Окруженный желтыми стенами, клоун прыгал и бегал, пока не пришел еще один. Они были одеты в красные комбинезоны, и все различия между ними заканчивались на цвете круглого парика и размеров носа.
Стены не держали потолка, над клоунами было только сумеречное небо, звезды и желтеющая луна.
Клоун в синем парике упал на задницу с присущим ему задором и улыбаясь до ушей начал читать:
Часто сплю я.
Часто вижу сны.
Второй клоун с зеленым париком и фиолетовым носом встал на руки и продолжил читать:
- Взгляд во тьме, и мрак во свете,
Пусть приходят только дети.
- Пробегут по коже пальцы,
И уйдут в кровавом танце.
- Все кого боялся ты,
Восстают из глубины,
Они говорили это поочередно, строя с каждой строчкой новую гримасу.
- Если жить ты вдруг захочешь,
Убежать уже не сможешь.
- Я Прошу тебя – прейди,
Посмеемся от души.
- Плакать ты со мной не будешь,
Между ребер нож получишь.
- Растекаются мозги –
ну ты только посмотри!
- Наследил кровавым тапком,
Наигрался видно Малкольм.
9:00
- Твою мать! – Поднялся с кровати Тони. – Когда это все закончится?
9:21
- Сука, опять он не зазвонил. Надо сказать Малкольму, чтобы купил мне отдельный будильник. В который раз я опаздываю на работу из-за этого дерьма?
- Не злись, Тони, ты бы так или не иначе опоздал. - Не отлипая от зеркала сказала Эва.
- Что за херня?
- Тони, если б ты просыпался каждый раз после того как будильник прозвенел, то мы бы его заводили для тебя с таким рвением и усердием, что на заднице лопнули бы вены.
- Посмотрел бы я на это! – Злобно крикнул в дверной проем Тони. – И все же не забудь напомнить ему об этом сегодня. – Хлопнул он дверью и бросился трусцой к машине.
Эва, ебнутая подружка моего брата. Ненавижу эту суку. Разбил бы ей башку, но брат расстроится и не будет со мной долго разговаривать. Поэтому приходится терпеть.
Мой брат Малкольм. О нем можно написать книгу. Только я не писатель.
Он заводит себе ебнутых друзей, и еще более ебнутых подружек. И каждой из них я хотел снести, пробить, разломать череп. Можно сказать что и сам он ебнутый, но если он это услышит, то все равно не будет со мной разговаривать. Он со мной и так почти не разговаривает.
Поэтому – Малкольм ты самый ебнутый человек из всех, которых я знаю. Мудак.
Не то что бы он был плохим, просто он не такой как все, и с головой у него не все в порядке.
Когда я был совсем маленьким, этот дебил надевал трусы на голову и бегал в них по двору, и что вы думаете? Через неделю все придурки с нашей улицы бегали с трусами на голове под предводительством моего бравого братца.
Фрик.
- Здравствуйте мистер Франклин. – Мистер Франклин мой шеф. Он тоже ебнутый. Помешанный на работе, он приходит раньше всех и уходит позже всех. Он как нацист, скрывается за углом, и ждет когда ты повернешься к нему спиной, а потом так и норовит загнать тебе поглубже.
- Ты опять опоздал Тони.
- Я знаю мистер Франклин. – Какая денежная фамилия. А я знаю, что у вас волосы на яйцах встают, когда вы смотрите на мою задницу. – Брат не завел будильник, и я не проснулся во время.
- Скажите брату спасибо за то что вы не получите премию.
Мудило. Самый известный педераст в нашей фирме.
У него нет парня.
А у меня нет премии. Может у него критические дни?
Он соскучился по мужскому хую.
Высокое здание. Белые воротнички с красными дипломами. Иначе говоря – Банк.
Я работаю в банке. – Так говорит своим подругам моя мама.
Я действительно работаю в банке. Я, если так можно сказать, занимаюсь бумажной работой.
Я мусорщик. И по совместительству уборщик. Большинство не разделяет этих понятий.
Я тоже не разделял. Но мусорщику и уборщику в одном лице платят в два раза больше – вот вам и разделение. Мусорщик – выносит. Уборщик – убирает.
Все просто.
