1.
Я проснулся и открыл глаза. Слава Богу, хоть на это сил хватило. Вчера думал, что не хватит... Ну ладно, проснулся и что? В смысле, надо что-то делать. Что? Начнем с осмысления моего окружения.
Меня окружает мой дом. Да. Мой дом, он же моя крепость, он же приют для многочисленных тараканов, мух, домовых и прочей нежити, включая меня. Вот.
В углу паутина, а в паутине паук. Откуда он пришел? Почему именно сюда? Сколько он здесь пробудет? Неизвестно. Я даже названия его не знаю. Вообще-то, для меня, существуют только два вида пауков. Первый - это просто пауки, второй — тарантулы. Тарантул — это единственный паук, которого я отличаю от других и при этом, знаю его название. В углу был не тарантул, а значит, это просто паук. Ну и ладно, что дальше?
На стене висит репродукция с картины С. Дали. Что она там делает? Висит. Это понятно, кто ее туда повесил? Я. Отлично, а зачем? Что бы, не забывать. О чем? Не помню. Здорово. Ладно, попробуем это дело осмыслить.
О чем может напоминать картина Сальвадора Дали человеку, то бишь мне? Картина называется, по моему, «постоянство памяти». Картина исполнена в духе сюрреализма, что вообще присуще такому художнику, как Дали. Главный образ картины - это сплавившиеся часы. Что может напоминать мне такая картина? Может быть то, что времени, по сути, нет? Что время - это продукт нашего измерения? Нет, навряд ли я для этого ее сюда вешал. Это я безо всяких Сальвадоров знаю и помню. А может быть она должна напоминать мне о том, что время может олицетворять что угодно, но только не такой нудный механизм, как часы? Нет, это тоже маловероятно. А вспомнил. Эту картину я повесил сюда для того, что бы не забывать заводить по утрам часы, купленные мною, месяц назад. Отлично, с картиной разобрались. Ну, а где сами часы? А часы я променял, неделю назад, на несколько книг эзотерического характера. Теперь эти книги лежали в одной из стопок, среди себе подобных. Ну, а на фига теперь картина на стене? Впрочем, пусть висит. Может быть, случайный гость, увидев ее на стене, задумается о необычайной душе хозяина сего дома. Хотя, с чего бы это вдруг? Разве то, что на стене висит картина С. Дали под названием «постоянство памяти», свидетельствует о необычайности, чьей бы то ни было, души? Интересно, а чтобы я сам подумал, если бы попал сюда в качестве гостя и увидел эту картину.
Вот, заводит меня хозяин в комнату, сажает, на скрипучую кровать я поднимаю глаза и вижу картину про время. Вернее про то, что время - ничто. Вот висит картина, а рядом в углу паутина, а в ней паук, которому названия, даже, нет. Тут, недалеко, еще шкаф какой-то дореволюционный стоит, а в нем тряпье всякое. Ну, мыслей по поводу увиденного может быть много, среди них вполне может быть мысль о необычайности души хозяина. А интересно, если бы картины не было, этой мысли тоже не было бы? Навряд ли. Так на кой, она мне здесь нужна? Ладно, один фиг, снимать я ее не буду, значит, и думать о ней не стоит. А о чем думать? О чем можно думать лежа на кровати и глядя на картину? А если смотреть не на картину, а скажем, на тапки? Да.
На полу стоят тапки. Старые, дырявые, но теплые. Я даже толком не помню, откуда они взялись. Впрочем, это не важно. Они теплые и они мне нравятся, больше о них ни чего не скажешь.
Я сделал над собой усилие и переместился из лежачего состояния, в сидячее. Так, ну хорошо, теперь я не лежу, а сижу, предо мной все та же картина, все тот же шкаф и тот же паук в углу. И у паука по прежнему нет названия. Нет, так не пойдет, надо ему, хотя бы, имя дать.
- Эй, паук, - позвал я. - Слышишь? Как тебя назвать?
