий оруженосец Жан д'Олон со стягом Девственницы, дарованном ей дофином: на белом поле красовался лазурный щит с двумя золотыми лилиями, мечом и короной. Вслед за оруженосцем гарцевали Бастард и капитаны с факелами, а за ними медленно шагал, даже не шагал, а словно плыл под пронзительные и веселые звуки волынок, игравших прекрасный марш Брюса, шотладский полк мессира Арчибальда Стюарда, графа д'Обиньи. Горожане словно обезумели от счастья. Они во все горло кричали: 'Да здравствует благородная принцесса Орлеанская Девственница!'
Узнав о поражении англичан под Орлеаном, Бургундский герцог Филипп разинул от удивления свой кривой рот, а герцог Бедфорд - английский регент в Париже - кусал локти и не знал, что предпринять. В итоге они обозвали Жанну 'арманьякской потаскухой', которую ожидает костер. Однако чем больше они поносили Деву, тем хуже им становилось. Страна всколыхнулась и забурлила. Небольшая армия Жанны наносила врагам один удар за другим. Народ боготворил Девственницу, а знать завидовала ее успехам. Завидовали и 'славные' полководцы: не раз битые врагом сумасброды-братья де Шабанн, лихой разбойник Жан де Ксентрай и хитрый гасконец Этьен де Виньоль. Завидовал даже сам Орлеанский Бастард, слывший не только страстным любовником и душой веселых пиров, но и опытным военачальником.
Таковы мужчины, племянник! Как только они сообразили, что нужда в Жанне миновала, а ореол ее великих побед грозит затмить тусклый блеск их дутой славы, они с удовольствием и без малейших угрызений совести, сдали Девственницу бургундцам, а те за деньги англичанам.
Девственнице пришлось выпить до дна чашу унижения и позора. Под Компьеном, где ее дважды предали, солдатня Лионеля де Вандонна, бургундского вассала, сорвала с нее парчовый кафтан и дорогие доспехи, отобрала золотые рыцарские шпоры, драгоценности и великолепного вороного жеребца, подаренного ей в Нанси Лотарингским герцогом. Воины с гоготом тыкали в нее, обнаженную и израненную, своими грязными кровавыми руками. Потом, в Руане, эта хитрая лиса, епископ Кошон, председатель церковного суда, которому предали Жанну, втолковал тупоголовому регенту Бедфорду и его чванливому сподвижнику Ришару де Бошаму, графу Уорику, что Девственница не может быть ведьмой, ибо любая ведьма отдается на шабаше Сатане. Бедфорд распорядился проверить, доподлинно ли Жанна - дева, и его жена Анна, дочка трусливого Жана 'Бесстрашного', вместе с другими знатными дамами и руанским врачом де ля Шамбром подтвердили, что девственность Жанны не нарушена. Тогда, некто, вопиющий ныне в адском огне, позволил двум тюремщикам войти в темницу, где содержалась Жанна, дабы они изнасиловали ее. Боже праведный, что они с ней сделали! На ее лице, всем теле не было живого места - это был один огромный кровоподтек!
Но нарушить ее девственность они не смогли! Врачи вновь подтвердили непорочность Жанны! Что касается негодяев-тюремщиков, то один, после "сожжения" Девы в Руане, сошел с ума, а другой допился до белой горячки и вскоре умер. Что было делать Кошону? Ему пришлось обвинить Девственницу в гордыне, указать, что она незаконно носит и использует 'превосходнейший герб Франции', подбросить ей кожаный мешочек с корнями мандрагоры, объявить, будто она отказывается читать перед судьями молитву 'Отче наш' и признаётся в том, что видит в своей темнице не святых Михаила, Екатерину и Маргариту, а множество чертей величиной с майского жука каждый. Взбесившийся Кошон назвал Девственницу некроманткой и вызывательницей дьявола.
