Я проснулся утром, от странного весёлого речитатива, доносившегося с улицы:
Ура! Получка!!! Кемел, винстон,
Бульон горячий из пиал,
Шашлык бараний и искристый
Вина французского бокал.
«Нет, я не в России», – спросонья, но трезво рассуждал я, скептически прислушиваясь к потуоконностороннему миру – не будет ли повторения нелепого восклицания, ни как несвязанного с реальностью запада. Что ж, подтверждение на лицо; галлюцинация.
Успокоившись, я посмотрел на чёрные ручные часы лежащие на полу (сделано в Германии), циферблат был слеп. На вскрытии обнаружилось, что батарейка умерла от химической недостаточности. Думаю, что сообщать японцам об этом не следует – расстроятся. «Да, – представил я, – как немецкий петушок переживал, что не пропел мне свою арийскую песню вовремя». Интересно, а что говорят батарейки на своем предсмертном одре? В случае со стрелочными часами, ответ банален и прост – последнее время. А что же в остальных случаях? Нет, не надо мне говорить, что они делают под себя – это широко известно... Ну, ладно, это слишком глобальный вопрос. Пойду-ка я лучше, умоюсь и свяжусь с внешним миром...
Холодной воды не было, удивлялся я и отсутствию горячей... Я открыл холодильник, он порядком подтаял, сгрёб куски слегка заснеженного льда в глубокую тарелку и стал ждать, когда растают эти айсберги. При этом задумчиво потирал свое лицо одним из этих холодных ему собратьев. Этот маленький морозный змеёныш: шипел, ругался и обливался горючими слезами. Я сердито посмотрел ему в лицо и отрезал: «Волчий закон, приятель! Кто сильный тот и правит! Понял...?» Льдёныш отчаянно сопротивлялся; морозил мне пальцы как мог. Мне почему-то стало жаль его...
Подойдя к рабочему столу, я налил бокал французского вина, и выпил за все прелести привлекательной, на фотографии, принцессы стоящей у пышной зеленовато-голубой ёлки. С принцессой я познакомился не так давно, но уже успел пару раз обидеться на неё и пару раз обидеть её. Но, дело прошлое. Я человек добрый и мягкий, а она – понимающий.
Как ни странно электричества тоже не оказалось на месте, и сколько я не пытался оживить связное чудо, оно оставалось бездушным. Тогда я решил использовать автономное питание. Нажав заветную кнопку на связной машинке, жидкие кристаллы экрана получили живительную инъекцию. Что-то в этот раз кристаллы очень долго ковырялись: загружали, разгружали, перегружали всякого рода картинки, в конце концов, сообщили, что какая-то ошибка в системе и что очень сильно извиняются.
Мое вниманье привлекла дата, которая поразила меня по самую не хочухину страну: 13 февраля 2017 года.
«Привет, приплыли!», – озадачился я. – Как же так? На дворе должен быть 2001-й. Что ты несёшь? – крикнул я на Лэптоп, выйдя из себя.
– Позвольте, компьютер никогда не ошибается, – ответил Лэптоп с завидной корректностью.
Я машинально посмотрел в зеркало: «нет, спать ложился таким же», – удовлетворился я, изображением.
Тогда я выглянул в окно и остолбенел...
Ничего подобного я не ожидал увидеть в своей жизни.
Это была катастрофа.
Все стихотворные дома развалены до основания, тротуары и дороги завалены буквами, ямбами, а то и целыми блоками четверостиший. Многие из стихдомов горели и извергали клубы чёрного дыма. Местами торчала арматура; целые предложения, как будто просили помощи у неба.
Повсюду валялись искорёженные рамы ввода имени, паролей, e-mailov, улыбающиеся значки обсуждения произведений и прочее.
Покосились заборы рецензий. Скелеты стихотворных небоскрёбов накренились из-за выпавших букв от стихотрясения или какой-то другой беды. И там, далеко-далеко, виднелись врата – Стихия – с цветами побежалости, вспученная и обугленная с виляющим сиреневым дымком.
