| Chick |
2000-10-02 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Смотрю на них с любовью и нежностью…Обозлеваюсь на них, говорю гадости, кидаюсь на пол и бьюсь в истериках…и всё-равно люблю.
И, ведь, стыдно потом “за бесцельно прожитые…“ …Тьфу ты! …да нет же! За себя стыдно.
Зачем доказываю им, что умнее, лучше, сильнее, чем они, зная заранее, что всё наоборот? Зная, что будут слушать, гладить по головке и утверждать, что верят в меня. А сами перешёптываются ночами: ”Какая же она ещё несмышлёная и маленькая.“
“А вот!“ - кричу - “Получите! Что выросло - то выросло!“
“Да,“ - говорят - “выросло…“ И опять гладят по головке и успокаивают.
Я рыдаю в подушку из-за своей беспомощности, из-за несостоятельности, из-за неумения помочь им…и шепчу: ”Только бы не увидели, что я слабая, глупая и бездарная…Только бы мои родители не догадались, как я их люблю.“
|
|
| дениа |
2000-10-04 |
10 |
5.00 |
2 |
|
|
ролик 4 стиральный порошок |
|
|
|
|
| |
Ресторан средней руки. Обычный полумрак. В зале гремит залихватский рок-н-ролл.
За столиком Молодой Человек, Его Девушка и Его Друг (всем им лет 25-30, впрочем Его Девушка и Очаровательная Девушка могут быть помоложе). Идет оживленная дискуссия на повышенных тонах. Его Девушка хватает бокал красного вина и с воплем: «Бабник!» выплескивает его в лицо Молодому Человеку. Основная часть рубиновой жидкости попадает на белоснежную рубашку Молодого Человека. Его Девушка, не сдержав слез, покидает столик. Больше в ролике ее не будет.
Молодой Человек и Его Друг после недолгого молчания (на их лицах выражение глумливого сожаления) спокойно продолжают беседу, хотя из-за музыки им по-прежнему приходится громко кричать.
Его Друг: «Придется выбросить рубашку!»
Молодой Человек: «Если бы я из-за таких пустяков каждый раз выбрасывал рубашки! Ты послушай!…
Вставка: гораздо ранее в различных интерьерах. Слов девушек не слышно. Они с неприятными лицами широко раскрывают рот и живописно выливают на эту же саму рубашку кофе, борщ, вываливают спагетти в густом томатном соусе, растирают картофельное пюре. Во время экзекуций лицо Молодого Человека безмятежно. Он явно знает какой-то секрет.
… Так что не стоит волноваться!»
Его Друг: «А я вот надумал жениться!»
Молодой Человек: «Что случилось?»
Его Друг: «Надоело готовить, убирать, и главное – стирать!». Последнее Его Друг выкрикивает со страдальческим выражением лица.
Вставка: На краю ванны пачка стирального порошка без названия. Его Друг надрывается над корытом, отстирывая когда-то белую сорочку. Результат его не удовлетворяет, и он в бешенстве отрывает рукава и раздирает спину рубашки на аккуратные полоски.
Молодой Человек: «Не отчаивайся! Я тоже чуть было не женился из-за этого! Но теперь со стиркой у меня никаких проблем!…
Вставка: под закадровый текст о превосходных свойства «…», насыпав в таз из пачки «…» немного стирального порошка, Молодой Человек не спеша, лениво размешивает его рукой. Кажется даже, что процесс стирки доставляет ему удовольствие. На веревках сушатся неправдоподобно чистые рубашки.
… Сохранить свободу мне помог стиральный порошок…
Гремящий рок-н-ролл внезапно заканчивается. Молодой Человек, не успев умерить громкость голоса:
«…»!
Возглас вызывает неоднозначную реакцию аудитории. Мужская половина, бросая на Молодого Человека недоуменные взгляды, подозревает его в слабоумии. Женская часть заинтересовалась Молодым Человеком, так хорошо понимающим все тонкости стирки.
К их столику подходит Очаровательная Девушка.
Очаровательная Девушка: «Расскажи мне поподробней о «…». Я так люблю практичных мужчин!»
Молодой Человек: «Может быть поедем ко мне? Я как раз выстираю рубашку, это не займет много времени…»
Очаровательная Девушка: «Лучше ко мне. У меня тоже есть «…». Я помогу тебе».