Главное не опаздывать, иначе кое-кто так и норовит тебе вставить поглубже.
- Привет, Тони! – Это Кэти. Она красивая. Но у нее муж. И любовник. Даже два любовника.
- Привет.
- Как дела? Тебя вроде повысили?
- Да теперь я буду еще и убираться.
- Будут больше платить.
- Ага. В два раза.
- Скоро станешь заведовать.
- Ага. А через годик потесню твоего начальника.
Она веселая. Таких не много. И это хорошо.
Я все сделал. Здесь настолько скучно, что остается только спать. Я научился спать везде и всегда. Я могу спать сутки на пролет, если меня не разбудить. Могу и двое.
Плохое только в снах, хорошее тоже там. Очень яркие сны. Как живые.
Они чередуются.
Сначала что-нибудь приятное. Потом отвратительное. Настолько отвратительное, что блевать хочется.
А я все равно хочу спать. Это лучше чем помирать со скуки.
Как в кино сходить, только есть возможность в этом поучаствовать. Сраный 3d мир.
Мне нравится в любом случае.
Я просыпаюсь, если становится не в моготу.
Хотя такое бывает редко.
Глаза медленно закрываются, а я постепенно перестаю ощущать конечности, потом мне становится очень тепло, и мысли начинают литься рекой, но этой рекой я управлять не в силах. Я уже не чувствую тела, и пустота внутри меня начала заполнятся.
Светлая желтая масса, через которую просачиваются чьи-то лица. Мальчишка лет шести, шарит рукой в воде пытаясь схватить чью-то руку. Однако безуспешно, вода ледяная, но он не останавливается. Уже полчаса.
Теперь я должен о нем заботится.
- А можно я пойду кататься?
- Нет.
- Почему?
- Тебе всего шесть лет.
Малыш умен, но не так, как я. Не повезло, значит, будет сидеть дома.
- Я тебя ненавижу.
- Это пройдет.
- Нет. – Говорит мальчик и закрывает за собой розовую дверь.
- Да. – Говорю я и беру со стола ножницы.
В его комнате очень светло, так светло, что мне приходится щуриться. Мне больно глаза. Ничего, ему будет больнее.
- Иди ко мне Брайан.
- Я здесь.
- Я ничего не вижу.
- Зачем тебе ножницы?
Увидишь.
- Будем стричь тебе ногти. Положи на стол руку.
- Мне что-то не хочется. – Брайан смотрит на свою руку с остриженными ногтями, и косится в мою сторону, будто я умалишенный.
- Я не псих, просто они все равно отрастут. А пальцы нет.
Ухватив его за руку, вытягиваю указательный палец и начинаю сжимать ножницы.
Малыш кричит. Очень громко. Свет становится еще ярче, а кровь течет, все быстрее и быстрее, согревая мои руки, в которых я сжимаю отрезанный палец. Черт, как жалобно он смотрит на меня. Мне грустно смотреть на него, мне больно также как и ему. Я понимаю, что я натворил.
- Теперь ты знаешь, что лучше меня слушаться. – Смотрю ему в глаза, а он боится их открыть.
- Да знаю.
Впервые увидев себя в зеркале, мне становится понятно, почему малыш не открывал глаза.
Грязная майка измазанная кровью и пропитанная потом обтягивает мой только начавший обвисать живот. Похоже, я сам себя стриг, волосы торчат неровными клочками, а зрачки перекрывают сетчатку. Очень некрасив.
Немножко мефедрина, чтобы взбодрится.
Его помнится, прописал мне мой психиатр. Мудень знал, что делал. Депрессии как след простыл, могу свернуть шею быку, и как он говорил - аппетит при этом не пропадет, мистер Флетчер. – Я мистер Флетчер.
Мефедрин лучше принимать внутривенно, но это не мой случай, к черту это дерьмо, можно подхватить заразу. Я его ем.
Иногда я съедаю слишком много, и засыпаю, довольно необычный эффект для амфетамина.
- Тони, пора домой, там и выспишься.
- Как скажете мистер Франклин.
Сраный урод.
Малкольм уже дома. И сейчас они с Эвой сношаются. Сука, наверное до сих пор так и не сказала ему. Ничего, я и твой будильник разъебу.
- Да Малкольм, да! – Кричала Эва из спальни.