Разрушениям не было видно конца. Гибель Стихии – звучит знакомо. Легче было бы проснуться от страшного сна, чем наблюдать такую истерзанность.
«Да! – помрачнел я, окидывая взглядом великие разрушения. – Как же это могло произойти, чёрт возьми? Ну, вчера приходил Серёжка, мы поиграли с девчонками немножко – просто выпили пару бутылок водки, но чтоб такое натворить. Нееее. Это можно было бы сделать только ядерной бомбой. Неужели кто-то не просто сказал: «а пошли вы все на...», но и не побоялся воплотить свои помыслы в жизнь».
Выйдя из своего стихдома «К Анаис», я закрыл вход паролем, и стал с подозрением и опаской вглядываться в разрушенную долину Общий конкурс стихов (ОКС). Здесь я прописан вот уже скоро как год и где поставлен на учет как безграмотный, нечитаемый и не отвечающий нормам смысла Стихииц и поэтому обязательно должен подвергаться периодической вивисекции, в порядке живой очереди.
В небе кружили орлы, их было штук семь. Я достал из потайного нагрудного кармана маленькую коробочку, поверхность которой прошивала надпись: Константин Лебедев &Со, «Засветка оборотней», все права защищены и принадлежат вышеуказанной компании. Подделка и распространение прибора, минуя генерального агента, карается по закону военного времени. Сделано за рубежом под строжайшим контролем... Дальше надпись стёрлась от частого употребления прибора.
Я бережно вынул из коробочки тоненькую иглу, сделанную из дорогого белого стихмата, стоимостью 25 стихийчиков за штуку, и посмотрел сквозь игольное ушко на круживших в небе орлов. Разочарованию не было предела. Это были орлы.
Осмотрев иглу профессиональным взглядом пользователя, я не обнаружил внешних признаков неисправности.
«Неужели инструмент испортился, – подумал я. – Чёрт, я всё время забываю дома руководство по эксплуатации прибора. А может, прибор нужно простучать?».
Игла подверглась обстукиванию о коробочку, была тщательно протёрта, прочищенo и продуто игольное ушко, сквозь которое я снова посмотрел на орлов.
– Так! – довольно протянул я. Это были настоящие козлы.
Козлы легко парили в воздухе и несли на себе розовощёкую смущённо улыбавшуюся Светлану Давиденко; явь сменила сны. В её адрес, я как-то читал милые слова написанные Алёной Кочук.
«Как же можно расценить это странное кружение, – озабоченно подумал я, – kidnapping или «эх, прокачу»»?
Я внимательнее присмотрелся на парящую группу: «Ух, ты! Да там и Лебедев с ними, с бутылкой водки, колбасой и гармошкой под мышкой, – удивился я. – Что же это происходит-то, Стихийцы? На пикник они, что ли, собрались?».
Устав щуриться в игольное ушко, я стал бережно укладывать чудо техники обратно в карман, сетуя при этом на то, что инструмент нуждается в доработке. Например, сделать его так, чтобы хватало на оба глаза; по принципу бинокля, да и чтобы цена была доступная потребителю, скажем в 40 стихийчиков.
Бросив прощальный взгляд парящим в небе козлам, я двинулся в долину, на встречу доносившегося звука журчащей воды.
Обломки букв лежащие повсюду, скрипели и визжали под ногами как битое стекло, и казалось они, надломленные, произносили звонкие и глухие звуки впервые после давно ушедшего, в небытие, рая.
Двигаясь в сторону тусовки ОКС, я встретил одинокий указатель, покосившийся от сырости и обрезанный по краям, со скромной надписью «Полина».
Передо мной предстала занимательная картина: ниоткуда лил дождь в низину, где стоял небольшой городок уже заполненный словесной водой до уровня второго этажа; если судить по трёх этажному дому в центре почти затонувшего городка.