Уходят вместе.
Его Друг заносит в электронную записную книжку: «Срочно: купить стиральный порошок «…».
Стиральный порошок «…» - выбор свободного мужчины. Экономит время стирки для более интересных занятий.
* * *
Титры на черном экране: специально для женщин. Некоторое время спустя. Свадьба Молодого Человека и Очаровательной Девушки. Его Друг (стоит ли говорить, что его рубашка безупречно чиста?), обнимая двух фигуристых девиц, с завистью смотрит на счастливых Молодоженов. Жених и Невеста сверкают радостью лиц и чистотой нарядов. Они отъезжают в светлое будущее на разрисованном авто к бамперу которого привязаны волочащиеся коробки стирального порошка «…».
Стиральный порошок «…» - идеальная чистота соединяет сердца.
Прочитали до конца?
Оценку можете не ставить, но напишите, пожалуйста, понравилось или нет?
Жааль…
|
|
| Василий Уринсон |
2000-10-05 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Ода Русской Деревне.
(поверхностно-снобистский вариант)
-Ну, как живешь, простая русская деревня?
-Да ничего… Живём…- деревня тихо отвечает.
-А чем ты дышишь? – задаём вопрос серьёзный мы деревне.
-Да чем придется…Воздух общий… - нам деревня тихо отвечает.
-А что ты ешь, каким ты лаптем щи свои крапивныя хлебаешь?
-Да что попало, жру - деревня, хлюпнув носом, тихо отвечает.
-А что ты пьешь, деревня русская мужицкая простая?
-Да что нальют, да то и выпью – закушу лучком, деревня тихо и весьма нестройно отвечает.
-На что живёшь, деревня, небогатая на деньги, русская простая?
-На Ротшильдов надеяться не смеем, на свои гроши живём - деревня бедная со стоном отвечает.
-Каков твой пол, деревня милая любимая родная?
-Пол – деревянный, из гнилых дощечек, также подпол есть - деревня нежная интимно отвечает.
-Каков твой цвет, простая безыскусная нелепая тупая русская деревня?
-Да хуй поймёшь… - деревня с русской откровенностию тихо отвечает.
-Какое хобби у тебя, околицы-овраги-грязь-канавы-русская деревня?
-А нешто я ебу, милок, чаво за хобе у меня? - деревня русская простая отвечает.
-Чем славится простая скрип-калитки-хрен-колодец-масло-русская деревня?
-Талантами богата я, торжественно нескромно русская деревня тихо отвечает.
-Голосовать пойдёшь ты за кого на выборах, простая недалёкая в политике деревня?
-За коммунистов/Путина – в стране порядок быть должон, деревня русская уверенно, но крайне тихо отвечает.
-Что тебе снится, на печи сопящая храпящая пердящая деревня?
-Да всяко снится, в основном, пожар в сельпо али покос пшеницы там, деревня русская, зевая, тихо отвечает.
-Красивы ль девушки и женщины твои, простая сексуально-сеновальная деревня?
-Одни невесты, все веснушчаты, румяны, коса до попы виснет, нам деревня (предельно горделиво) отвечает.
-А парни-мужики хорошие твои, простая русская крестьянская деревня?
-Завидны парни наши, трактористы самогонщики строители ворюги, нам деревня тихо отвечает.
-В чём глубина твоя, в чем твой секрет, загадочная русская деревня?
-В душе моей, в разорванной рубахе до пупа… - запальчиво, но тихо нам деревня отвечает.
-В чём твоя стать, твоё величие и мощь, родная русская деревня?
-В полях широких, в реках да березках юных - нам деревня отвечает.
-В чём твоё прошлое, великое, большое, похвались, простая русская деревня?
-В сражениях кровавых, в урожаях да в строительстве колхозов, нам деревня, лоб наморщив, тихо отвечает.
-В чём твоё будущее, светлое, огромное, как русская деревня?
-Пиздец.– уныло усмехаясь, нас деревня тихо проклинает.
|
|
| Demiurg |
2000-10-05 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Я точно помнил, что калитка должна быть где-то здесь. Но длинный, почти бесконечный, забор, мимо которого я шел уже третий час, желтым удавом уползал куда-то в левый угол горизонта. «Действительно удав»: подумал я и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Нитки, толи от жары, толи от времени, лопнули. Черная блестящая шайба, по высокой дуге, отлетела метров на пять. Упав на землю, она подняла небольшую волну из пыли и зарылась в песок.
