памяти моей любви, ушедшей, но не исчезнувшей
«Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы —
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоём»
© Александр Кочетков, «Баллада о прокуренном вагоне»
1.
Срам засею планом прущим,
Храм построю на крови
Десять тысяч лет живущим
В ожидании любви.
2.
Каждый день, от тебя возвращаясь, я вижу луну,
И она всё полней, и звезда в чистом небе над ней
Говорит мне о том, что сегодня я вряд ли усну
До последних огней.
И когда отработают время любви фонари
И уснут даже те, кому завтра не надо вставать,
Я вернусь в твои сны, обязательно — лишь позови.
А с рассветом уйду, чтобы днём возвратиться опять.
3.
Мигает жёлтый огонёк ночного светофора.
Разгадан вдоль и поперёк кроссворд ночного спора.
И каждый знак, что в свой квадрат был вписан этой ночью
Читай вперёд, читай назад — приводит к многоточью.
Горизонталь и вертикаль, падения и взлёты,
Январь-апрель, апрель-февраль — итог ночной работы.
И так легко с ума сойти в тревоге светофорной —
Перекликаются пути в дыре ли, в клетке чёрной.
И никакой надежды нет, что будет с чем сверять ответ.
4.
Однажды, милый, ты меня отправил на костёр…
А ведь тебя любила я, как миллион сестёр...
И колдовала, как могла, раз ты меня просил.
Такой уж дурочкой была… Но мне хватало сил.
Пусть не несла меня метла в Вальпургиеву ночь,
Но нечисть разную гнала она из дома прочь.
Все заклинания мои, все тайные слова
Лишь о любви, твоей любви, что теплилась едва...
Я слишком поздно поняла, что мне не превозмочь
Заклятий тех, что на тебя накладывала ночь.
Она ревнива и сильна, ты весь в её руках.
Она допьет тебя до дна, а мне оставит страх.
И с ним сижу я в темноте, и с ним шепчу слова,
Но заклинания не те — ни капли волшебства.
Любовь страшнее ворожбы, но страх — любви сильней,
И мне не скрыться от судьбы в кругу семи огней...
Мне остаётся только ждать ночного стука в дверь.
Ни улететь, ни убежать, ни уползти теперь.
Себя прочнейшей из сетей опутала сама.
Сумей сойти со всех путей и не сойти с ума...
И дверь открылась в час ночной, и враг стоял в дверях,
Я знала, что пришли за мной, но где вчерашний страх?
И я могла бы стать совой и выскользнуть в окно,
Но ветер палою листвой шуршит уже давно,
А осень шепчет мне о том, что весел путь огня,
И пепелищем станет дом, в котором нет меня,
Золой развеяна любовь над бездною потерь
И в венах выпарилась кровь... Куда же мне теперь?
Я лёгким дымом обниму ночную тишину…
Ты не расскажешь никому, как я в огне тону,
Как я захлёстываюсь сном и ветром в стёкла бьюсь,
И о тебе, тебе одном и плачу, и смеюсь.
Огня боишься, как меня, и, сидя в темноте,
Уже не видишь света дня, уже не помнишь тень,
Темным-темным твои глаза, темна твоя вода,
Моя живая бирюза исчезла навсегда...
Закрой окно хоть сотней штор, забей его доской,
Тебя найдёт мой светлый взор, нарушив твой покой.
Белы от выгоревших слёз, обуглены зрачки...
Ну что ты воешь, словно пёс, хлебнув моей тоски?
Не бойся, я тебе не враг, и мне не привыкать
Струною быть в твоих руках, в твоём костре сгорать.
И как любить и умирать десятки тысяч лет,
Проста задача, если знать заранее ответ.
А мне уже известен он. Когда наступит срок,
Я разбужу твой давний сон кнутом из этих строк,
Сплетённым мной из языков безумного огня,
Из искр и пепла всех костров, сжигающих меня.
Чтоб ночь пылающая плеть на части рассекла,
Невероятных трещин сеть покрыла гладь стекла,
Чтоб светом вспыхнул потолок, и пол пророс травой,
Чтоб Запад встретил свой Восток, а я была живой...
Зелёной плеткой по глазам хлестнёт тебя мой взгляд,
Но ты поймёшь, наверно, сам, что нет пути назад.
Когда уходишь налегке, не оставляй следы:
Твой сон остался на песке у стынущей воды.
И как дорога ни кружи, ко мне ведёт она,
Ведь нам с тобой отныне жить в плену другого сна.
Он сам пришёл, возьми его в ночной тревожный час.
Мы в нём вдвоём, и ничего на свете нет без нас...
Волшебный лес, неяркий свет, и нежность, и печаль...
И ничего иного нет, и ничего не жаль.
В моей руке твоя рука, твоя тоска во мне,
И так отчаянно легка прогулка по луне.
А утром — тихая река, туман и тишина.
И так отчаянно легка любовь на грани сна...
5.
Я ветром врываюсь в твой мёртвый сезон,
Дождём проливаюсь в засушенный сон,
Ищи не меня среди птиц и людей,
Я вместе с тобой, это значит — нигде.