Я заметил на третьем этаже беспокойного мужчину, который трудился над написанием какой-то записки, закупориванием её в бутылку и швырянием последней в воду с периодичностью в одну минуту до следующей бутылки. Затем я увидел как из проплывающей, перед зданием, резиновой лодки, выпала в воду некая молодая особа Шандарская и утонула, что на время отвлекло мужчину на третьем этаже от его непосредственного занятия. Крики о помощи или сочувствии, мною услышаны небыли, но всё выглядело очень натурально.
Наступил момент расставания со зрелищем. Я был единственным свидетелем (а может, и нет) выброса последней тысячной бутылки в воду, исчезновения здания и мужчинки исчерпавшего всяческие силы сопротивляться стихии.
У образовавшегося озера уже стали собираться туристы из других сайтов. Они подбирали на берегу волной доставленные бутылки, вынимали записки и громко смеялись.
«Да, видно весёлый был этот мужик с третьего этажа», - подумал я.
Я, было, собрался уходить, как вдруг заметил, что представление продолжается. Посередине озера появились два персонажа. Наверно они выплыли из какой-нибудь квартиры третьего этажа; проспали. Занятой народ эти молодые люди. Странно, я их увидел так, как будто смотрел на них с верху.
– Держитесь Полина! – крикнул Алекс По, хватаясь зубами за её чисто вымытые пальцы, для особенного случая. – Я урежу Вам путь к спасению, – гундосил он сквозь зубы.
В глазах Полины нежилось умиление; её не особенно заботила вероятность потерять пальцы таким образом.
В десяти метрах от спасительной суши у Алекса По свело ногу, тогда Полина взяла шефство над сдавшим Алексом По и вынесла его из воды на собственных ручках, а мои нейроны поражались стройности её ног. Полина и хромающий Алекс По, бежали к спасительному Ток-шоу Алекса По; суета – дорога молодых.
Углубляясь дальше в Стихию, я становился свидетелем всё больших и больших разрушений. За холмами завалов были слышны взрывы и лязганье металла. Пренебрегая опасностью, я пошёл посмотреть, что там за возня.
Представление ошеломляло.
Без сожаления подрывниками взрывались стихдома, а затем бульдозером заравнивалась площадка, на которую солдаты гнали поэтов в полосатой форме заключённых, чтобы те накатывали на эти площадки, огромные памятные нули, воплощённые в камне.
Внизу, слева от себя, я увидел толпящихся поэтов, которые возмущённо протестовали против беспрецедентного бесправия и насилия. Их окружали полукольцом солдаты в чёрной униформе часто хлеставших поэтов плётками, дабы усмирить взбунтовавшихся.
– И в словах одна злость и усталость...! – громко цитировал Logos, протестующим поэтам, поднимая их на борьбу за свободу и независимость.
– Фас-с-с, Cattlovская свора! – кричал Logos, провоцируя солдат новой власти.
Один из трёх офицеров, стоявших во главе солдат, скомандовал, – держи его, падлу! Живьём брать, живьём!
Два солдата бросились преследовать оскорбителя представителей власти. Тем временем Logos успел забраться на стихдом «Мы опять» и стал размахивать знаменем свободы.
– Мы сожжём нашу злость и усталость...! – воодушевлял дух протестующих поэтов, революционный Logos.
Преследовавшие солдаты настигли Logosа и сбросили его с крыши наземь. Он страшно расшибся о груды букв. Солдаты подхватили его и потащили к недалеко стоявшему воронку. Из воронка вышел холёный офицер в долгополом кожаном плаще и в изящной чёрной фуражке. Он ударил Logosа кулаком в лицо и сильно пнул ногой в живот. Повернувшись ко мне, он шлёпнул белыми перчатками о свое колено, затем высокомерно и удовлетворённо произнёс, – Мерзавцы, извращенцы.