Паук не слышал. А может быть слышал, но не захотел отвечать. Ну и ладно, не хочет отвечать и не надо. Я ему сам имя дам. Назову его... например... может Васька? Фу! Бр-р-р. Ужасное имя. Надо что-нибудь поинтересней. М-м-м-м. О! Я назову его Нарайан. Точно, его имя - Нарайан. Вот и на душе посветлело, а значит надо идти на кухню. Да, пожалуй, надо.
2.
Я встал, и слегка пошатываясь, поковылял на кухню. По пути, мне встретился таракан, но, почувствовав меня, смылся под кровать. Знает, кто в доме хозяин. Я дошел до кухни и чуть не упал от удивления. Я ожидал увидеть что угодно, но не это.
На кухне я мог обнаружить баррикаду из пивных бутылок или, к примеру, отряд коричневых тараканов. Там мог сидеть, кто-нибудь из друзей или подруг. В принципе, на кухне могло быть все что угодно, на то она и кухня. Я бы, наверно, даже не удивился, если бы войдя в кухню, наткнулся на мирно пьющего пиво, Усаму бен Ладена. Но то, что я увидел, было настолько нереальным, что просто не хотелось в это верить.
На кухне была абсолютная чистота. Пол был вымыт, причем, судя по блеску, неоднократно и с порошком. Глядя на стол, можно было сразу понять, мухи к нему уже не приклеятся. В раковине не было ни единой грязной посудины, более того, сама раковина так блестела, что можно было использовать ее вместо зеркала. Глянув на сушилку для чистой посуды, я удивился вторично, ибо, в ней было то, чего там не было никогда. В ней была чистая посуда. За всем этим блеском, я не заметил, что на столе лежала записка, следующего содержания:
Я тебя ненавижу, но на кухне убрала. После шести, дома.
Сам знаешь кто.
Да уж знаю, елки зеленые, еще бы не знать, этот почерк я узнаю из тысячи.
С ней я познакомился в декабре, того года, на какой-то бардовской тусовке и через месяц после этого, она стала называться моей девушкой. Меня это название всегда смущало, неужели из-за того, что мы с ней стали ближе, она теперь является моей. Впрочем, если ей нравится быть моей, пусть будет, я ни чего против не имею. Но вследствие этого, я вдруг оказался ее парнем. Меня это, конечно, не устраивало, с какой стати, я буду чьим-то парнем, но когда я заявил это ей, получился жуткий скандал, который чуть не привел к разрыву близости.
И вот теперь она пишет, что ненавидит меня. За что? Не знаю. А может быть знаю, но не помню. Ну, хорошо, она меня ненавидит, а какого тогда на кухне убирала? Может, думала, что я умру от шока, увидев чистую кухню? Ну, уж нет, видывали мы и похлеще, чем вымытая кухня. Может, она сначала убрала кухню, а потом уже меня возненавидела? Нет, тогда хронология письма, была бы другая. А может быть, мытье кухни было актом протеста, против моего образа жизни? О, это уже более реально.
Она копила в себе неприятие моего способа существования и вчера эта чаша переполнилась. Тут-то она и поняла, что все время, оказывается, ненавидела меня. Тогда она вооружилась тряпкой и иже с ней, и устроила на кухне маленькую автономию «правильного» образа жизни. Вот. Все сходится, кроме одного, зачем она написала, что будет дома после шести? Может, еще чего-нибудь удумала?
Я открыл холодильник и с радостью обнаружил в нем бутылку «Балтики». Жизнь продолжается - решил я, откупоривая пиво. Через пару минут, пустая бутылка полетела в ведро, а я погрузился в самосозерцание. Через полчаса я понял, что для ощущения полноты жизни,
сидения на кухне, пускай и чистой, недостаточно. Не зная, что предпринять, я решил вернуться в комнату.
3.