- Вы поесть что-нибудь приготовили?
- Детка, не прыгай на мне как на сене. – Отвечал ей братец.
- Сколько меня можно мучить? Я задолбался жить в этом дерьме. Вы живете в моем доме, когда хотите перепихиваетесь, а я даже пожрать нормально не могу.
- Не останавливайся, нет, нет! – Продолжала кричать эта сука, не слыша меня.
- Да я и не собирался останавливаться. – Говорю я. – Я все вам выскажу.
Отлично, я успел к шоу Лари Кинга. У него даже повторы интересные.
- Что Лари Кинг уже идет? – Спросил меня Малкольм, выходя из спальни. Из моей спальни.
- Оденься. Ты заебал расхаживать по дому голым.
- Не горячись! Все будет в порядке. Просто я с Эвой невзначай решил развлечься, а тут ты, не буду же я напяливать твой халат, каждый раз, когда ты нам помешаешь.
- Ни плохо я Вам помешал, а? Особенно если учесть, что вы в моем доме!
- Не злись братец. – И молча, он ушел мыться.
Опять он меня не слушал.
Мудак.
В детстве я страдал бессонницей. Не правда ли странно, что сейчас я сплю большую часть своей жизни?
Ничего странного, если принимаешь Люминал, и совершенно ничего странного, если смешиваешь его с «Желтым жакетом» или как называет его мой фармацевт «Нембуталом», барбитураты, если их принимать много, дают возможность спать везде и всегда.
Вот я и принимаю.
Минусы есть. Ну а где их нет?
Иногда я засыпаю, когда ем.
Но ведь я всегда просыпаюсь!
Я живу моими снами, они также реальны как и мой ебнутый братец. Иногда я не знаю что настоящее сон или моя жизнь, но от этого только интересней.
Две розовых, одна желтая и вот он – другой мир.
Я простираюсь над небом, потому что я в самолете. Рядом со мной жена. Мы летим над полями Франции. Кукурузник старый и его трясет, это называется турбуленцией.
Если бы это был пассажирский самолет, то пилот сказал бы, что все будет в порядке.
Но это не пассажирский самолет. И в порядке ничего не будет. Пилот всегда знает правду.
Но редко ее говорит. Жене страшно, но она молчит, ей нельзя волноватся…
Толчок, с низу заставляет ее закричать. Я вцепился в рычаг до боли в пальцах, если мы упадем, нас даже не найдут.
Ветер мягко расталкивает зеленые листики на деревьях, смахивает росу с травы, а на высоте в две тысячи метров устраивает шоу «Кто первый умрет от разрыва сердца».
Я не люблю эту игру. У меня порок сердца.
Жена очень красива, у нее белые волосы, которые трепет ветер, это внутри то салона, и зеленые глаза. Она прекрасна. А сейчас она плачет. А еще она на седьмом месяце беременности.
Кажется я задремал.
Отличный сон.
Если принять три красных и одну желтую – можно не проснутся.
Если две красных и две желтых, можно спать двое суток, правда вся кровать будет уделана экскрементами.
Нужно быть уверенным в том, что сон этого стоит. А он этого стоит.
От такого стресса вероятность выкидыша превышает пятьдесят процентов. А если мое сердце сейчас остановится, то она не доживет даже до этого. У меня в кармане на груди всегда лежат таблетки.
Но не стоит сейчас отпускать рычаг управления.
Риск или риск.
За это я ненавижу выбор. Какое зло меньшее? Отпустить руль? Или не принять таблетки?
В глазах начинают поигрывать искры – недостаток кислорода. Без таблеток мне конец.
Вот тебе и сраный выбор. Особо умные любят говорить, что у человека он есть всегда.
Уроды.
Повторили бы вы эти слова во время званого ужина, когда живот твердит вам – диарея.
У вас все же есть выбор. Публично абосраться или пойти в уборную и продристатся как человек.
Ебнутые.
Так и что вы выбираете? Первое? Нет? Почему? В-в-в-торое?
Выбор, твою мать.
Левой рукой я держу руль. А правой пытаюсь просунуть металлическую пуговицу в дырку.
Свист начинает набирать громкость. Жена кричит ему в унисон. А самолет пританцовывает в ритм. Вот такой у нас джаз бэнд.
