СтихиЯ
реклама
 
ulpius
Персики кардинала
2006-06-20
15
5.00
3
 [все произведения автора]

Вечером Его Высокопреосвященству стало гораздо хуже.
Еще утром он своей рукой написал несколько писем: канцлеру Сегье в Лион, кардиналу Мазарини в Фонтенбло, аббату Анри Арно в Тараскон, герцогу Энгиенскому в Перпиньян.
Днем, однако, у первого министра поднялся жар, опухла правая рука и усилились ревматические боли.
Вызвали его племянницу герцогиню д’Эгильон, которая явилась с тремя монахинями-кармелитками и принялась ставить кардиналу компрессы. Он бредил:
- …Сен-Мар…де Тревиль…убирайтесь…Ваше Величество, это заговор…Они хотят убить меня…Впрочем, не во мне дело…Погибнет Франция! Ваше Величество…я же показывал Вам секретное соглашение с Филиппом…его привез Фонтре…он сбежал, но брат Ваш изобличен…Вы сами видели его подпись…подпись Оливареса…Сен-Мар и де Тревиль…они преступники, Вы же знаете…
Кардинал заметался в постели, силясь встать. Ему подали питье, он жадно выпил из кубка и откинулся на подушки. К изголовью приблизились врачи, вызванные из Сорбонны. Один из них, пошептавшись с коллегой, тихо сказал заплаканной племяннице кардинала:
- Следует воздержаться от кровопускания. Его Высокопреосвященство может не выдержать. Надобно продолжать делать компрессы и давать обильное питье.
Между тем кардинал вновь забеспокоился, попытался сорвать с головы тряпичный колпак, а затем, откинувшись на подушки позвал тонким срывающимся голосом:
- Шавиньи!..
Герцогиня д’Эгильон посторонилась, пропуская к изголовью тщедушного лысого секретаря канцелярии Его Высокопреосвященства.
- Я здесь, монсеньор, - негромко сказал Шавиньи.
- Где Сен-Мар?.. Его следует арестовать, он – первый заговорщик, - лихорадочно забормотал кардинал, - видит Бог, он сбежит, как негодяй Фонтре…
Шавиньи приблизил свою лысую голову к уху кардинала и тихо, но отчетливо произнес:
- Ваше Высокопреосвященство, Сен-Мар и де Ту казнены по королевскому указу и на основании приговора суда.в Лионе.
Седые брови кардинала дрогнули, глаза приоткрылись.
- В самом деле?.. Как они вели себя перед казнью?
Шавиньи качнул лысой головой, словно осуждая изменников, и прошептал в желтое кардинальское ухо:
- Говорят, весьма достойно, монсеньор.
Ришелье пошамкал искусанными губами:
- Ну, разумеется… Простолюдины подумали, что Ришелье пьет благородную кровь обессиленной Франции…Они не понимают, никто не понимает, что время от времени надо очищать двор от злонамеренных умов… для предотвращения пагубного зла, которое ведет …к необратимым последствиям…как в случае с Сен-Маром…когда пренебрегают опасностями…которые приносят с собой эти королевские любимцы… для интересов государства… Но де Тревиль!.. Шавиньи, он же убьет меня!
Кардинал заметался на подушках, словно пытаясь разглядеть среди приближенных коренастую фигуру капитана конных королевских мушкетеров.
Шавиньи зачем-то повернул свою лысую голову к дверям кардинальского кабинета-спальни, где стояли четыре гвардейца в фиолетовых камзолах, затем повернулся к Его Высокопреосвященству и успокаивающим тоном заметил:
- Де Тревиль и Дезэссар отправлены по приказу Его Величества в почетную ссылку с сохранением пенсий и званий. Против них не нашлось улик.
- Ах да, Шавиньи, я вспомнил…- кардинал недовольно поморщился. – Всё, что мы могли сделать, так это заменить нашу хитрую гасконскую каналью простаком де Фабером…Что доносят из армий?
Шавиньи откашлялся и подсел ближе к Его Высокопреосвященству. Врачи обменялись с герцогиней д’Эгильон значительными взглядами. Герцогиня слабо улыбнулась и едва слышно вздохнула.
- Руссильон очищен от испанцев. Их десантные галеры потоплены в Лионском заливе. В Пиренеях пала крепость Сельс – последний испанский оплот в горах. В Саксонии, под Брейтенфельдом, разгромлено войско императора. Маршал Ламейре подошел к Лейпцигу.
Услышав эти слова Шавиньи, кардинал изобразил на лице некое подобие улыбки.
- Что королева?
Шавиньи, мотнув лысой головой, прошептал:
- Она заверяет Вас в своей полной поддержке…Равно, как и Его Высочество, принц Орлеанский. Их письма в секретере.