В комнате все по-прежнему. На стене висит картина, немного поодаль стоит шкаф, паук -Нарайан пытается запеленать пойманную в паутину муху, у кровати стоят старые, но теплые тапки. Неожиданно, я почувствовал острый позыв, проверить содержимое моих карманов. Штаны я обнаружил в шкафу, что впрочем, и понятно, где же им еще быть, если они не на мне. В карманах штанов были небольшие, хотя и не слишком маленькие, деньги, сигареты (я тут же вспомнил, что хочу курить), зажигалка и какой-то бумажный сверток. Все, кроме денег, я достал и положил на столик, с которого взял пепельницу. Закурив, я пустил дым в паука - Нарайана. Судя по всему, ему это не понравилось, так как он бросил свою муху и убежал на край паутины. Я усмехнулся и раскрыл бумажный сверток, вынутый из штанов. В нем была зеленая, высушенная трава. В принципе, конечно, это мог быть мелколистовой зеленый чай или скажем, сушеная зелень для супа, но моя интуиция подсказывала мне, что в пакете находится анаша. Я со своей интуицией согласился и отправил пакет в карман. В следующий момент раздался стук в дверь. Кто бы это мог быть - подумал я и пошел открывать. На пороге стоял ни кто иной, как мой сосед, дядя Витя.
4.
- Здорово - сказал дядя Витя.
- Здоров, заходи.
Я провел его в комнату и усадил на стул, а сам сел на свою скрипучую кровать.
- Ну что, рассказывай.
- А чё рассказывать, ты тут сидишь, сопли жуешь, а на улице праздник. Давай, тащи стаканы.
С этими словами он вытащил из-за пазухи, бутылку паленой водки. Я пошел за стаканами и закуской. Стаканы были на сушилке, а на закуску, после некоторого раздумья, я взял хлеб и сало.
- Во отлично - сказал дядя Витя, когда сало и хлеб были порезаны и аккуратно уложены на
тарелочку. - Держи.
Он протянул мне стакан, наполовину заполненный водкой.
Еще бы полный налил - подумал я, но вслух ни чего не сказал. Вообще-то дядя Витя, нормальный мужик, пожалуй, единственный из соседей, к которому я уважительно отношусь. Одним лишь его, на мой взгляд, недостатком, была чрезмерная простота - следствие необразованности, но по сравнению с его достоинствами, этот недостаток можно не заметить.
- А что празднуем-то, дядь Вить? - спросил я, принимая стакан.
- Ты чё, не знаешь?! Ну, ты блин, даешь! Ты ваще русский или не русский?
- Ну, русский...
- Ну, русский - передразнил дядя Витя. - Сегодня ж Троица, христианский праздник.
- М-м-м-м... - промычал я. Слово «Троица» у меня, почему-то, ассоциировалось с тройкой каких-то чахлых коней, везущих карету, украшенную золотом.
- Ну, - дядя Витя подтянулся. - Как говорится, за праздник.
Мы чокнулись, и я залпом выпил все полстакана, схватил кусок хлеба и принялся энергично его поедать.
- Хорошо. - Сказал дядя Витя, откинувшись на спинку стула. - О, а это чё за херня?
- Где? А, это картина.
- Какая это картина? Какая же это картина, я тебя спрашиваю? Лес, речка, горы или портрет какой-нибудь, это я понимаю, картина. А это что? Часы какие-то... Херня это собачья, а не картина! Вот что она означает?
- А что ты в ней увидишь, то и означает.
- Во-во - проворчал он - что увидишь, что не увидишь... Как она, хоть, называется?
- «Постоянство памяти».
- Хм – усмехнулся дядя Витя и принялся изучать картину, сверяя, по-видимому, изображение с названием.
- Давай еще по одной - сказал он, немного погодя.
- Наливай - ответил я, пододвигая стакан и заранее беря хлеб. - За что пить будем?
- Ну, как говорится, за нас с вами и за хуй с ними.
- Давай.