Тем временем люксембургские посредники не раз предлагали Жанне свободу в обмен на покаяние и признание в том, что она была одержима бесами. Дева твердо отказывалась от сделок. Голоса утешали ее и уверяли в том, что казни не будет. А между тем, не дремали и друзья Жанны, а также ее венценосные родственники. Стареющая королева Изабо написала Бедфорду слезливое письмо, в котором умоляла сохранить Деве жизнь. За Жанну хлопотали и ее тетя королева Иоланда Анжуйская, и сестра Катрин, благополучно выданная замуж за Анри, валлийского принца, и даже жена Бедфорда, Анна Бургундская, приходившаяся Жанне свояченицей! Не поскупился и августейший брат Девственницы король Шарль, седьмой король с этим именем. Он обещал щедро заплатить англичанам...
- Так, значит, Жанну д'Арк не сожгли в Руане? - нетерпеливо ерзая на лавке, спросил молодой человек. Ему очень хотелось, чтобы тетушка не прерывала свой рассказ.
Однако тетя молчала.
- Я, кашетса, говорю фам лишнее, - наконец, устало произнесла она. - Шеншчину, насванную Шанной т'Арк, сошкли на костре, объявиф, што перет каснью она присналас ф колдофстфе....
- Женщину, названную Жанной д'Арк, сожгли на костре, объявив, что перед казнью она призналась в колдовстве и приняла покаяние. Девственницу же Франции продержали еще четыре месяца в руанских застенках, а потом в один из пасмурных осенних дней исповедали и причастили в присутствии господ Ришара де Бошама, Гийома де ля Поля, графа Саффолка, и люксембургского посредника графа де Линьи. Этот последний препроводил Жанну по тайному ходу в Полевую башню Руана, стоявшую за городом. Там ее, со связанными руками и ногами, переодетую в крестьянское платье, посадили на телегу и отвезли сначала в Болье-ан-Вермандуа, а потом в замок Кротуа - это уже в Люксебургском герцогстве.
В Кротуа подлый Кошон, епископ Бовэ и капеллан герцога Бедфорда, получил за Жанну десять тысяч турских ливров выкупа.
Правда, на этом скитания Девы не закончились. Ее перевезли в другой люксембургский замок - Боревуар, где объявили, что Жанна приговаривается к пожизненному заточению и покаянию на хлебе и воде. Однако шайки Жиля де Рэ и Эдмона де Маси несколько раз пытались освободить Деву из неволи, и Люксембуржец - за деньги! - передал пленницу герцогу Амадею Савойскому, непокорному вассалу короля Шарля.
Девственницу заключили в замок Монротье. В келье этой неприступной твердыни она и томилась четыре года, испещряя стены насечками, которыми отмечался каждый прожитый в неволе день...
Тетя опять замолчала. Было видно, что она утомилась и не намерена продолжать свое повествование.
- Тетушка, - не унимался, однако, племянник, - но неужели не нашлось ни одного истинного рыцаря, готового отдать жизнь за освобождение благородной Девы?
Лицо тетушки озарилось:
- Мне исфестно, што по крайней мере тшетире снатних кавалера любили ее... Та йешо отин ф Кельне...
- Мне известно, что по крайней мере четыре знатных кавалера любили ее... Да еще один в Кельне... Ведь Девственница была не так уж дурна собой! Во всяком случае, когда в лагере она на виду всего войска обнажалась по пояс, чтобы умыться, не один Жан д'Олон, оруженосец, ливший ей воду, впивался восхищенным взглядом в ее прекрасной формы грудь! Однако почти все воздерживались от гнусных поступков, ибо боялись навлечь на себя гнев Божий. Тех же, кто, движимые похотью, посягали на ее честь, ждали безумие или мучительная смерть...
Самым благородным и бескорыстным ее соратником был Жак де Шабанн, сын одного из сумасбродных братьев де Шабанн. В первой схватке у компьенских ворот он, не подозревая, что Девственницу решили предать, ценой своей жизни отбил ее у врагов и спас от плена. Это был чистый и благородный рыцарь, не то, что его отец и дядя!
Вторым знатным, любившим Жанну, являлся Жиль де Рэ, первый барон Бретани. Это был страшный человек. Он убивал всех своих пленников, не способных заплатить за себя выкуп. Женщины не интересовали его. Но к Жанне барон относился с каким-то священным трепетом, хотя его небратские взгляды заставляли трепетать и саму Жанну, обычно спокойно выдерживавшую такого рода внимание со стороны похотливых мужчин. С Жилем она не боялась ни вражеских арбалетов, ни лукавых кинжалов наемных убийц.