Кардинал еле заметно кивнул. Присутствующие облегченно вздохнули - самочувствие Его Преосвященства явно улучшалось.
- Видит Бог, у меня нет врагов, - прошептал Ришелье, -…кроме врагов государства…
Он сделал движение, и кармелитки, поняв его намерение, помогли ему сесть в постели.
- Очень скоро я предстану перед моим Судией, - твердым, окрепшим голосом произнес кардинал. - Кстати, мсье Шико, - обратился он к одному из врачей, - сколько мне осталось прожить?
Врач смутился и посмотрел на коллегу. Тот потупился.
В тишине стало слышно, как за окном Пале-Кардиналь перекликаются часовые и лает собака.
- Итак, мсье Шико? – скосив глаза на врача, чуть иронично спросил кардинал.
Шико побледнел, развел руки и с дрожью в голосе ответил:
- Монсеньор, думаю, что в течение двадцати четырех часов Вы…либо…умрете, либо встанете на ноги.
Кардинал внимательно посмотрел на врача, усмехнулся и тихо произнес:
- Хорошо сказано…Попробую всё-таки сначала встать…Бульона!
- Бульона, скорее! - истерично закричала племянница кардинала. Слезы текли из ее глаз, и одна из сестер-кармелиток бросилась утешать герцогиню.
- Монсеньор, - запричитала мадам д’Эгильон, - сестре Мадлен приснилось, что Вы, Ваше Высокопреосвященство, будете спасены десницей Всевышнего.
- Полноте, полноте, племянница, - уголками губ улыбнулся Ришелье. – Всё это забавно…Надобно верить только Евангелию…
Кардиналу подали дымящийся куриный бульон в фарфоровой чашке. Отпив глоток, он удовлетворенно откинулся на подушки и обратился к почтительно стоявшему рядом секретарю:
- Шавиньи! Что Его Величество, здоров ли?
Секретарь, мотнув лысой головой, негромко ответил:
- Его величество хорошо себя чувствует и желает навестить Вас, монсеньор.
Первый Министр короля сделал еще глоток и спокойно заметил:
- Если бы Его Величество знал об ученом суждении мсье Шико, он, полагаю, поторопился бы с визитом.
Шавиньи послушно кивнул и вышел из кабинета-спальни Его Высокопреосвященства.
Покончив с бульоном, Ришелье нашел взглядом камердинера Дебурне, почтительно стоявшего у дальней стены кабинета.
- Дебурне, друг мой, подойдите-ка сюда, - подозвал кардинал. – Ближе, ближе… Нагнитесь.
Плотный седоватый Дебурне, робко улыбаясь, нагнулся к голове Его Высокопреосвященства.
- Вы помните садовника Рабле, у которого мы снимали флигель в саду Наваррского коллежа? – прошептал ему на ухо кардинал.
Камердинер нахмурился, но через некоторое время радостно закивал:
- Вспомнил, монсеньор!
- Так вот, - продолжал заговорщически шептать Ришелье. – Наведите справки, жив ли он и его дочери. Если живы, всех немедля доставить сюда, ко мне.
- Слушаю, монсеньор, - также радостно кивнул Дебурне и, поклонившись, торопливо двинулся к выходу из спальни.
Кардинал вздохнул и повернулся к заплаканной племяннице.
- Не плачьте, дорогая, - повысив голос, произнес он. – Помните, что я любил Вас больше всех на свете. Будет нехорошо, если я умру у Вас на глазах… Завещание мое Вам известно… Прошу Вас, милочка, подождите там, за дверями… Тем более, что король не заставит себя долго ждать…Еще бульону!
Его Высокопреосвященство отвернулся к стене, поправил колпак на голове и прикрыл глаза.
- И вы, господа врачи, и вы, сестры, выйдите, прошу вас.
Кабинет-спальня опустела. Лишь четыре гвардейца с мушкетами молча стояли у дверей.
Сгустились сумерки, прислуга принесла несколько канделябров и зажгла свечи. В кабинете стало уютно и как будто теплее. Кардинал, казалось, уснул.
Тем не менее, когда дверь бесшумно растворилась и в спальню крадучись вошел Шавиньи, Ришелье открыл глаза и вопросительно посмотрел на секретаря.
- Его Величество здесь, - нагнув лысую голову негромко сказал Шавиньи.
Кардинал сделал жест рукой, как бы приглашая короля войти.
Шавиньи поклонился, в согбенном состоянии подбежал к двери и повторил жест Его Высокопреосвященства.
Король, в мятом, неряшливо сидящем камзоле, вошел в кабинет, тяжело опираясь на трость. Он подошел к изголовью, оглянулся на свиту и с некоторым раздражением произнес:
- Де Фабер и вы все! Встаньте там, в дверях.
Свита повиновалась и попятилась к дверям.