Выпив, мы замолчали, думая каждый о своем. Голова от водки шла кругом, мысли путались, но по телу разливалась такая энергия, что казалось с ней можно свернуть гору. Я представил, что было бы, если бы эта энергия сохранялась в трезвом состоянии. А разве ее при трезвом состоянии нет? Есть, но где-то внутри. А почему она, тогда, по пьяне на поверхность вылезает? Наверное, потому что ум, на время, отключается. Точно. А может это и не энергия вовсе? В смысле, энергия всегда есть, но когда выпьешь, ее в свои руки берет другое «Я», а не я сам. И это другое «Я», что хочет, то и творит. Сто пудов, ведь когда протрезвеешь, ни фига почти не помнишь. Правильно, как же я могу помнить то, чего сам не делал? Во, блин, как понесло. Я захотел рассказать о своих мыслях дяде Вите, но, посмотрев на него, передумал. Он сидел на стуле, смотрел на картину и едва заметно шевелил губами.
- Слушай, а как, ты говоришь, художника этого звали? - произнес, неожиданно дядя Витя.
- Сальвадор Дали - ответил я.
- Знаешь, чё я думаю? Он на этой картине нарисовал то, что будет здесь, после Страшного Суда.
- Почему ты так думаешь?
- Ну, смотри, в Библии написано, что когда Страшный Суд начнется, Бог придет и всех своих на небо заберет, в рай. А на земле ад будет. Так вот, в раю жизнь вечная, там времени у них нет. А в аду огонь, боль, скрежет зубовный и тоже времени нет, вечная боль будет здесь. Вот он и нарисовал людей, как часы, чтоб понятней было. Видишь, часы оплавленные, но не сгоревшие. Это значит, что человек в аду плавиться будет, но не сгорит, потому что времени нет. А раз времени нет, значит он вечно будет плавиться, прикинь. Да-а-а, башковитый мужик, этот твой Себастьян.
- Не Себастьян, а Сальвадор - сказал я, слегка ошарашенный дяди Витиной речью.
- А, - он махнул рукой. - Один хрен, всем нам в аду гореть.
Он разлил остатки водки по стаканам, а бутылку поставил, зачем-то, под стол.
- Слушай - сказал он, после того как выпил - а у тебя еще одной нету?
- Кого, водки?
- Да нет, картины. Я бы себе у кровати повесил, чтобы всегда напоминала мне о Божьем Суде.
Я секунду осмыслял сказанное, а, осмыслив, расхохотался так, что аж слезы потекли.
- Не, другой нету, - сказал я, сквозь смех , но я тебе эту подарю, она мне, в принципе, не
нужна.
- Ну, спасибо... А ты чё ржешь-то, как конь?
- Да так... Она мне тоже должна была кое о чем напоминать, только теперь этого уже нету, так что и картина ни к чему.
- Ладно, пойду я - сказал дядя Витя, снимая картину. - Мне еще с женой разборки. Спасибо за картину. Давай.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел, а я, само собой, остался.
5.
Я сел. Потом лег, закрыл глаза и попытался уснуть. Не тут то было. То ли из-за того, что был, примерно, полдень, то ли из-за выпитой водки, то ли из-за жары, а скорее из-за всего вместе, уснуть не получалось. Только я закрывал глаза, как тут же создавалось ощущение свободного падения кувырком и без парашюта. После нескольких безуспешных попыток уснуть, я отчаялся и снова сел. Потом встал и попробовал постоять на одной ноге. Простоял пару секунд, и чуть не упав, сел. Потом снова встал и нетвердой поступью пошел в ванну. Там я провел, где-то полчаса, обливаясь, то совсем холодным, то слишком горячим душем. После этих водных процедур, я почувствовал себя намного лучше, и главное захотел спать. Я добрел до кровати, лег, и моментально уснул.