Жарко. Я приложил к виску кусочек «спрайта». Он был холодным и почему-то не таял. Сразу стало как-то прохладней. Удав. Я бросил «спрайт» в забор. Тот повис на кирпичах сочной кляксой, и стал медленно сползать вверх, оставляя за собой блестящий след. Блестело стекло. Достав еще пять кусочков, я очистил площадь со среднее окно.
Стекло было кривым, а местами еще и мутным. Но все равно через него можно было что-то разглядеть. Я подошел к своеобразному окошку и внимательно посмотрел. Там был человек. Он смотрел на меня и улыбался. Потом он вдруг протянул руку и подергал меня за воротник. Тут только я заметил что у него тоже оторвана верхняя пуговица. «Странное совпадение»: подумал я и шагнул к нему.
Я шел минут пять, спотыкаясь о прохожих и, расставленные справа и слева, палатки. Соня что-то все это время говорила, но я не слышал. Кто-то сильно толкнул меня в плече. «Смотри куда идешь»: услышал я, и очнувшись огляделся. Мой взгляд упал на бутылку «спрайта». В голове что-то щелкнуло и я остановился. Порывшись в карманах, я отдал продавцу черную пуговицу.
Разлив «спрайт» по фужерам один передал Соне. Руки тряслись, от чего по поверхности разбегались круги. Пить не хотелось. После очередного толчка мое отражение в фужере улыбнулось и, как мне показалось, подмигнуло. Поборов отвращение, я сделал пару глотков, а остальное положил в карман. Почему-то казалось, что все это еще может пригодится.
- У меня скоро день рождение, - сказал я, и присел на краешек стола.
- Ну и? - выдавил из себя Ефрем, всеми силами пытаясь не смотреть мне в глаза.
Он так усердно делал манты, что последние из них стали отдаленно напоминать капустные качаны, правда меньших размеров. Почему-то захотелось пить. Я оглядел комнату в поисках воды и стакана. Стакана не было, зато были самодельные стаканчики, сделанные из пустых бутылок «спрайта». Воды, правда, тоже не оказалось, и вместо нее Ефрем налил мне Чачу.
- Прийдешь? - спросил я, имея в виде праздник. Мне казалось, что он скажет нет. Поэтому я не боялся каких либо осложнений, и с честным лицом ждал ответа. Вдруг это честное лицо улыбнулось, и мне неудержимо захотелось помахать кому ни будь рукой.
Я подошел к окну и поприветствовал оказавшегося там человека. Оказалось, что у него оторвана пуговица на рубашке и, протянув руку, я подергал его за воротник...
Я опять шел по какому-то рынку. Соня что-то говорила и потихоньку допивала лимонад.
|
|
| Рики-Тики-Тави |
2000-10-06 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Вот вы говорите: Муза... А что Муза? Муза тоже человек, у нее есть работа и помимо того, чтоб носиться по городу, притворяясь безмятежно порхающей и раздаривать светлые искорки надежды - “да, да, обязательно залечу на недельке”.
В ее спокойной светлой головке на самом деле хранятся десятки взмахов ресниц, сотни поворотов головы, тысячи небрежных жестов. Она знает, что всегда должна быть такой, чтобы навевать. К этому поэту она явится в образе строгой дамы в черном платье, ледяными глазами посмотрит мимо и уйдет, не сказав ни слова. Другой увидит необычайно прекрасную девушку в светло-голубом сарафане и с серебряным колокольчиком в распущенных волосах. Она пройдет босая по свежей, покрытой капельками росы, траве, засмеется. И колокольчик тихо отзовется каким-то неведомым переливом.
И вот она уже спешит дальше, на ходу меняя голубой сарафан на черное платье и торопливо перекрашивая волосы, губы, веки в черный цвет.
А этот вообще пишет про каких-то заек, и она залезет через окно, лукаво посмотрит на него через спутанные волосы, неловко переступит с ноги на ногу. И он запомнит ее такой - штаны на лямках, выбивающаяся со всех сторон мужская рубашка, озорно чуть приподнятая верхняя губа.