Кардинал с усилием, морщась от боли, устроился поудобнее на своих подушках, а король попытался неуклюже помочь своему Первому Министру. Затем Людовик брезгливо взял распухшую руку кардинала и поднес ее к губам.
- Вот мы и прощаемся…- голос кардинала дрогнул. – Покидая Ваше Величество, утешаюсь тем, что оставляю Ваше королевство на высшей ступени славы. Вы – самый влиятельный монарх Европы. Ваши друзья гордятся Вами, а враги унижены и побеждены.
Франция достигла предопределенных Творцом естественных границ своих: Рейна на востоке, Пиренеев на западе. Я ухожу с чувством выполненного долга. Труды мои не пропали даром, и за свою верную службу Вашему Величеству я лишь осмелюсь попросить и впредь одаривать Вашим покровительством и благоволением моих родственников…
Бледное, изборожденное морщинами лицо короля, было напряжено. Король, видимо, старался выглядеть серьезным и печальным, однако кардиналу показалось, что глаза Людовика смеются.
«Он тяготится мною и радуется моей смерти», - мелькнула горькая мысль, однако усилием воли Ришелье прогнал ее и сосредоточенно продолжал:
- Я дам своим племянникам и родным благословение лишь при условии, что они никогда не нарушат своей верности и послушания и будут преданы Вам навсегда…Ваше Величество, прошу Вас, сохраните на своих местах Нуайе и Шавиньи… Я знаю, Вы не выносите последнего, но интересы Франции…
Король поморщился. «Даже перед смертью он заставляет меня делать то, что противно моей натуре! – подумал Луи. – Не Шавиньи ли, следуя твоим инструкциям, подбросил мне красавчика Сен-Мара, а когда тот решил интриговать против тебя, отправил его к праотцам?..
-…У Вашего Величества есть кардинал Мазарини, - тем временем вещал Первый Министр. – Я верю в его способности на службе королю…
«Два сапога пара, - подумал король и не к месту улыбнулся, - Боже, когда ты меня избавишь от этих властолюбцев в сутанах?»
- Монсеньор, - поправив черный парик, заговорил король. Он заметил, что кардинал устало замолчал и ждет ответной тирады. – Я всё сделаю, как Вы просите, однако надеюсь, что здоровье Ваше пойдет на поправку…Я горжусь Вами, Вы умнейший и преданнейший из моих подданных…(«Негодяй, заставил моего брата Гастона отказаться от каких бы то ни было прав на престол!...Как он посмел проделывать такое с членами королевской семьи! Резон, конечно, в его действиях есть, однако…диктовать королю и принцу королевской крови декларации подобного рода…Неслыханно! Неслыханно!..Мы марионетки в его руках!)
- Сир, - прервал неожиданную паузу кардинал, заметив, что король потерял нить, забыл, о чем только что говорил, и потому замолчал. – Сир, силы покидают меня. Мне пора побеседовать с отцом Леоном. В заключение позвольте Вам напомнить, что я завещаю Вам Пале-Кардиналь, который вскорости станет Пале-Роялем.
Король широко улыбнулся, произнес несколько любезностей и уже без всякой брезгливости приложился к распухшей руке кардинала.
Людовик покинул кабинет-спальню в хорошем расположении духа. Проходя со свитой по дворцовой галерее, он с интересом разглядывал висящие на стенах картины. Увидев на одной из них изображение вакханалии, король рассмеялся.
Тем временем самочувствие Его Высокопреосвященства продолжало улучшаться. Он приказал накинуть на халат мантию, а тряпичный колпак заменил кардинальской шапочкой. Затем кардинал попросил передвинуть его любимое, обитое зеленым шелком кресло к камину и, поддерживаемый слугами, уселся там, обложившись подушками и укрыв ноги одеялом.
- Садитесь рядом, Шавиньи, - обратился он к секретарю и почти мечтательно заметил, - знаете, когда я предстану перед Всевышним, то от всего сердца попрошу его судить меня, проклинаемого при дворе и в народе, по одной лишь мерке – имел ли я иные намерения, кроме блага государства и церкви.
Шавиньи почтительно кивнул и, услышав шум в дверях, привстал со стула:
- Ваше Высокопреосвященство, вернулся Дебурне.
- А, Дебурне, - оживился кардинал, - пусть войдет.
Явился запыхавшийся камердинер и прошептал что-то на ухо кардиналу.
- Проси, проси, - всё так же живо проговорил Ришелье. Глаза его заблестели, и Шавиньи поразился перемене в состоянии своего патрона.