Не знаю, сколько я проспал, но, судя по тому, что стояла все та же жара и лучи солнца не отливали оранжевым, не долго. Я взглянул на стену. Картины там, само собой, не было, зато паук
- Нарайан был все «там же и, по всей видимости, спал. Я не стал его будить, а вместо этого пошел в ванну. Я умылся, побрился, причесался и даже почистил зубы. Теперь не стыдно и людям показаться - подумал я. Хотя каким, интересно, людям? Ни к кому идти не хотелось, а хотелось посидеть одному, в тени какого-нибудь дерева, с банкой какого-нибудь пива. Я оделся, еще раз причесался и пошел.
6.
Ну и куда я иду - думал я, идя по пыльному тротуару и обливаясь потом. В таких случаях, когда не знаешь куда идти, лучшее что можно сделать, это отдаться на волю ног и судьбы. Что я и сделал. После двадцати минут блукания, у меня в руках оказалось две банки пива, а сам я оказался у входа в парк.
7.
Искать свободное место в парке можно когда угодно, но не днем и не в конце мая. Этот вывод я сделал, обойдя большую часть парка и не найдя ни одной свободной лавочки. Половина из них, была занята разнообразными бабуленциями и дедуленциями, другую же половину занимала «прогрессивная» молодежь, вечно недоумевающая по поводу того, что у меня волосы длинные, хотя должны быть короткими, что в ухе у меня серьга, хотя ее там, у «нормального пацана», быть не должно. Совсем, было, отчаявшись посидеть в тени, я вдруг вспомнил об одной, Богом забытой, дорожке на окраине парка и о лавочке, стоящей вдоль этой самой дорожке. Естественно, я направился туда.
С горем пополам я нашел дорожку, скрытую всевозможными зарослями и пошел по ней. Конечный результат моих поисков, оказался не много не таким, каким я его себе представлял. Было дерево, была, само собой, от этого дерева тень, была лавочка, стоящая в этой тени, но на лавочке сидела некая особа, отрешенно глядящая в никуда. Идти назад, после долгих скитаний, не хотелось, поэтому я подошел к лавочке и сказал отрешенной девушке:
- Привет.
- Привет - ответила она, с легким недоумением в голосе. - - Не занято? Нет, садись.
Я сел. О, какое наслаждение, после стольких скитаний, сесть на лавочку стоящую, к слову сказать, в тени дерева.
- Что скучно? - спросил я у таинственной незнакомки.
- Да - ответила она, искоса поглядывая на мня.
- Это бывает. Может пива? - спросил я, протягивая ей, не начатую банку. Она, с явным сомнением посмотрела на меня.
-Ну... В принципе можно...
Через полчаса я узнал ее имя, узнал, где она учится, узнал, что все вокруг, оказывается, полные идиоты, включая всех ее многочисленных друзей и подруг, а так же бывшего парня. Помимо этого, я узнал столько всякой информации, что если бы был не собой, а скажем, каким-нибудь компьютером, то уже давно бы завис.
- Ну, а в парк зачем пришла, от общества идиотов избавиться или просто помедитировать?
- Да нет, - улыбнулась она, - просто дома сидела и скучно стало, вышла и ноги сами сюда принесли. А ты зачем?
- Со мной та же история. Почти.
В таком, примерно, духе мы с ней прообщались до тех пор, пока не начало сереть. Она взглянула на часы.
- Что домой пора?
- Да нет, просто... Слушай, а пошли ко мне?
- А что мы у тебя будем делать? - спросил я. - С папой и мамой знакомиться?
- Папы с мамой нет, они к родственникам уехали, будут послезавтра. Ну, так что, идем?
- Идти или не идти - думал я. Если не идти к ней, то куда? Все уже надоели... Хотя можно и здесь остаться, наедине, так сказать, с природой. Я хотел, было, отказаться, но, взглянув на нее, почему-то передумал.
- Пойдем, - сказал я. - Только пива по пути возьмем.
- O.K.
8.
Идти до ее дома, оказалось не так уж долго, а рядом с ним оказался продуктовый магазин, в котором был неплохой выбор пива.
- Какое пьешь? - спросил я у нее.