Я отнёс это к себе, в частности.
Logosа забросили в багажник воронка, в то время как офицер сел в воронок и, захлопнув дверь, злобно добавил, – Logosятина.
Воронок помчался по дороге заваленной буквами, которые разлетались по обе стороны от проезжающего автомобиля, как подтаявший снег.
Отовсюду были слышны одиночные и частые выстрелы; молодых неординарных поэтов расстреливали на месте, порой без суда и следствия. Справа, я услышал дикий вопль, это закололи насмерть молодого поэта, у дверей его четверостишия, острым копьём цензуры. Видно он был с чем-то остро не согласен.
Слева начали отстрел надоевших солдатам толпы поэтов. Поэты бросились врассыпную, кто куда.
Крики, выстрелы, взрывы, бульдозер, вращающиеся нули, пыль, кровь. Всё смешалось у меня перед глазами.
– Аааааааааа! – истошно заорал я, сходя с ума от ужаса войны как Бондарчук в фильме «Война и мир».
В 5.30 дня, всё стихло; рабочий день закончился. Мне показалось, что я совсем оглох.
– Neееgroооооs! – крикнул я в бескрайние стихийные поля, питая последнюю надежду на воскресение великого мужа Стихии.
– Роооос! – повторяло за мной, глухое эхо.
– Гдеее тыыыы? – кричал я, не обращая внимания на урезание эхом, имени Negros.
– Ыыыы! – подтрунивало эхо.
– Ауууу! – кричал я, используя тактику, практикующуюся в лесу.
– Ууууу! – продолжало издеваться эхо.
– Свинья! – в бешенстве крикнул я эху. Эхо молчало некоторое время, а потом что-то сказало, отчего я совсем обозлился...
Я забрёл в долину Список Авторов. Спустился на свою полянку и обнаружил, что в списке у меня остался только один стихдом, а остальные были жестоко вычеркнуты шариковой ручкой.
Похоже, здесь лежит чья-то рецензия, – шарахался я, в поисках вчерашнего дня. – Здесь не хватает букв, но достаточно разборчиво: «С Тка е ко». Интересно, смогу ли я найти что-нибудь принадлежащее мне, – я оглянулся вокруг, – нет, пустое. Безнадёга.
– Да что ему сделается! Вот же он, номер 13! – увидел я перед собой. – Целёхонький. Ни царапины. Ему хоть бы хны. Теперь это его Стихия, – поглаживал я, по его гладкой поверхности. – Великая дружба с чёрными силами, золотит его бока.
В воздухе что-то застрекотало, и запахло жареными облаками. Я оторвал свое внимание от дорогого мне номера и там, вдали, за тонкою плёнкой дождя, я увидел гордо возвышающийся над развалинами Стихии, огромной высоты, стихотворный небоскрёб. Это зрелище вызывало смутное ощущение: восхищало и пугало одновременно. Я, заворожённый каким-то незримым пленительным влечением, испытывая некоторое волнение, пошёл по направлению этого грозного монолита. Чем ближе я подходил, тем выше и громаднее становился этот чёрный без погрешностей колосс, построенный из магических слов. Подойдя к краю территории гиганта, я увидел впечатляющих размеров ярко освещённый указатель, на котором по царски восседали, уже сгинувших мастеров, великолепной работы золотые буквы громогласно вещавшие: «ANAIS».
Я бесстрашно шагнул на свеже подстриженный ухоженный газон, и тут же почувствовал испепеляющий с верху, пристальный взгляд прекрасной Лилит; упрямый демон отрицанья.
«С кем ты?», – гулко пронёсся в моём сознании извне возникший вопрос.
Нейтрино-пронизывающий взгляд Лилит, разрезал каждую мозгульку и мельчайшую косточку в моем теле как универсальный хирургический топор. Определённо, ни что одушевлённое и нет, не могло скрыться от этих сканирующих и всевидящих очей.
