Простота мира соблазнительна своей привлекательностью, когда она доступна обывателю для обозрения. Пронизанная звенящей атмосферой, она вызывает всепоглощающее желание – вытворять; отличаться старанием, внедрять внутримозговую деятельность во внешнюю обитаемую среду, в редких случаях, от имени творца. Такое состояние даёт возможность претендовать на избранное положение в обществе и вести себя подобающим образом, соответствующим содержанию родства с наивысшей структурностью жидкости, циркулирующей в кровеносной системе кумира, возможно, такой же, как у себя. То есть, после прошедшего дождичка, это был милый приятный день, чтобы расслабиться...
Грязь фонтанировала из-под босых ног, далеко заехавшего пионера-подвижника; хулителя общественного порядка, непоколебимого энтузиаста способности, убеждать окружающих в своём исключительном качестве – трансмиссионной передачи величайших директив, фантастически решающих любые проблемы, любого подопечного, на любом уровне запущенности. Надо только сильно захотеть, и считай, что спасительный провод управления, как живым, так и не очень, к тебе подключен, и головную боль, «кто бы попёкся?», как рукой снимет.
Отечески подталкиваемый правоохранительными органами, облепленными титановыми сплавами лат, защищающими силовую правду, его неуверенные ноги, как Гадкого Утёнка, впервые вставшего на лапки, умилительно скользили и шлёпали по сырому и непредсказуемо-грязному нутру отражения заоблачного мира.
– Отпустите его! – жиденько кричал сброд, бегущий позади силовых клешней зажавших нежелательный элемент, не вписывающийся в рамки картины общепринятых норм поведения. – Он ни в чём не виноват! Это кристальный, незапятнанный человек! – уверовав в его избранность, продолжала вещать серая толпа, озабоченная протестом против ограничения свобод самовыражения.
– Молчать, вши!!! Назад, чернь!!! – кричали грубые рослые титановые стражи порядка, вкладывая отпугивающую свирепость в свистящий отмах щитами, от прорезавшейся голосом робкой публики.
Впереди показалось сверкающее белое здание Местного Совета. Уверенно приближаясь, оно жадно раскрыло, благородно закованные золотыми лавровыми листочками, ворота переднего двора, огороженного высоким каменным побеленным забором. Грозная воротная стража, злым остриём лиц и глаз, как колючей проволокой, отсекла не званных ходоков от трепыхающегося выскочки и его сопроводителей. Двор ознаменовался недовольным куриным кудахтаньем, белой русской породы, в припрыжку разлетевшейся по обе стороны изумрудной дорожки ведущей к центральному входу резиденции локальной администрации. Как только массивные арочные двери здания, проглотили тесную связь жалкого сопротивления и жёсткого его подавления, неуверенные преследователи застыли в ожидании диких криков отловленного.
Чрево высокопоставленного учреждения, вдвое унявшее старание дня, вкусно запахло свежеиспеченным батоном белого хлеба и курицей запеченной в чесноке.
Брошенный на пол, удалившейся стражей, проголодавшийся Виталус Иванос* сглотнул приятный запах, с трудом закусывая сухой слюной; шершавой непредсказуемостью столкновения с рычагами государства.
«Какое убожество! – подумал мужающий человек, сидящий в лощёном цельном платановом кресле, обложенный мягкими подушками, разглядывая продукт человечества, возникший на полу, в двадцати шагах от себя. – Спасибо ребяткам, что не во время приёма божьей пищи».
– Что за наряд? Почему в чалме? – взвалил Костий Лебад*, тяжёлый вопрос с горьким кремом упрёка, по верх, на Виталуса.
– Мне так нравится, – бубня, как бурёнка, ответил Виталус, смущённо повесив голову, прикрывая голые коленки короткой толстой ватной стёганой туникой, выше колен, расстрелянной грязью со свежими вкраплениями помёта со двора.
– Модничаешь, значит?! Ну-ну, – кажется, успокаиваясь; соглашаясь с фактом существования моды, вообще, произнёс Костий. – Ты кто? – вдруг, недружелюбно, с перчинкой ярости в начинке вопроса, властно опустив левую пятерню на край стола, крикнул наместник, давая понять, кто в доме хозяин.