На город спускается ночь, но хор голосов зовущих Музу не смолкает. Наоборот, всякий считает своим долгом именно ночью затянуть ее к себе на огонек. И что делать, она забегает, тактично отказывается от приглашения остаться до утра, исчезает, и лавируя над дорогой, ловит на себе недоверчивые взгляды милиционеров.
И каждый из поэтов твердо знает: он - единственный. Только ему является эта прекрасная незнакомка, эта очаровательная хулиганка, эта уродливая старуха. Каждый уверен, что это она, - а не он, - не спит ночами, изнывает от расстояний, с нетерпением ждет следующей встречи. Ничего, что она появляется так редко, просто она слишком наивна (как вариант: рассудительна, застенчива), чтобы уметь читать в своей душе. И только он, может сейчас и неприметный (но это все от скромности), сможет разбудить в ней Чувство. Боже, каким прекрасным будет этот союз, как совершенны будут их стихи, как...
А ей просто жаль их. Таких разных, таких непохожих, эгоистично полагающих, что они знают, как вертится мир.
Она пролетала слишком близко над огнем, и белоснежные льняные крылья *, ее любимые, пришлось отложить до лучших времен. А эти серые холщовые слишком тяжелы, и она каждый раз надевает их с каким-то покорным отвращением. А поэты думают - все от бедности и раскладывают перед ней шелка, потому что не знают: и у Музы, и у Человека бывают лишь одни легкие крылья, потому что не подозревают, что шелк может быть тяжелее льна, потому что не догадываются, что крылья - это еще не повод летать.
Но появится Он. Он - не поэт, ему не нужна Муза. Он - тот милиционер, что встретит ее ночью рядом с трамвайной остановкой. Он не предложит ей деньги, постель или даже знание жизни. Он предложит ей помощь: “Вы, наверное, устали. Может быть Вас подвезти?”. Он не останется у нее ночевать, не спросит, что она делает завтра вечером. Он просто довезет ее за горизонт, и ни Он, ни Она никогда не вспомнят, когда и почему они оказались навсегда вдвоем... И может быть она перестанет быть Музой, белоснежные крылья ее будут невидимы ни людям, ни даже тем Поэтам, но как же легко и волшебно будут поднимать ее над землей.
А вы говорите, Муза!
* Боже, как испортили русский я зык - слово “крылышки” и не скажешь, и не напишешь. |
|
| Рики-Тики-Тави |
2000-10-06 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
…Научил не хранить кольца,
С кем бы жизнь меня не венчала…
М.Цветаева
Удивись. Удивись, что она не плачет, не умоляет вспомнить, пожалеть, передумать. Не устраивает сцен ревности, не глядит волком ни на тебя, ни на твою девушку. Удивись.
Но ты не удивишься. Ты решишь, что для нее, как для тебя, та ночь, те слова ничего не значили. Просто вы случайно встретились, вспыхнули, сгорели и… все. Только пепел воспоминаний. Тех вас больше нет. Есть ты — со своими проблемами, есть она — со своими. Ты так решишь. И она зажмет душу в кулак и позволит тебе так решить. И станет пеплом.
Она будет шутить, смеяться, строить глазки мужчинам. Но тайком следить за твоими руками, глазами, губами. Она станет пеплом. Ты останешься костром.
Она понимала, что так случится. Знала, как вы будете разогревать друг друга, обмениваясь искрами вначале недоверия, позже недосказанности, нерешительности. Потом — вспышка. И после нее — ничего. Она понимала это. Но очень спешила, веря, договаривая, решаясь. И вы вспыхнули слишком рано, не набрав всего того, что могли бы, лишь бы вспыхнуть. И вспышка была до обидного коротка, так коротка, что ты объявил ее ошибкой и, как ошибку, просто вычеркнул. Но этот жирный крест посреди листа — единственное, что видит она сквозь туман слез, которые ты никогда не заметишь.
Ну так хотя бы удивись их отсутствию. Пожалуйста.
Вместо эпилога:
В стекло керосинки билась бабочка. Кто знает, что ей было нужно. Она видела за стеклом чудо. Что-то невыразимо прекрасное, недостижимое и от этого еще более прекрасное. Там за стеклом была надежда.
Потом бы лампу потушили, и бабочка улетела бы к себе, к невыразительным бабочкиным заботам. Но, может, всю жизнь помнила бы эту свою мечту.