В следующий раз куплю куртку с карманами на липучках. Главное, чтобы следующий раз наступил.
Я все же открыл этот чертов карман, пузырек с таблетками я открываю зубами и опрокидываю голову ссыпая все содержимое в рот. Правая рука уже держит рычаг. Главное не проглотить всю горсть от страха, нужно только две. Если проглочу все, то засну и даже не почувствую приземления.
Я лечу на встречу рассвету. Искры становятся ярче и больше.
Блестит, блестит, блестит.
Похоже я проглотил всю горсть.
Пожалуйста! Я должен его посадить!!!
Если подняться до двух с половиной тысяч метров, все будет в порядке. Турбуленция присутствует только на низких слоях атмосферы. Но это кукурузник, а не истребитель.
Придется срочно опускаться. Внизу один лес, а у меня есть несколько минут.
Искры кончились. Зато мне уже очень тепло. Жена кричит еще громче.
Ждаз бэнд – выход на бис с удвоенной силой.
Мы входим в легкое пике. И я уже не боюсь. Но крутится какая-то мысль.
«Не забудь, что нужно поднять самолет на семистах метрах.» Я помню, но руки меня не совсем слушаются. В невнятном крике, я разбираю, что жена спрашивает все ли со мной впорядке.
- ..а в..е в п..о..р..ке
Видимо она поняла что не все в порядке и стала кричать в два раза громче.
1000
950
850
Тяни! Поднимай!
Мне так тепло. Земля все ближе, а мне все спокойней. Крик жены стал отрывистым и невнятным, по-видимому, у нее уже не осталось сил кричать.
Просто лень поднять руль. Просто лень смотреть.
Это не крик стал отрывистым, а я его постепенно перестаю слышать.
600
Как любит сказать мой братец «можно начинать плакать». Теперь самолет достиг такой скорости, что как не тяни руль все верхушки деревьев останутся на моем лобовом стекле, и пара веток внутри меня.
500
Красиво, очень красиво, если не обращать внимания на спятившую позади меня, то это просто великолепно, у меня сосет под ложечкой и в тоже время я созидателен как никогда. Справа светит солнце, слева я вижу голубое небо, а прямо по курсу зеленый лес. Последнее меня немного настораживает, но это пройдет.
200
Ветер не дает сомкнуть мне веки, а его вой заслоняет вопли жены, но откуда за двести метров до земли взялся запах говна?
Видимо она обделалась от страха. Ну а что, действительно страшно. Ха! 100 метров. Очень страшно!
В двойне Ха!!!
Девяносто метров.
А может это я обделался? А имеет ли это смысл за пятьдесят метров до столкновения?
Может быть это и я. Слишком расслабился, так сказать!
20
10
1
Дерьмо.
Последний вопль. Последний брызг крови. Последняя идиотская мысль.
Ноль.
***
На деле все превзошло мои самые наилучшие и наихудшие ожидания. Сон был великолепен! А был ли это сон, или простая галлюцинация? Есть ли разница?
Разница в том, что я по уши в своем же собственном дерьме.
Нембутал и люминал, гремучая смесь в равной пропорции. Весь в дерьме с наружи, зато полон чувств изнутри.
Эти уроды (Малкольм и Эва) ходили мимо меня и смотрели как я переваливаюсь с одной кучи на другую. Интересно, попкорна у них с собой не было? Интересно, а женушка действительно абосралась?
Будь здесь мистер Франклин, он бы не медлил поваляться со мной на пару.
Грустно. Очень грустно. Пованивает, но грустно не из-за этого. Я пока не знаю. Надо думать. И поесть.
Хлопья «капитан Америка». Какао «Несквик». Молоко «му-у-у».
Будь я идиот, сказал бы, что капитан Америка – это кролик Несквик, и когда ему хочется жрать, он просто говорит «Му-у-у».
Любопытно. Даже забавно.
Надо завязывать с люминалом.
Из-за этого гавнеца я могу заснуть за рулем машины, как тот мистер из самолета. А мне почему-то не хочется думать о дерьме за несколько минут до смерти.
Мне вообще не хочется думать о смерти, но после барбитуратов, не контролируешь свои мысли, отсюда и причудливые сны.