– Я?! – поперхнувшись, переспросил Виталус, и как провинившаяся девочка, немедленно принялся поглаживать ладонью, лес волос по ходу шерсти на внешней стороне запястья левой руки, позвякивая цепью оков.
– Ты, ты! Не елозь, червь! Мы здесь одни! – раздражительно выкрикнул наместник, ударив кулаком по столу, от чего, высоко подпрыгнувшая дорогая кухонная утварь совершила привычное гимнастическое сальто с прогибом.
– Я... стихочеловек, – слегка испугавшись громогласной власти, одновременно удивляясь мастерству посуды, смущаясь, приглушенно ответил задержанный уклонист, топя голову в плечах.
– Кто??? Ты?! Ха-ха, о, ха-ха-ха, о, ха-ха-ха...! – громко расхохотался наместник, украшаясь, подглядывающими в окно, весёлыми солнечными бликами на белой тунике, с жирными пятнышками от съеденной курочки. – Ты что, серьёзно, что ли?
– Какие могут быть шутки? Ты ж меня знаешь, – дуя губы, обиделся Виталус. – И чего ты ко мне всё время так: то понимаешь, то не понимаешь?
Широкая улыбка наместника, замерла, как на восковой маске, и начала перевоплощаться в черты брезгливой озлобленности, не скрывающей мрачной оппозиции.
– Что на тебя нашло, взвалить на себя такое бремя? – нахмурился Лебад.
– Я забыл. Может, идеологическая чистота? Не помню, – пожал плечами Виталус. – Да я бы не сказал, что оно меня так уж отягощает.
– Оттого ты и вылупился нежданно-негаданно?! Жирнее кусок ищешь, отголосок прошлого. Явно, твоё младенчество, подарки не обошли стороной, – угрюмо предположил Лебад.
– Ничего я не получал! И... ничего не ищу! – суетливо отрёкся Виталус, ёрзая, зазвенев кандалами. – Я всегда всё отдавал людям.
– Это ты о чём? О званных пикниках, на которых, после малого отданного, ты собирал крохи мешками?! Что ты из себя чудодея корчишь? Люди знали, что тебе нечем их потчевать, и приходили со своим пайком! – взорвался Лебад.
– Неправда! – обороняясь, возразил Виталус, уткнувшись в пол.
– Зато логично. Встань с пола, простудишься. Мрамор, всё-таки, – отсёк Лебад, пожалев Поборника.
– Ой, как трогательно. Заботливый ты наш. Ничего выздоровею, – съязвил Виталус, складывая ноги крест-накрест; устраиваясь комфортнее.
– Уймись, берегов связующий канат. Будет тебе опека..., – зашипел Лебад, и спросил, – А скажи-ка, где ты раздобыл транспортное средство? Людям это не по карману. Украл?!
– Мне одолжили, – пробубнил Виталус, пряча глаза.
– Ах ты, вьюн! Всё обвил, на всех залез! Покою людям нет. Только солнце затмить осталось, – сердился Лебад. – Не удивлюсь, если завтра утром, вместо солнца, взойдёт твоя физиономия. То-то людям весело станет.
– Если хочешь знать, я с людьми хоть в лес, хоть на край света, пешком пойду! – заявил Виталус, упражняя иммунитет ущипнутой гордости.
– Бросишь, – спрогнозировал Лебад.
– Ни за что! – рывком головы, Виталус развеял прогноз.
– Так и хочется поверить, – иронизировал Лебад. – Пешком, говоришь? Ты как в воду глядишь. Хочу тебя обрадовать. Есть решение, тебя распять! – глядя в глаза остихитворённому, с чувством возвращения хорошего настроения, заявил Лебад, ожидая адекватной реакции.
– Как распять??? – удивился Виталус, весьма непрогрессивному решению.