Ты схватил, смял ее и швырнул в керосинку. Ты сказал, что спас ее, дал ей то, чего она хотела. Она достигла мечты: вспыхнула и погибла.
Ты знал, ради чего жить — ради мечты или ради ее достижения. |
|
| Константин Лебедев |
2000-10-07 |
10 |
5.00 |
2 |
|
|
Брюзжание и Куст (миниатюры) |
|
|
|
|
| |
В годы, когда тела юных девушек еще стройны и гибки, лица - чисты и прекрасны, их разум безгранично слеп, а сердца подвержены непредсказуемым колебаниям, и любой негодяй может овладеть их душами, найдя и бессовестно используя нелепый, парадоксальный ключ. Лживые улыбки, лицемерные жесты могут заставить их потерять себя, а алмазные россыпи, лежащие рядом, остаются презренными и незамеченными. И лишь потом, когда приходит запоздалая мудрость, начинаются вздохи по утраченным возможностям, но - поздно, «нет спасения, кроме движения вперед…» - рутина, разврат, деньги, куриценаседничество, пугливая, неискренняя вера. Погоня за псевдосолнцем, бешеное вгрызание в узкий коридор дешевого корма, запасенного хитрым экспериментатором, приготовившим напоследок смертельный удар электричества.
· * *
Куст – поразительное существо, приобретающее неимоверную загадочность благодаря своей традиционной листозаполненности. Самое сложное – понять, кто или что, из или из-за него, может выскочить, вылететь, либо раздаться. Может быть, там прячется Робин Гуд, и промеж твоих диких, мистических глаз окажется стрела, несущая возмездие. А может быть, там скрывается Роберт Фрипп, и неминуемо гитарное соло, исполненное кривой изворотливости, скрипа и гружения. Да мало ли что еще может сидеть посреди куста и быть оттуда! Тем более странен и непредсказуем метафорический куст.
|
|
| Александра |
2000-10-07 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
На скамейке сидят две старушки. Мимо проходит молодая, современная девушка. Старушки внимательно оглядывают её, а когда она прошла, то начинают критиковать.
- Фроловна, видала, какая девица прошла?
- Ага. Ишь ты, короткую юбчонку натянула, аж трусы видны. В наше время такого не носили.
- В наше время носили длинные юбки, а сейчас... Эх, куда мода ушла!
- А видела, накрашена то как! Как вампир из фильма.
- В наше время, так не красились!
- В наше время, вообще не красились, Петровна.
- Ты меня не учи, сама знаю.
- А знаешь, что у Потапыча произошло?
- Чего ж?
- Клементьевна умерла.
- Дак, она ж ещё молодая была?
- А вот не знают.
- Вон, смотри, Потапыч идёт!
- Да не один.
- С кем же это он?
- Смотри-ка, это ж та девица.
- Какая? В короткой юбке?
- Ага.
- Ну, Потапыч и хахаль! На молодую девку переключился!
- Да ещё в обнимочку идёт!
- Фроловна, ты чего это? Влюбилась, аль чего?
- А ты Петровна, сама на него глаз положила!
- Фроловна, ты такая страхолюдина, что лучше и не показывайся Потапычу на глаза!
- Сама уродка!
- Молчи, дура!
- О чём спор, дамы?
Старушки подняли головы. Над ними стоял Потапыч в обнимочку с девицей.
- Потапыч, аль неужто ты глаз положил на молоденькую?
- Ну чё, Потапыч, а?
- Вот дурёхи-балаболки! Внучка это моя!
|
|
| xsaint |
2000-10-07 |
45 |
5.00 |
9 |
|
|
Однажды у меня вырастут крылья... |
|
|
|
|
| |
Я знаю: когда-нибудь у меня вырастут крылья… Я поднимусь высоко-высоко в небо, в прозрачную чистоту облаков. Улечу далеко отсюда, туда, где нет место ненависти и фальши, лжи и лицемерию.. В той стране живет Любовь, одна лишь Любовь… Она поселяется в душах и сердцах, светится волшебными искорками в глазах, запутывается в словах, мыслях, действиях… Она окутывает туманом, заполняет все твое существо. Ты уже не помнишь, кто ты, откуда… Знаешь ты только одно- здесь позволено только ЛЮБИТЬ.