Проба ультразвука на мне, повалила меня на колени. Я сжал свою голову руками, чувствуя разрывающую ужасную боль. И я удивлялся себе, как, в такую трудную минуту, испачкав дорогие итальянские брюки, я могу ещё думать: «Какого хрена я сюда притащился, скажи, пожалуйста?»
Внезапно, на верхних этажах загорелся ослепительный свет, и, оттуда, короной брызнули молнии. Они беспощадно били в небо, рассекая воздух, и услужливо сгущали тучи над сверкающим Олимпом Лилит; разноцветный салют поздравлял неведомый мне праздник, а я жалел о том, что не захватил с собой солнцезащитные очки.
Вдруг, я заметил белый комочек, вылетевший из мрачного здания и стремглав понёсшийся в мою сторону. Я был настолько оглушён и измучен ультразвуковой обработкой, как будто долгое время работал в каменоломне без перекуров, что не мог принять ни единого мало-мальски стоящего решения в свое спасение от этой торпеды.
Всё оказалось много проще, это был лишь маленький белый кролик.
– Эй, косой! – окрикнул я его. – Погоди!
Кролик остановился. Его уши повисли; профессиональная привычка. Из левого уха выпала морковка. Досада. Либо он её спёр, либо над ним кто-то жестоко подшутил. Но из выражения его морды, трудно было понять: какое из предположений правдиво?
От страха и бешеной скачки его сердце билось далеко неравномерно и надувало его ослабевшую грудь как боксёрскую грушу. Часто дыша, он просвистывал из-за выбитого зуба на вечеринке. Его выжженные до основания усы издавали специфический запах преисподней. Под правым глазом у кролика уже синело угощение, от какого-то опьяневшего сердитого кулака. На шкурке кролика были заметны жирные следы от пальцев чьей-то морали украшенные красными пятнами вина.
Воссоздавая картину по приметам случившегося, складывалось отвратительное впечатление, о крайнем унижении кролика участниками торжества.
– Я не косой, – обиженно пролепетал запыхавшийся кролик.
– Прости, я не знал, что вы не родственники, – извинился я и поинтересовался, – ты был там. Расскажи: что там происходит?
– Там, там..., – начал кролик, пытаясь остановить свое волнение, –
Колонны золотом одеты,
Зал бальный ярко освещён,
Блестят зеркальные паркеты,
Горят светильники в углах,
И в символических котлах,
Кипит смола, не выкипая.
Гремит оркестр над морем лиц,
И в быстром танце небывалом
Возносят бесы дьяволиц
Как смерчи черные над залом.
Вверху под сводами балкон
И в глубине его портьера,
А впереди ажурным льдом
Сверкает кресло Люцифера.
В аду торжественный приём...
...Блистает гордый Сатана.
На здании сама Лилит!
О чём-то пасмурно молчит...
– Не ходите туда, – истерически советовал кролик, – они испортят вас. Толкнут вас на преступление, унизят, а потом убьют и сожрут со всеми вашими чистыми буквами. И вы канете в лету; ни привету, ни ответу.
Кролик последний раз посмотрел ошарашенными глазами на исчадие ада, прослезился, схватил морковку зубами и скрылся в ночи.
– Так вот в чём дело. Всё так просто, – разочаровался я.
Я посмотрел в лицо Лилит. Она была так далеко, а я видел её лицо так близко, что мог разглядеть не только прекрасные черты, но и выражаемые чувства.
– Я помню глаз твоих мерцанье,
Бровей разлёт, надменный вид
И эти волосы... Лилит?
Прекрасный демон отрицанья,
Противник власти и корон,
Проклятье дня, ночей отрада,
Враг божества, надежда ада,
Дух революций, связь времён?
– Чего ты хочешь? – спросил я немо. – Ты смеёшься... Ты слишком сильно увлеклась...