Ты ветер арканом поймал на лету,
Напился дождя — привкус крови во рту.
И птица кружит с перебитым крылом,
И лица чужих за накрытым столом.
Но здесь меня нет. И не будет уже.
Спроси у бурьяна на спорной меже,
У диких гусей, у трухлявого пня —
Они потеряли из виду меня.
Я спящей царевной лежать не могла
В хрустальном гробу, где вокруг зеркала,
Мой друг и жених, ты бродил среди них,
Ища отражение губ неживых.
Не смей целовать зазеркальную плоть!
Прозрачную суть не сумев расколоть,
Ты бьешь зеркала, только в них меня нет —
В хрустальном гробу скалит зубы скелет.
А семь мертвецов, охранявших меня
От первого сна до последнего дня,
Оставив мечи и доспехи в углу,
Волками влились в предрассветную мглу.
Тебе бы за ними, но ты не из них,
Мой ласковый друг, мой неловкий жених,
Ты ищешь меня, но твой путь не во тьму,
А к свету — ты всё ещё служишь ему...
Моя же дорога в ночи пролегла,
Здесь света не надо, не нужно тепла,
Да ты и не мог мне их дать никогда,
Ты свет и огонь — я из мрака и льда.
Когда ты сильнее, то плавится лёд
И паром уходит в ночной небосвод.
Бывает порой и такая беда —
Твой слабый огонь заливает вода.
Но нам всё равно друг без друга никак —
Я к свету тянусь, ты стремишься во мрак.
И там, на границе, из льда и огня
Мы выплавим мир для тебя и меня.
6.
Говорила тебе:
Не играйся с огнём,
Против ветра не ссы,
И не лезь, где убьёт.
Если смотришь во тьму,
Не смотри туда днём,
Засосёт.
Но напрасны слова —
Ты устроил пожар,
Электричеством сам
Бил себя, как бичом.
Против ветра поссав,
В темноту убежал...
Я причём?
А любовь мне твоя
Тяжелее свинца,
Холодна, словно лёд,
Да колюча, как ёж.
Если вместе с тобою
Идти до конца,
То дойдёшь...
Я водой разольюсь
И огонь погашу,
Оборву провода,
Чтобы кончился ток.
Дуть лишь в спину всегда.
Ветер я попрошу…
Будет толк?
Ты глядишь в пустоту —
Я стою за спиной.
И кричу, и зову
Из вчерашнего дня.
Но меня придавило
Упавшей стеной
Вот хуйня!
Ты не видишь — я бьюсь,
Словно рыба в говне,
За тобой не скольжу,
Серой кошкой во тьму.
Ничего не скажу
В неразбуженном сне
Никому.
7.
Лишь слова остаются на память
От того, что горело и жгло.
Отпылало веселое пламя,
В небо копотью с дымом ушло.
Отвратительным запахом гари
Пропитался накопленный хлам.
А слова, эти скользкие твари,
Расползлись по укромным углам.
То шипят, то рычат, угрожая —
Мне язык их почти незнаком.
Да и я в этом доме чужая,
Да и дом этот больше не дом...
Здесь безумие празднует скуку,
Страх танцует на наших плечах,
Дни нелепы, и сны только в руку —
О таких же нелепых ночах...
Не земля и не солнце, но всё же
Тень луны между нами легла.
Чьи-то чёрные жуткие рожи
Отражают опять зеркала.
Это мы, меж зимою и летом,
Оглушённые криком своим,
Перед самым последним ответом,
Ожидая вопроса, стоим.
И вопрос не замедлил явиться
Над плеснувшей в тумане рекой —
Достоевский, собака, глумится:
«Как дошли вы до жизни такой?»
8.
Что ж, довериться этим рукам?
Если стоит вообще — доверяться...
Пусть небрежные пальцы их снятся
Отлучённым от ласки щекам.
В уголке еще спящего рта
Отзвук пульса иного услышать
И почувствовать кожей, как дышит
У плеча моего пустота...
Сны не сны, и мечты и не мечты,
Снам не стоит сбываться, поверьте,
У последней желанной черты
В ненадёжном предчувствии смерти.
9.
Мы с тобой горький мёд и цунами,
Мы с тобой перламутр и пырей,
Мы с тобой чёрно-белое знамя
Буканьеров Карибских морей.
Мы с тобой, точно ртуть и алоэ,
Мы с тобой, словно мумий и тролль,
Мы нежнее, чем Дафнис и Хлоя,
И грубее, чем шут и король.
Мы с тобой шестигранник и призма,
Две морские звезды на песке,
Два весёлых живых организма
У безжалостной смерти в руке.
Мы всему и конец и начало,
Ж и М, инь и ян, свет и тьма,
Чей-то сон, не нашедший причала,
Явь, сошедшая с нами с ума.
Белой сажи и чёрного мела
Кисло-сладкий настой на крови,
Два навечно обнявшихся тела,
Две тоски по бессмертной любви.
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Мирра~Лукенглас Подписка на новые произведения автора >>> |