Тихо! Слышишь? Где-то рядом с тобой стучит чье-то сердце…Тук… Тук… т-с-с-с…Прислушайся… Тебе знаком этот звук? Вспомни, как часто он грезился тебе долгими бессонными ночами, как часто ты слышала его во сне и вскакивала со слезами на глазах… Помнишь? А сейчас оно здесь, совсем рядом- стоит лишь протянуть руку. Не бойся, подойди ближе…Возьми его в руки, согрей в теплых ладошках. Чувствуешь? Кажется, оно ДОВЕРИЛОСЬ тебе, похоже, ты его ПРИРУЧИЛА.
Только будь осторожна1 Береги его. Влюбленное Сердце слишком хрупкое, его так легко разбить… Подари ему немного нежности, ласки и тепла, и тогда поймешь, как оно прекрасно- любящее Сердце… Любящее ТЕБЯ Сердце. Сердце, в которое вихрем ворвалась Любовь.
Но она может стать и страшной, разрушающей силой, летя на всех парусах, разрушая все, что с такой заботой создала сама, убивая колючими, холодными фразами… И тогда в Сердце поселяется Боль. Ее нельзя выгнать, нельзя убить, с ней невозможно бороться… Она может затихнуть, но лишь на короткое время, лишь для того, чтобы вспыхнуть, полоснуть по Сердцу с еще большей силой… Сердце медленно угасает… Оно уже не стучит, как прежде, оно только плачет и тихо-тихо постанывает.
А ведь ему нужна такая малость- снова почувствовать твои теплые ладошки… Подойди смелее, не бойся.. Протяни навстречу руки, согрей дыханием… Чувствуешь? Оно еще живет… Слышишь? Оно снова бьется… Как прежде. Оно СЧАСТЛИВО. И ты, ты тоже… Знаешь, почему? Тихо… Прислушайся… Еще стук. Это стучит ТВОЕ Сердце…
Если бы у меня выросли крылья…. Если бы….
|
|
| Santa |
2000-10-09 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
Тонкая паутинка, коснувшись моего лица, пощекотала бровь и улетела в опрокинутое небо.
Небо.
..полное облаков, оно тянется к земле, вечно пытаясь, что-то сказать и не успевая, потому что, живет много быстрее.
Много.
..разных людей пытались ответить на этот вопрос, но так и не смогли, хотя мудрость бродила в них диким вином. Кто же ты, философ или бабочка?
Бабочка.
…пляшет на ладони подвыпившего уличного фонаря. А он с любовью глядит на нее, смыкая солнечные веки, и, боясь даже вздохнуть на эту хрупкую красоту, что отдается ударами живого сердца в окаменевшем бетонном панцире.
Панцирь.
…нарос на мне слоями мертвого времени, и я неуклюжей старой черепахой ползу к морю, бормоча в ветер чужие и свои, пустые и полные, но все ненужные – слова.
Слова.
..это все, что у меня есть. Правда и ложь, добро и зло, и один и тот же истлевший занавес вечно колышется в зрачках черной стоячей водой. Нет меня, есть – какая разница.
Разница.
….маршрутов небесных и путей земных режет мне руки зеленой осокой, вспарывая вены простой истиной – потому что. Но я кормлю своих собак теплым хлебом и светом твоих глаз, и они найдут твой след. Где бы ты ни была.
Была.
...песней, вдохом, солнцем, звездами, воздухом и водой. Отражением и зеркалом, тьмой и мной, но – была.
Танцуй, мотылек.
Лети.
Я люблю тебя.
|
|
| Santa |
2000-10-09 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Метро
..Play..
Он ненавидел метро.
Это подземелье, пожирающее каждое утро тысячи людей и целый день протаскивающее их по своим громыхающим железным кишкам, а к вечеру исторгающее бледную полупереваренную массу обратно, на улицы и площади пропитанного равнодушием города.
Он ненавидел бесцветные зимы этого города, солью и песком скрипящие на зубах и жидкой едкой грязью облепляющие ноги.
Он ненавидел его лето, истекающее потом и вонючей гарью сотен машин, жидким асфальтом пристающее к подошвам и тяжким молотом крови громыхающее в висках.
Он ненавидел его осень, что серым вздохом стискивает еще способные дышать души и роняет алые листья небесной красоты на грязные тротуары.
И еще он ненавидел весну.
Все месяцы, дни, часы и секунды этого города были взвешены им, измерены и испытаны.