- Да в принципе любое. На твой вкус.
- Понятно, а сколько возьмем?
- Сколько хочешь, хоть десять, - не совсем понятно ответила она
- Ну - думаю - напросилась девушка, теперь пусть пеняет на себя.
- Дайте десять бутылок «Балтики» девятки, - обратился я к продавщице, - и пакет.
У моей новоиспеченной подруги, глаза на лоб полезли, но я уже расплатился и взял кулек с пивом.
- Зачем столько? - спросила она, когда мы вышли из магазина.
- Как зачем, ты же сама сказала - хоть десять
- Ну, я же не в этом смысле.
- Какая теперь разница, назад я его, все равно не понесу.
- Мы же столько не выпьем.
- Ну, не выпьем, значит пойдем соседей угощать, с праздником поздравлять.
- С каким еще праздником?
- Как это, с каким? Ты что не знаешь?! Да-а-а-а... Ты вообще русская девчонка или из Африки эмигрировала? Сегодня же Троица. Троица?
- Ну да, Троица, христианский праздник.
Она жила на восьмом этаже, а лифт, как это обычно бывает в российских домах, не работал и поэтому, нам пришлось подниматься пешком. Добредя до ее квартиры, я чувствовал себя спринтером и охотничьей собакой одновременно.
- Заходи - сказала она, открыв дверь.
Я зашел, поставил кулек с пивом на полку для обуви и стал осматриваться. Квартира, как квартира - сделал я вывод.
- Разувайся, проходи - сказала она по хозяйски.
- Куда проходить-то?
- На кухню - она провела меня и посадила на стул. - Я сейчас, переоденусь.
Через две - три минуты она вернулась. Теперь на ней была надета, какая-то накидка, из неизвестного мне материала.
- Ну что, все? - спросил я. Да - ответила она, улыбнувшись.
- Давай открывалку и пиво.
Она принесла из прихожей пакет с пивом, а из кухонного шкафа достала консервный нож. Я выложил бутылки из кулька на стол и две из них открыл.
- Сейчас, подожди, я достану бокалы.
- Ага, бокалы это хорошо, только я про них все время забываю.
Она достала бокалы, я налил пиво, стараясь делать минимальным количество пены, относительно количеству пива.
- Ну - сказал я, поднимая бокал (то же сделала и она). - Давай выпьем, за наше, с тобой, знакомство и за логическое его развитие.
- После того, как я произнес этот бредовый тост, мы чокнулись, и одновременно со звоном бокалов, раздался звонок в дверь. Она поставила бокал на стол и побежала открывать. Открыла и тут же вышла за дверь. Я прислушался. До меня доносились поочередно, то ее голос, то голос, ни то пацана, ни то мужика.
- Все, я сказала! - донеслось из-за двери, в следующий момент, раздался звук захлопываемой двери и она вошла на кухню.
- Ну, что там?
- Да, это мой бывший приходил. Извинялся, придурок.
- Ну, нельзя же так, о своем бывшем парне, что он тебе плохого сделал? Лучше бы сюда его пригласила, посидели бы в тесной компании, пива попили, а потом спели бы чего-нибудь. Красота.
- С кем, с ним? Да он же идиот, придурок!... - она захлебнулась в собственных эмоциях. Я засмеялся и сказал:
- Ну что, продолжим или как?
- Угу, давай - сказала она и мы снова чокнулись бокалами.
9.
Прошло, примерно, полтора часа. Четыре пустые бутылки от пива, лежали в мусорном ведре, пять не распечатанных лежали в холодильнике, одна полупустая стояла на столе. Голова шла кругом, но в то же время, было ощущение, что чего-то не хватает. Но чего? О, вспомнил. Я полез в карман и достал пакетик с анашей. Папирос, разумеется, не было, поэтому пришлось импровизировать с сигаретой и спичечным коробком.
- Ну что? - спросил я у нее, когда все приготовления были окончены. - Дунем?