В кабинет ввели толстого и очень старого человека с багровым носом и редкими волосами, похожего скорее на зажиточного крестьянина нежели на жителя одного из парижских предместий. За руки его держали полные немолодые женщины, его дочери. Вся троица была, судя по всему, сильно напугана.
С минуту длилось молчание. Кардинал внимательно разглядывал папашу и дочек, и лицо его расплывалось в какой-то грустной и даже сентиментальной, как показалось Шавиньи, улыбке.
Оглядевшись по сторонам и уразумев, что в кресле у камина сидит сам кардинал де Решилье, толстяк, а за ним и дочери, грохнулись на колени. Старик, страдавший видимо, одышкой, залепетал:
- Добрый господин, умоляю, простите нас, если мы по неразумению своему натворили что-то во вред Вам или Вашим подчиненным! Пожалейте моих дочерей и внуков – ведь мы и в помыслах не желали Вам ничего дурного.
Обе дочки заголосили так, что гвардейцы в дверях готовы были заткнуть уши – настолько пронзительным и визгливым показались им причитания женщин.
Старик между тем отдышался и завел свою песню по второму разу:
- Мы всегда думали и говорили о Вашем Высокопреосвященстве только хорошее, никогда ничего иного, клянусь Вам…Да спросите кого угодно в нашем квартале, все подтвердят, что Рабле – добрая семья, чтящая Господа и короля и…
- Поднимитесь с колен, прошу вас, - почти весело сказал кардинал. – И ничего не бойтесь.
Когда всхлипывавшие дочери с трудом встали с колен, а потом помогли встать и своему тучному отцу, кардинал прищурился и, обращаясь к толстяку, спросил:
- Скажите, милейший, мы виделись раньше?
- Что Вы, добрый господин, - пробормотал растерянный папаша, - мы с Вами никогда не встречались.
-А не помните ли вы одного бедного молодого студента, учившегося в Наваррском коллеже. - горько усмехнувшись продолжал свои расспросы Его Высокопреосвященство, - вечно голодного студента, у которого наставником был некий мсье Мюло, а камердинером стоящий рядом с вами мсье Дебурне?
- Да, господин, то есть, монсеньор, - простодушно ответил толстяк Рабле. – Как не помнить. Его звали, дай Бог памяти… Арман дю Плесси. Однажды тот студент взял да и съел все персики – они еще не дозрели – у нас в саду, это рядом с церковью Сен-Жан де-ла Трун…
- У вас прекрасная память, - улыбнулся кардинал. – Действительно, этого хрупкого студента звали Арман дю Плесси, и он перед вами… Да, это я, милейший, вместе с мсье Дебурне и даже отчасти мсье Мюло, съели ваши персики…
Толстяк оторопело смотрел на Его Высокопреосвященство. Дочери обескураженно молчали.
Насладившись этим молчанием, кардинал вздохнул и сказал:
- А теперь я хочу, мой добрый Рабле, заплатить за ваши плоды. Дебурне!
- Да, монсеньор, - поклонился камердинер.
- Вручите мсье Рабле сто пистолей, а его добрым дочерям по двести.
- Слушаюсь, монсеньор, - еще раз поклонился Дебурне, подошел к секретеру, ловко отпер известный ему ящичек и принялся пересчитывать монеты.
Когда деньги были переданы троице, кардинал едва заметно кивнул папаше Рабле и с присущей ему язвительностью спросил:
- Надеюсь, вы довольны мной мсье Рабле?
Старик попытался было плюхнуться на колени, однако Шавиньи и Дебурне предупредили его намерения. Отца с дочерями, на этот раз прослезившимися от неожиданного счастья, вытолкали из кабинета-спальни.
Вновь воцарилась тишина.
Поежившись, – стояла глубокая декабрьская ночь – Ришелье как-то мгновенно осунулся и помрачнел.
- Ну что ж, Шавиньи, а теперь можно побеседовать и с отцом Леоном… Да, и вызовете ко мне кардинала Мазарини.
Шавиньи мотнул лысой головой и, крадучись словно кошка, пошел за терпеливо ждавшим в приемной духовником Армана-Жана дю Плесси, кардинала де Ришелье.


Страница автора: www.stihija.ru/author/?ulpius

Подписка на новые произведения автора >>>

 
обсуждение произведения редактировать произведение (только для автора)
Оценка:
1
2
3
4
5
Ваше имя:
Ваш e-mail:
Мнение:
  Поместить в библиотеку с кодом
  Получать ответы на своё сообщение
  TEXT | HTML
Контрольный вопрос: сколько будет 8 плюс 0? 
 

 

Дизайн и программирование - aparus studio. Идея - negros.  


TopList EZHEdnevki