И все они, без остатка, вместили его ненависть.
Да еще и осталось.
Для себя.
Он разбил все зеркала дома, потому что больше не мог больше глядеть в глаза, два черных дула зрачков, безошибочно выцеливающих еще способные что-то чувствовать обрывки души. И кривящийся в вечной, всепонимающей, такой невыносимо правдивой усмешке, рот.
Он разбил вдребезги свои отражения, тщательно вымел и выбросил все, до единого, осколки.
Потому что он был свечой, пылающим лепестком, лихорадочно мечущимся на ветру, и тонкой струйкой дыма, истаивающей в прозрачной стеклянной пустоте. И когда ветер усиливался до урагана, его одолевало одно искушение. Такой простой и понятный выход
Объяснение всего и покой. Ему мучительно хотелось взять льдистый отточенный смычок и сыграть на венах багрово-алую симфонию последней боли.
Действительно - последней.
А потом - тишина.
Но это было бы слишком просто. Унизительно просто. Прошмыгнуть в черных ход, показав нос чересчур жестокой жизни.
Нет.
Порой, глядя в тусклую тьму ночей, он чувствовал, как внутри неуклюже ворочается кто-то огромный, древний, как страх, свивая черное стылое тело в тугие кольца.
Трогает сердце холодной склизкой лапой и с вялым удивлением бормочет себе под нос:
«Как, ты еще жив?»
И он зажмуривался до рези в веках, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом в мутных оконных стеклах.
Хотя и сам иногда изумлялся:
«Почему?»
А потом понял.
Ненависть.
Ненависть стала его болезнью, сумасшествием, и самым сильным наркотиком. Проникла в его обмен веществ, осела в костях, растворилась в крови и пропитала дыхание. Она давала ему силы, каждый день швыряя в безумный костер ярости и злобы антрацитовые поленья и заставляя его корчиться на игле черного пламени.
..Stop..
..FF..
..Play..
…Дни тянулись толстой мохнатой нитью, наматываясь колким серым коконом, и он со скрежетом, скрипом вращался, бился сумасшедшим волчком, накручивая слой за слоем, миг за мигом, суету, смрад и тлен всех секунд. Еще пол-оборота и еще, и еще.
Боясь остановиться, сбиться хоть на мгновение с монотонного, вводящего в душный транс, ритма. Потому что остановиться - это вздохнуть и понять, что веретена-то, стержня-сердца собственно и нет. Совсем.
И дни ветхим полотном савана уходят в черную пустоту, тщетно пытаясь крест накрест закрыть, закутать, запеленать в семь слоев бесстыдно распахнутую бездну бывшей души.
Смешно.
Способен ли человек вместить Небо?
А Небо человека?
Кто глубже? Швырни с размаху на весы, да смотри, крепко держи, не колеблясь рукой,
тем, кто отступит, обещан покой.
Смотри.
Смотри, как вздох за вздохом твое время уходит листопадом, вихрем безумных листьев тонет в гулких пустых колодцах зрачков, падает, падает и никак не может достичь дна.
Так и плывет заледеневшим хороводом ломкого золота.
Так и ..
..Stop..
..FF..
..Play..
День - работа, вечер - дом.
Все как обычно и зубы ломит от невозможности ничего изменить.
Ты торопливо допиваешь безвкусный остывший кофе, опять засиделся за книжкой и надо куда-то бежать, торопиться, спешить и спотыкаться, хотя это абсолютно никому не нужно.
Ты одеваешься, хватаешь сумку и, ступив на заплеванную лестничную клетку, вдавливаешь кнопку плеера.
И тебя больше нет.
А есть музыка, громовой барабанный грохот, медно-звенящая блистающая россыпь, тихая капель флейты, шепот апрельского дождя и рев урагана и голоса, голоса, хриплые, звонкие, разные, но поющие все время только об одном
И ты идешь, поскальзываясь, толкаясь и лавируя среди людей, отгороженный от них своим тысячеголосым оглушающим щитом, рядом с ними, но не вместе, не вместе.
Ты идешь, и в груди пылающим смерчем взвивается ярость, испепеляя миры и обрушивая в ладони потускневшее небо.
Звезды пляшут в такт хохоту барабанов, и огненными слезами плачет электрогитара.