Пора на работу. Я не пришел туда вчера…или уже сегодня…
Не важно. Важно то, что у мистера Франклина появился еще один повод мне засадить, и ради премии я наверное не откажусь.
«М-у-у».
Я еду на работу. Важно не заснуть за рулем. Вдруг сны сбываются.
Снова пробка, долбанные нарки, сначала абдолбаются, а потом садятся за руль, врезаются в кого-нибудь, а я из-за них опаздываю на работу за порцией членовпихивания от начальника…с другой стороны, не такие нарки и плохие…
Бывает и хуже. Любимая фраза оптимиста.
Уроды.
Бывает и лучше. Любимая фраза банкира, брокера и жены.
- Почему ты вчера не пришел, Тони? – Не поднимая глаз, спрашивал меня мистер Франклин. – Почему сегодня ты опоздал на шесть часов? По идее, сейчас ты должен уходить с работы, а не приходить на нее.
- Но мы ведь можем закрыть на это глаза. - Втянув задницу, спросил я.
- Нет, Тони. Не можем. Сегодня я нанял нового уборщика.
- А мусорщика?
- И мусорщика тоже.
- Урод.
- Прости?
Мистер Франклин наконец-то удосужился поднять глаза. Как ни странно, но он не особенно удивился, увидев на моей правой руке оттопыривающийся средний палец.
- Ты уволен, Тони, прощай.
- Что новичок уже дал тебе засунуть своего червячка по глубже? А, ненасытный ковбой? – Как ни старался я себя сдержать,…а…никак и не старался,…но говорить у меня получалось с трудом. Через каждую гласную я разражался неимоверным хохотом. – Видимо хозяйство у него ничего…
- Охрана, пожалуйста.
Жалкий педераст.
В следующий раз устроюсь работать охранником. Оказывается в их обязанности входит избиение и унижение людей.
Не плохо, когда ты охранник.
Но я не охранник.
Жаль, что я не качался в молодости. И охранники меня бы не били, и девушки бы не обходили стороной.
Н-да. Дилемма. Люминал и Нембутал? Или велотренажер, гантели и костюм охранника?
Трудный, очень трудный выбор. Любимая фраза фармацевта.
Мой фармацевт – Джонни Уилсток. Отличный парень, он продает мне лекарства без рецепта, за двадцать процентов их стоимости сверху.
Секонал или либриум?
Вот трудный выбор.
Красный дьявол или бывалый солдат?
- Беру все. Мне на вынос, Джонни.
- Как скажете, господин Тони.
Отличный парень, побольше бы таких работало в медицине, и Нью-Йорк зажил бы совсем другой жизнью. От присущей ему суеты только бы и осталась память и пустые улицы.
Секонал знает каждый, кто сидит на барбитуратах. Красные таблеточки, которые любят называть «Красным дьяволом», «Красной птичкой» и просто «Румяной».
Не правда ли идиотское название?
Не более идиотское, чем мое имя. Чертов мафиози.
Что приятно, так это то что дозировка у него намного выше чем у остальных, а либриум просто закуска. Закуска, которая превращает спящую красавицу в Мэрлин Монро.
Плюс в том, что спать я буду не так долго, и мне не придется в течение часа отмываться от дерьма.
Может это еще один сон?
За это я люблю плюсы - меньше минусов.
Дерьмо наступает тогда, когда твоему внутреннему миру начинает противоречить мир окружающий.
Запиваю Секонал соком, кладу под язык либриум. Это не обязательно. Ходить в туалет тоже не обязательно, но бывает полезно.
Безмятежность. Легкость. Тепло.
Меня окружает Лондонский живописный лес. Ветер поигрывает с волосами пришедших на свадьбу гостей, развивает юбки и стаскивает шляпы с чопорных старушек.
Меня пригласили как друга семьи. Это значит, что я буду сидеть в первых рядах.
Я их ненавижу, а они считают меня своим другом. Вот такие мы англичане странные.
Серый жакет и зеленый пиджак. Со вкусом у меня явно проблемы, но другу семьи можно все.
Сначала тебя осматривают как шпиона, потом исподтишка косятся, а потом кто-нибудь скажет:
- А-а-а, это Майкл, друг семьи.