- Даже не знаю - она поглядела с опаской. - После пива нормально?
- Нормально - ответил я закуривая. Минут десять мы сидели молча, потом она сказала:
- Я боюсь.
- Кого? Или чего?
- Не знаю.
- Дай руку.
Она протянула руку. Я взял ее ладонь в свои и без всяких предисловий, начал рассказывать одну суфийскую сказку, прочитанную мной в одном сборнике Идрис Шаха. Когда я дошел до середины, она пересела ко мне на колени и уперлась в плечо головой. А я все рассказывал и рассказывал, причем мне было абсолютно все равно, слушает она меня или нет. Впрочем, я думаю, что она слушала.
Когда я закончил, она прерывисто вздохнула и неожиданно зарыдала. Я ей не мешал, только изредка поглаживая по волосам, судя по всему, крашеным.
- Наверное, я дура, ненормальная? - сказала она пьяным голосом.
- Наверное - сказал я и улыбнулся.
Она не сильно, двинула меня по ребру и заговорила:
- Я ведь не всегда такая. Просто меня все уже достали, понимаешь? Все вокруг придурки и я
с ними такой же становлюсь. А тут другой человек встречается, не такой как все и...
- И что?
- Ну ... - она подняла голову. - Не знаю, как сказать...
- А может и говорить ни чего не надо? - сказал я и поцеловал ее сначала в лоб, потом в губы. Отвечая на поцелуй, она обняла меня с такой силой, словно хотела выдавить из меня все выпитое пиво. Потом мы перебрались в ее комнату и все пошло по вполне стандартному сценарию.
10.
Через час или около того, я лежал на спине, глядел в потолок и старательно боролся с наплывающим сном. Она лежала рядом, прижимаясь губами к моему плечу. Я краем глаза глянул на часы, висевшие на стене - двенадцать с небольшим.
- Я пойду - сказал я и стал одеваться.
- Может останешься? - спросила она, с надеждой в голосе.
- Неа. Меня мама дома ждет - нагло соврал я.
- А-а-а-а... понятно. Слушай, а у тебя девчонка есть?
Я не ответил. Просто улыбнулся и сказал:
-Мне пора.
Пока я обувался, она принесла пиво в кульке.
- Ну и куда я его дену? - спросил я.
- А я куда?
- Ладно, давай его сюда. Ну все, счастливо.
- Угу, пока. Будет время, заходи. Я после занятий, обычно, дома.
- О. К. Заодно на папиков твоих посмотрю.
11.
Я шел по ночной, затихшей улице и на душе у меня было на редкость гадко. Какого хрена я к ней вообще поперся - ругал я себя. Я был уже почти трезвый и шел, конечно, не домой, а к своей девушке. Бутылки с пивом весело позвякивали. Вот уже и до боли знакомый дом. В окне темно, что, впрочем, неудивительно. Через минуту я позвонил в дверь и прислушался. Сначала ни чего не было слышно, но вскоре раздалось, шлепанье босых ног по полу и сонный голос спросил:
- Кто?
- Конь, блин, в макинтоше. Открывай давай.
Заскрежетал замок, дверь открылась и на пороге возникла она.
- Заходи - сказала она злым голосом.
Я зашел, разулся и прямиком направился на кухню. Там я открыл пиво, сел на стул и принялся барабанить пальцами по столу. В дверном проеме выросла моя любовь и стала сверлить меня глазами.
- Ну что ты на меня так смотришь. Сядь хотя бы.
- Ты где был?! - спросила она, садясь напротив.
- Пиво пил.
- Оно и видно. Я тебя обыскалась, домой к тебе ходила, по друзьям, а тебя нет. И тут на тебе,
явился заполночь.
- Ты же написала, что будешь после шести, вот я и пришел. А что?
- После шести, это не значит, что после двенадцати.
- Значит, надо было писать, до скольки. Кстати, что это за ненависть в записке и нафига ты на кухне убирала? Объяснитесь девушка.