– А вот так! – подпрыгнуло от счастья, настроение Лебада, изобразив распятие. – Распять, без кавычек! Чертям на радость! А ты что, орден хотел получить, да??? На-ка, вот, выкуси!!! – особенно радостно, оформляя нетерпение, Лебад грубо проткнул замасленной дулей, нежную наивность Виталуса. – Мне тебя жаль, конечно, и хотелось бы отпустить на все четыре рубрики. Но я не мог не утвердить решение верховного суда, Стих-едриона. Уж больно он был ядрёный! Тем более что за этим решением стоит власть, покой, порядок и люди: Ткаций, Бариус, Негриций..., а Резниций, вообще, требовал тебя нашампурить на кол. Но, основной состав решил, что это не эстетично.
– Сволочь. Ну и пусть распнут. Я и не такое хлебал, – выдавилось упёртое упрямство Виталуса.
– Вот как? Эй, там! Гвоздей!!! – разъярился Лебад, вскочив с кресла, вытирая руки салфеткой. – Пошлите за Ромалием!
– Простите, наместник. Но его нет, – чуть не плача, ответил тамошний посыльный.
– Как нет? Умер, что ли? Кто приказ подписал? – взревел Лебад.
– Никак нет! Он в отпуске! В не очередном, – дрогнул посыльный.
– Вот, незадача. Как не кстати! – скисло настроение Лебада, в гневе швырнувшего салфетку на стол.
Но, тем не менее, плотникам подфартило; подвалил спецзаказ, а устроителям различных церемоний, выбрать наиболее скатертную дорогу, по которой, Искупителю было доверено пронести тяжёлое стильное изделие плотницкого мастерства.
У распятия, в бедных обтрепанных накидках, толпился народ, в котором узнавались: рыдающая Алисия, хранящий обиду на плакальщицу и Спасителя, Даймоний, а за ним, гуськовались: Даэроний, Мишелиус, Андреус Пудковус, Филидориус, погрузившийся в раздумья Толикий... Их вперившиеся глаза мученических лиц, не верили в то, что происходит: «а может ли быть такое? Так жестоко наказать, лишь за то, что прокатился на Жигулях по бездорожью, до места жительства правителей».
В стороне от общего действия, в элитных одеждах, стояли два местных авангардиста.
– Даже не верится. Неужели это всё? – предположила Радасия, радужно улыбаясь коллеге по просмотру любопытного жизненного момента.
– Как бы не так. Такой пук, ни в огне не плавится, ни в воде не растворяется. Он только разносится, либо возносится, – ответил Снаркиус, погасив напрасную надежду Радасии.
На противоположной стороне догадок и утверждений, не останавливаясь, тявкала мелкая собачонка. Несогласная с интонацией плакальщицы, она получала многообещающий помахивающий жест; сделать её поменьше, со словами: пошла вон, паршивка! Пошла вон! – испытывая некоторый конфуз, в полголоса пшикала Алисия, что вызвало широко-дорожное буйное порицание с соседнего распятия, вот-вот поднятого в позицию вертикально:
«Эй, мамаша! Не кричите!
Не машите кулаком.
И собаку не травите.
Я всю жизнь жила с волком!».
Прозвучавший акцент привлёк внимание присутствующих, заштриховав ведущее лицо картины.
– Скажите, Виталус, что вы чувствуете, находясь в таком, скажем, эксклюзивно приподнятом положении? – спросил, только что подошедший, Алексус Поус, собираясь записать ответ на дощечке, для истории.
– Что я чувствую? – отвлекся от неудобства на кресте, оживившийся восстановлением справедливости во внимании, заметно-возвышенный Виталус. – Я чувствую, «пир духа» для всех нас! А как же иначе? «Пир духа» повсеместно!
Поодаль, мимо проходили одолженные арапы, несущие лежанку на своих плечах, с возлежащим хозяином; местный воротила Бариус. Злорадно наблюдая наказанного Заступника, делал ручкой.
– Не тужите по мне, друзья мои. Не плачь, Алисия, – захлёбываясь в слезах, лепетал Виталус. – Всем воздастся за мои вселенские муки! – выжимал Виталус, давящийся в глотке крик, над ехидством Бариуса.