Старушки махнут рукой, сверкнув натянутой улыбкой. Их мужья мучающиеся в предсмертной агонии поднимут в воздухе стакан виски за твой идиотский костюм, и дико рассмеются. Но я пришел сюда не развлекать дом престарелых. Нет, это не мой конек.
Та кто выходит замуж, вот кто мне нужен.
Стоило бы не приходить вовсе, но слишком много вопросов это бы вызвало, может даже мы перестали бы общаться. Но теперь этим уродам не к чему придраться.
Что это за странное чувство, которое является вместе с ней. Она все освещает, согревает, и умиротворяет. И вот, я уже не хочу уходить.
- О, боже мой, это же Майкл! – Эмили улыбается, и медленно идет ко мне. Целует, обнимает, а я не сопротивляюсь. Может потому, что дурак, может просто потому, что больше нечего не остается.
Путь наименьшего сопротивления.
- Какой милый костюм. – Улыбается Эмили.
- Да, я хотел быть похож на ляприкона.
Смех, смех, смех.
Когда она смеется, даже не хочется вмазываться.
Но когда-нибудь ей придется остановиться.
А мне нет.
Процессия начинает свой ход, а я сама пассивность. Священник ждет новобрачных на отшибе скалы.
Какие скалы в Англии? О, они очень высокие. Священнику неймется побыстрей отделаться ото всех. Он чуть не заикается произнося текст.
- В-в-вы соглас-с-сны?
- Да. – Слышен мужской голос.
Боженька запрещает священнику мочится в лесу. А у него простатит, и боженька не спешит его вылечить. Вот такой он у нас мудрый.
Интересно в чем смысл мокрой мантии священника? Хорошо, что она достаточно толстая, иначе струя уже давно окатила бы невесту. Раскрасневшийся священник надеется что никто не заметил, и пытается говорить.
- А-а-а-а-а, Вы-ы-ы?
Эмили не может вымолвить ни слова. Черная и мокрая мантия чуть приподнялась от напора, а священник упал на колени. Его морщинистое лицо исказилось в гримасе боли и стыда.
Помолимся же боженьке за его рассудительность.
Он плачет, шепотом произнесла безмозглая обладательница карликовой собаки. Шепот громом разнесся над небом.
- Майкл! – Залилась слезами Эмили и побежала ко мне. Я бы описался от счастья, если б еще хоть раз, увидел такое же выражение на лице ее женишка. Конечно, я обнял ее. Еще и поцеловал. Она была похожа на ребенка обидевшего щенка. Я смотрел в глаза будущему мужу Эмили и целовал ее губы.
Вот священник уже молится. Он надеется проснуться, он просит Его изменить все.
Но я против. Я не хочу расставаться с ней. Я готов бросить зелье, ради нее, я даже не буду одевать этот костюм. Пусть я никогда не стану ляприконом, но зато я буду с ней.
- Он закончил молиться. И повторяет свой вопрос.
Ее губы шевелятся, будто ветер их толкает, ее глаза блестят, будто в них солнце.
Я шепчу ей – Нет.
Она плачет, а я повторяю – Нет.
- Да. Я согласна.
Легкий дождик бьет меня по лицу, и превращается в слезы.
- Нет – Шепчу я – Я против.
А Эмили уже повисла на его плечах. Готов спорить, что пришла его очередь ссаться от счастья.
Дракон меня сегодня заберет,
В мир счастья скоро унесет.
Туда где лес погибших душ,
Растет промеж телячьих тушь.
Так много чувств, и так мало слов.
Хочу вмазаться и умереть. Тихо, быстро, спокойно.
Они целуются.
Раз, два, три.
Миллион снежинок кружится в моей голове, и больше ничего, они безмятежны и мне хочется только одного. Умереть.
Не хочется долгих прощаний и похлопываний по плечу. Все не будет лучше, потому что уже не надо, всему свое время и оно уже прошло.
Четыре, пять, шесть.
Толпа радуется как ни в чем не бывало, будто так и должно быть, даже священник улыбается прячась за кафедрой.
Семь, восемь, девять.
Сегодня съест мои глаза,
Я распахну их после сна,
И не увижу никогда,
Рассвета теплого конца.
Десять. Они хлопают, осталось только запрыгать и забиться в истерике.