- Ты что, ни чего не помнишь?
- Нет, а что было?
- Сдохну я с тобой... В общем, иду я домой, с работы, по лестнице поднимаюсь, смотрю, а ты на пороге сидишь, в позе лотоса. Я спрашиваю «Ты что здесь сидишь?», а ты говоришь... сейчас... а вот, ты говоришь «У тебя в жилище засилье демонов» - не знаю, что это такое. Ты мне домой, даже, зайти не дал, а сразу к себе потащил.
- И что? - спросил я, обхватывая голову руками.
- Притащил ты меня к себе, посадил и сказал, что нам вместе, надо очищать энергоинформационное пространство земли, от каких-то, там, паразитов. Я сказала, что у тебя уже башня съехала, а ты тогда, что если я не собираюсь тебе помогать, то должна сделать чистой, хотя бы, кухню. Ты снова в позу лотоса сел, а я пошла, кухню твою чистить. Часа два провозилась, захожу в комнату, а ты уже спишь. Ну, я записку написала и ушла.
- Да-а-а... - протянул я и сделал несколько больших глотков пива.
- Я так перепугалась - сказала она, неожиданно жалобным голосом. - Думала, у тебя совсем
уже крыша поехала. Что с тобой было?
- Это был один из голосов моего «Я».
- Что?
- Понимаешь, в нас сидят сотни всяких сущностей и они, как бы, принадлежат нашему «Я».
- И эти сущности, рвутся на поверхность. Вот и получается, что «Я» говорит разными
голосами, мыслит по-разному, чувствует по-разному. Так сказать, «Я» - многоголосое.
- Опять, бред какой-то.
- Почему бред?
- Потому что бред и не спорь. И когда же ты нормальным человеком станешь?
- Знаешь, когда я, вдруг, почувствую, что становлюсь нормальным человеком, сразу себе
пулю в лоб пущу или что-нибудь типа того.
- Уф-ф... пулю он пустит. Ну почему ты такой?
- Какой?
- Такой, какой ты есть.
- А почему ты такая, какая ты есть? Когда на этот вопрос ответишь, тогда поймешь, почему я такой.
- Так где же ты, все-таки, был? Вместо ответа, я запел:
Зачем тебе знать, когда он уйдет.
Зачем тебе знать, о чем он поет.
Зачем тебе знать, то чего не знает он
сам.
Зачем тебе знать, кого он любил.
Зачем тебе знать, о чем он просил.
Зачем тебе знать, то о чем он молчит.
Она вздохнула.
Поплачь о нем, пока он живой. Люби его, таким, какой он есть.
Она закинула ногу за ногу и стала на меня смотреть.
На датском рисунке домик с трубой,
Фидель Михаилу машет рукой,
Мы не как не можем привыкнуть жить
без войны
В космос совместно — валютный полет,
Ночью толпа, крестный ход.
Она уже видит себя в роли вдовы.
Она забарабанила пальцами, в такт моему пению.
Поплачь о нем, пока он живой. Люби его, таким, какой, он есть.
Она улыбнулась.
У тебя к нему есть, несколько слов,
У тебя к нему, даже, наверно, любовь.
Ты ждешь момента, чтоб отдать ему все.
Холодный мрамор, твои цветы,
Все опускается вниз и в горле комок,
Эти морщины так портят твое лицо.
Она заерзала на стуле.
Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его, таким, какой он есть.
Она взяла бутылку пива, открыла и немного отпила.
Тихое утро, над городом смог.
Майская зелень, энцефалит.
Там хорошо, где нас с тобой нет.
Канистра с пивом, причем здесь вода.
Искусственный пилот, причем здесь народ.
Сегодня умрешь, завтра скажут - поэт.
Она взяла свой стул, поставила рядом со мной, села и принялась гладить меня по голове, против шерсти.
Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его, таким, какой он есть.
Последний припев, мы пропели вместе.
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Metatrip Подписка на новые произведения автора >>> |