Я развернулся и сошёл с пьедестала блестящей вечности ада и услышал за спиной:
Ты мало правды знал о боге,
Да и себя почти не знал.
Ты подчинялся тем порядкам,
Что мир тебе продиктовал...
Во имя счастья и свободы,
Пойдём со мною до конца, -
И мы обрушим рая своды,
Освобождая трон природы
Для настоящего творца!
Кого ж ты выберешь из нас?
Колебания обуревавшего сомнения потянули мою руку почесать затылок: «а на кой оно мне?», – подумал я и ответил, – мои помыслы белого цвета. Прости...
Мне послышался шорох, я обернулся и заметил, с лева от себя, у ограды великолепия, какого-то маленького несуразно облепленного буквами босого человечка в грязи. У него был длинный надломленный нос, угловатая фигура в рваном грязном костюмчике, и, почти покрывавший голову, полосатый засаленный дырявый колпак. Я с трудом узнал в нём Дмитриевского Буратино. Это был испачканный пример брошенного революцией ребёнка.
Несчастный, как его обделила судьба. Можно предположить кто теперешние его учителя. Хотя, видно он парень не простой.
Буратино зарывал во влажные буквы Иришкиной прозы свой единственный золотой, и судорожно молясь неизвестно кому, шептал: «пожалуйста, пусть здесь вырастит большое пребольшое дерево с огромными золотыми, стоимостью в миллион раз больше месячной зарплаты среднестатистического жителя ОКС, не говоря уже в целом по Стихии».
Бедный, он мечтал глубоко в своём деревянном подсознании, что скупит все богатства Люцифера, включит Лилит в списки своего будущего гарема, и чтобы сам Люцифер был у него на посылках. Буратино решительно отбрасывал мысли о том, что Пушкин писал правду, и Наполеоновские планы в своё время рухнули. Буратино, железно и бесповоротно решил стать владыкой Стихии. «Я буду в этом тереме..., – думал Буратино, сверля злобным взглядом, оплот новой власти, – ...новый ботинок», – оскорбил он Люцифера. В зрачках Буратино отражалась тишина Глебовской ночи, а в воздухе чувствовалась некоторая угроза попадания в голову, камня сорвавшегося с горы буквальных обломков, что явно могло бы напрочь объединить Буратино с вселенной. Оценивая подобную перспективу объединения, он поспешил удалиться подальше от метко целившейся в него угрозы. Удаляясь, он многообещающе погрозил кулачищем в сторону не свергаемого монолита имея ввиду, что и не с такими Карабасами справлялся...
Утопия, – подумал я, калькулируя компенсацию, которую должна была бы выплатить страховая компания пострадавшим, в связи со Стихийным бедствием.
В моём сознании блеснула догадка: «Эй, как же я сразу не догадался, чтобы не волноваться. Negros же умный человек, он отсиживается в подполье или в каком-нибудь надёжном месте с копией стихийного мира в руках, и когда пропьёт необходимое время с девчонками, он...»
Всё. Надо пойти лечь спать. Утро вечера – на рыбалке клёвее.
Reference
Автор<-------------->Произведение
SVS<----------------->Бытовой круговорот
Константин Лебедев<->Орлы
Константин Лебедев<->Гопак d-mol
Алёна Кочук<-------->Живым и живущим.
Roma<--------------->К Анаис
Полина<------------->Дождь
Logos<-------------->Мы опять....
Anais<--------------->Лилит
Дима<--------------->Буратино 2000
Иришка<------------->Мой ангел
Gleb<--------------->Hочь в руках
Gleb<--------------->Туристская песня дзен-буддистов
Автор<-------------->Рецензии на:
Алекс По<----------->Дождь
С.Ткаченко<--------->Отразаразилась.
Cattele<------------>Мы опять....
Negros – хозяин stihija.ru
Рома
Лондон. 07.02.2001Страница автора: www.stihija.ru/author/?Roma Подписка на новые произведения автора >>> |