Когда банда де Ксентрая вызволила Девственницу из савойского заточения, де Рэ устроил в ее честь в Орлеане пышное представление, на котором были король Шарль и Бастард Орлеанский, получивший тогда звонкий титул 'наместника Франции' (Изабо два года, как скончалась, всеми забытая). Де Рэ, не колеблясь, ввел себя в разорение ради Девственницы. Тогда в Орлеане на свои и заемные средства он поставил феерическую 'Мистерию об осаде Орлеана'. Этот угрюмый и жестокий барон всегда с благоговением называл Жанну 'моя прекрасная высокородная и могущественная принцесса'... Только он один попросил у 'высокородной принцессы' прощения за то, что, не в силах освободить ее, постыдно забыл о ней, страдавшей в Монротье...
Слава Богу, что о Деве вспомнили через четыре года после ее 'сожжения' в Руане. Да и вспомнили о ней лишь потому, что добрый король Шарль, бросивший все свои наемные банды на Бургундию, решил бороться с англичанами в Гиени силами дурно обученного французского ополчения. После очередных тяжелых поражений от англичан 'принцессу' живо освободили, нарекли Жанной дю Лис (лилией), дали ей пять тысяч конных арбалетчиков и отправили под Ларошель. Из военачальников она взяла с собой одного де Рэ.
Благодаря помощи служившего кастильскому королю кузена Девы Жана, герцога д'Арманьяка, который прислал ей флот, отряды Девственницы взяли Ларошель приступом. Затем ее армия пошла на расположенный в тридцати лье от Ларошели город Блэ, где одержала новую победу над англичанами. Через шесть недель капитулировал Бордо, а в следующем году Девственница разгромила врагов под Байонной. Еще через год она провела победную кампанию в Пуату и освободила Гиень от многовекового чужеземного владычества.
Жанна снова сделала свое дело и снова стала мешать. Ее отставили от армии и сослали в Мец, иначе говоря, заживо похоронили там, зато де Рэ получил титул маршала Франции...
- Но ведь его же казнили, тетушка, - тихо и недоуменно сказал племянник. Тетя задумчиво покачала головой.
- Та, каснили...
- Да, казнили... Я же говорила, что это был страшный и порочный человек, которого сдерживала и облагораживала лишь небесная чистота Девственницы. Враги де Рэ привлекли его к суду и без труда доказали, что в своем замке Тиффож, он не только пытал и убивал пленников, но и насиловал детей, как мальчиков, так и девочек, которых потом сбрасывал в пропасть. Сколь гнусна и отвратительна человеческая порода!..
Подстать де Рэ был и третий шевалье, вздыхавший по Девственнице. Я имею в виду бургундского рыцаря Эдмона де Маси. Впервые он увидел ее в руанских подземельях и позволил себе коснуться ее груди. Получив в ответ пощечину, он не нашел ничего лучшего, как во всеуслышанье объявить: 'Господа, я влюбился в нее!'
Его любовь напоминала помешательство. Он то собирал деньги для выкупа Жанны из плена, то сколачивал шайку отпетых разбойников для ее освобождения. В конце концов за взятку он получил должность смотрителя замка Монротье и принялся истязать Деву своими ежедневными визитами в ее келью. Чего только не предлагал он ей: и руку и сердце, и горы золота и изысканные блюда, и даже константинопольский трон! Ее доводили до бешенства его грязные ласки и разного рода гадости. Один Бог знает, как смогла она вытерпеть эту пытку и не сойти с ума!
В итоге с ума сошел де Маси, а когда банда де Ксентрая положила конец ее заключению в Монротье, ворвавшись ночью в дурно охранявшуюся башню, прозванную в народе 'Башней Девы', этот грязный бургундец попытался поцеловать ее, а потом выбросился из окна кельи, в которой долгие годы томил Жанну...
- А кто же был тот, четвертый, тетя? - с наивным видом спросил племянник.
- Натеюс, фи не так глупи, штопи не тогататса, - высокомерно ответила дама дез Армуаз и дала понять, что разговор завершен.
Страница автора: www.stihija.ru/author/?ulpius Подписка на новые произведения автора >>> |