Чертовы Хиппи.
Рой снежинок вьется внутри меня и не собирается останавливаться, они никогда не растают, и я тоже.
Доза, доза, доза.
Я просыпаюсь в холодном поту. Зато не в дерьме.
День уже начался не плохо, я спал семнадцать часов. И что чертовски приятно, я чувствую то что меня мучило во сне. Не знаю почему, просто я приобрел то, чего мне не хочется испытать в жизни, но узнать было интересно.
Я любил ее во сне, и мне было больно. Мне и сейчас больно, мне будет больно до тех пор, пока я не забуду сон.
Я чувствую пустоту внутри себя, а это чувство ее заполняет.
Как солнце устает от неба, так и я устал от жизни. Может быть, уснуть навсегда это наилучший путь? Путь наименьшего сопротивления.
Засохшая кровь на руке, и следы от зубов. Это мои зубы, я кусал себя во сне. Вот насколько мне было больно. Рука не болит, это что-то рядом с животом, его вроде как нет, и оно вроде как есть.
Боль, боль, боль.
- Я тут подумал - говорю я Малкольму – может мне пойти работать фармацевтом?
- Да, иди работай фармацевтом. – Он даже не оторвался от телевизора. – Ты думаешь, что я даже не оторвался от телевизора, но я действительно рад слышать, что ты хочешь чем-то заняться.
Брат оторвался от экрана и посмотрел на мой правый носок.
- У тебя дырка.
- Нет, это у твоей подружки дырка, а я буду работать фармацевтом.
- Может быть ты и прав.
Идиот.
Вот я разговаривал с братом, а сейчас почему-то на меня смотрит человек с металлическим глазом.
- Это не металлический глаз, это окуляр.
- Я не знаю что такое окуляр.
- Это не важно, я доктор Фрайнсвингер. Важно сейчас то, что вы можете заснуть в любой момент.
- Боюсь, вы что-то… - Я закрываю глаза чтобы моргнуть.
Стены почему-то уже не желтые, а белые, и человека с железным глазом уже нет.
Интересно, а сколько фармацевту платят?
Если дружить со своим фармацевтом, то можно узнать рецепт изготовления ЛСД на дому.
Не люблю повторятся, но я дружу со своим фармацевтом.
Если семена «Morning glory» залить ста тридцатью миллилитрами эфира, просеять, посушить, два дня держать в древесном спирте, то оставшуюся желтую массу можно будет прировнять к чистейшему ЛСД. Если нет семян, можно использовать гавайскую древовидную розу. Но роза будет в два раза слабее.
В коридоре включен телевизор и идет какой-то глупый фильм в котором сношаются мертвецы.
Интересно, а после смерти член становится тверже?
У меня будет шанс узнать.
Брат и Эва меня часто навещают, ни то чтобы это приводило меня в восторг, но это лучше чем смотреть телевизор. В больнице меня посадили на морфин, это конечно не так здорово, но лучше чем посещение братца с его сумасшедшей подружкой.
Голова все время кружится и я все время голоден, человек с железным глазом говорит, что так и должно быть. Но я ему не верю, я что совсем уже идиот? Как я могу есть и чувствовать голод. Мне кажется что я сейчас сплю. Поэтому я и не чувствую еды. Все как-то не естественно.
Я все время только и думаю как бы мне проснутся, я уже себе всю жопу исщипал, но никак, результат равен нулю. Может быть нужны кардинальные меры?
Наверняка.
Как больно думать, когда ты не понимаешь, что ты чувствуешь. Как будто ешь гвозди со вкусом клубники.
Прострация, апатия, невроз. Человек с окуляром знает много непонятных слов. И когда подходит ко мне, начинает их перечислять, будто дразнит меня. Поганец.
Наверное, единственным способом узнать правду, является самоубийство. Ну а как еще я могу узнать сон это или нет? Либо я проснусь, либо нет. Вот тебе и ответ.
Но из больницы не так то уж и просто убежать. Все как в магазине, на твоей руке запаяна пластмассовая бирочка с магнитом, при переходе с этажа на этаж к охране начинают поступать сигналы о побеге. Конечно, все просто, надо ее просто снять и просто пройти через Джорджа – охранника. Но от меня прячут все металлические и острые предметы, кушаю я пластмассовой ложечкой, а зубами ее пожевать не получается.