Алисия, узрев неладное, подняла голову и посмотрела на мученика. Мученик прищурился, превозмогая расстояние до рыдающей особы, пытаясь приблизиться к странному поведению замолчавшего червя в остывающем взгляде Алисии. Разгадав её ребус настороженности, он опешил: Нет-нет! Тебя это не коснётся! Клянусь!!! У тебя всё будет – чики-чики.
Удовлетворённая клятвой, Алисия продолжила ломать комедию.
– Мишелиус! – раздался светло-соколиный писк, с водружаемого третьего распятия, занявшее перпендикулярное положение на базе земных обитателей, благодаря силе титановых бойцов, по правую руку от лидирующего Виталуса. – Вы были правы! Меня заметили!
Столпившиеся созерцатели переключились с соблазнительных форм белобрысой волчицы, одетой в элегантное зимнее пальто нараспашку, на упругое колыхание округлых достоинств женской природы выделяющихся в декольте, и под просвечивающейся туникой, соколиной светлости.
– Ууй! – протяжно взвыл Помазанник, затеняя соседок.
– Что, дорогой??? – вскрикнула болеутоляющая Алисия.
Глубоко вздыхая перед каждым предложением, и произнося их на одном дыхании, по-детски захныкал Виталус Иванос, не способный ни вытереть, ни смахнуть слезу, до смерти щекочущую нижнюю оконечность носа, – Рукам больно! Веревки завязали туго, деспоты! В запястье, браслет часов впился. И ноги затекли, чёрт!
Костиий Лебад, потерявший интерес к тому, что называется «свершилось», вытянул руку в окно бронированной кареты, за которым заплакал слепой дождь, и несколько дождинок, жадные до любой поверхности, плюхнулись ему на ладонь. Костий, резко сжал руку в кулак. Дождинки, не подозревавшие коварство распахнутой души, сквозили внутренностями между государственных пальцев, как жидкое содержимое размозжённого яйца.
– И пискнуть не успели. От меня не уйдёшь! – процедил сквозь зубы, злой, но уже добреющий на достигнутом, Костий Лебад. – Токмо мокрое место осталось, – ухмыляясь, сказал он, нежно любуясь раскрытой сырой властной ладонью, и, передвинув пересечение зрящего сознания за пределы контрастного пространства, приказал извозчику: Трогай.
– Куда, хозяин?
– Рули в ставку, – тяжело вздохнув, ответил Лебад, уставший от хлопот.
***
Часы, спустившись несколько часов ниже, с лёгкостью набирали высоту вечера.
– Наместник! Виталус сбежал! – побаиваясь сурового наказания, виновато доложил тамошний, вбежавший в гостиную Ставки главного.
– Сбежал? Ладно, пускай побегает. Попадётся, мы его приколотим, как полагается, – не оборачиваясь и не меняя положения в кресле, сказал Лебад, склонившийся над новой интеллектуальной шахматной доской, которая защищала позиции раскинувшихся трёх крестов из слоновой кости, занятых героями, наказанными буквально несколько часов назад. – А что разбойница, на месте? – спросил Лебад, сделав ход конём по её душу.
– Наличествует, наместник. Крепкая дама.
– А что другая...? – хитро поинтересовался наместник, целя её фигуру слоном.
– Тоже держится.
– Не прохладно им там? – замысловато продолжил наместник, уже наметивший безвыходное положение Помазаннику, расколотив передовой отряд фигур его защиты.
– Да, так. Зубами стучат.
– Да? Ну, тогда снимите их. Приоденьте... В ресторан поедем. В номера... А утром, чтобы обратно...
--------------------
*Костий Лебад (Костиус Лебедус), наместник, одного из районов Стихии в 21 веке, отличавшийся жестокостью. Согласно стихозаветной традиции, приговорил к распятию Виталуса Иваноса.
*Виталус Иванос... Согласно его многочисленным достоинствам с недостатками, их перечисление может занять слишком много времени и нужного места. С ним связана опасность возникновения всяких не по плечных вселенских преобразований. В недавнем прошлом, некоторые исследователи отрицали его существование и способности, зато большинство современных исследователей, признают его историчность.Страница автора: www.stihija.ru/author/?Roma Подписка на новые произведения автора >>> |