Надо пройти на кухню.
Девять часов, свет уже потушили. А я иду и медленно попискиваю из-за неумолимого чувства голода. И как по зову, на мой писк откликнулся санитар выносящий утки из палаты, к которой я подходил.
Санитара звали Эрни, он не ожидал увидеть меня выходя из палаты отворачивая нос от умопомрачительной вони. Как только Эрни перестал щурится перед ним начал вырисовываться темный силуэт, мой силуэт, но от этого ему легче не стало. Перепугавшись, он вскрикнул и подбросил все находившееся у него в руках. Одна из уток стукнула меня по голове, а к ногам упал скальпель. Я понятия не имею, как он там оказался, но это совсем не важно.
Дерьмо, мы вместе с Эрни стоим по уши в дерьме. Что-то мне это напоминает.
Я схватил скальпель и бросился к двери. Джордж пристально на меня смотрит. Очень странный человек, кстати говоря.
- Я себя покалечу. – Говорю я и приставляю к венам скальпель.
- Кровь свернется, только шрамов зря наделаешь. – Говорит мне охранник Джордж.
- У меня белокровие, Эйнштейн! Уйди от двери!
Джордж, отошел от двери. И я на цыпочках протиснулся к лифту. Пол был мраморный и очень холодный – естественно обуви перед выходом я не одел, да мне ее никто и не возвращал.
На первом этаже я ожидал увидеть толпу охранников и докторов, но никого не было. Как будто все умерли. Я думал и вправду порезать вены, но белокровием к сожалению не страдаю, и мне придется искать более гуманный способ.
Уже на обязательно было держать скальпель рядом с рукой. Пока я шел, только и слышал эхо шарканья моих голых ступней по кафелю. Да, это трудно представить. Но если приложить усилия, то это намного легче чем убежать из больницы.
Беспрепятственно оказавшись на улице, я узрел картину моей кончины, все просто как …в общем, просто.
Машина, разгоняешься, врезаешься, умираешь.
Мне так хочется вмазаться, что скальпель трясется у меня в руке.
Мне так хочется есть, что не надолго я забываю о том, что мне нужно вмазаться.
Галлюцинации мне не новы. Но так неприятно слышать в голове плачь.
Доктор выходит из машины, а я падаю и начинаю симулировать припадок. Не закрыв дверцу машины, он бросается ко мне, чтобы подарить жизнь. А я втыкаю скальпель ему в горло трясущейся рукой, чтобы его жизнь отнять. Мне не нужна его жизнь, только машина. Просто так получилось.
Вот я еду по дороге, мимо меня проносятся, как это не банально, миллионы огней, и тысячи машин, так приятно давить на педаль до упора. Волосы развиваются в предвкушении развязки, зубы трясутся от холода, а веки перестают смыкаться.
Одна машина слева, другая справа. А на встречной полосе проще. Быстрее, если хотите.
Я просто поворачиваю руль влево. Сначала машинам удается уворачиваться, я слышу удаляющиеся крики, визг тормозов, но все так быстро, что огни размываются, будто на фотопленке.
До сих под я слышу плачь.
Машины тормозят передо мной, образовывая пробку. На спидометре130 километров, но больше мне из нее выжать ничего не удастся, теперь она меня выжмет.
Один удар. Одно разбитое лобовое стекло с торчащей головой наружу.
Одна жизнь.
Или лишь еще один сон.
Может быть, мне и было больно, но только когда я вновь распахнул глаза. Сердце билось как пропеллер. А живот урчал как паровоз.
- Да! Это был сон! – Радостно воскликнул я скидывая липкое одеяло. Но память медленно ко мне возвращалась и я узнал желтые шторы, закрывающие окна. Я узнал майку, пропитанную потом и кровью на моем теле.
И я узнал плачь доносящийся сверху.
- Брайан спустись ко мне на одну секундочку.
Плачь становится громче, и слышан легкий топот. Как будто зайчик идет на бойню.
- Я не хочу. – Плачет малыш.
- Конечно, нет. Но так много нам еще надо постричь…так много….
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Альфред~Уайт Подписка на новые произведения автора >>> |