А ты все идешь, закутавшись в плащ звуков и одиночества, и на твоем лице ярость борется с презрением.
Ярость - людям, презрение - себе.
А иногда наоборот.
..Stop..
..FF..
..Play..
…Металлический монстр с жадным ликующим завыванием заглатывает проездной, некоторое время задумчиво его пережевывает и, наконец, благосклонно зажигает зеленый.
«Иди, мол. На сей раз. Да пошевеливайся, не один ты такой у меня. Вон вас сколько»
Верно.
А мог бы презрительно выплюнуть назад. Дескать, ты что, с печки рухнул? Че ты мне суешь? Пшел вон, смерд, богам не угодна твоя жертва.
Я выдергиваю картонный квадратик, как всегда, слегка удивляясь, почему на нем нет слюны. Липкой такой, зеленой, вонючей.
И, улыбаясь закаменевшими уголками губ, прохожу через турникет.
Мне смешно.
Давайте вместе посмеемся, люди?
Не хотят.
Торопятся все куда-то, важные, озабоченные, бегут, спотыкаются, даром, что мертвы.
И в самом деле, ну и что с того, что помер?
Не до этого, отстаньте, дел невпроворот, а вы тут с глупостями разными. И вообще, уберите психа, граждане.
Бегут все, обтекают, как вода, толкаются, ругаются, наверное. Редко кто в глаза заглянет.
А ежели и глянет, то лишь на миг. Дернет головой, словно уходя от удара, вздрогнет,
споткнется на гладком, отполированном миллионами ног граните.
И бочком, бочком в сторону.
И что они там, за запотевшими линзами очков, видят?
Впрочем, плевать.
Что мне другие, когда я не уверен, есть ли я на этом свете?
Бог с ними.
Которого нет
А есть лишь тысячи тонн камня над головой, сталь и тьма тоннелей, черной петлей захлестывающаяся вкруг горла, и музыка, музыка, хрупким заклятьем, тонкой нитью Ариадны, хриплой птицей бьющееся сердце, ограждающее меня от давящего безумия этих подземелий.
Мое священное Да.
…Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов, я ощупываю пальцами свое лицо. И внутри у меня холодеет от жути, неужели я такой же, как все эти люди?..
«Такой же» - кивают пробегающие мимо. «Только дурак»
Умные на краю платформы не стоят.
Что уж тут сделаешь, я давно выбыл из разряда умных. По собственному желанию и состоянию здоровья.
Но это единственный способ, который я знаю, мой способ, не бояться и бросить хоть какой-то вызов.
Глупость и позерство. Стоять, балансируя на пятках над двухметровым провалом, наполненным гулом рельс и смертельным безмолвием тока.
И краем глаза следить за чревом тоннеля.
Когда?
И вот, жаркий, раскаленный, словно из глубин ада, воздух, вырываясь из тесных оков железа и камня, мечется по станции разъяренной фурией, вцепляясь в волосы и вырывая из рук газеты, и на стальные извивы двух влюбленных змей ложатся слепящие отсветы.
И из грохочущего мрака доносится оглушительный ликующий рев, слышимый даже в наушниках.
Я разворачиваюсь на девяносто градусов и вывожу громкость на максимум.
Левиафана должно встречать лицом к лицу.
Ну?
..У зеленой воды, у запаха тины, наблюдая восхищенно полет паутины, сумасшедший пацан бьет пустую жестянку, сумасшедший пацан лупит старую банку..
Он идет, трепещите и падайте ниц, он идет из бездны, где червь его не умирает и огонь не угасает, он идет, идет за вами.
Вам не страшно, люди?
Три ослепляющих глаза бьют наотмашь, выжигая сетчатку, и я с трудом перевожу непослушный взгляд на зеркало заднего вида.
Главное - это поймать момент, чуть качнуться вправо, пропуская мимо сей предмет, и можно разворачиваться обратно, считать сочленения-вагоны.
Чертовски увлекательная игра.
Хей, машинист, ты тоже так думаешь?
..Из пустого пространства, из старой консервы, извлекается звук, возбуждающий нервы..
Это я - пустая жестянка, нет меня, совсем нет, ну же, люди, смелее, остановите меня кто-нибудь, оттащите, обзовите дураком, по башке стукните, или столкните туда, но сделайте хоть что-то!
Только не стойте.
Стоят.
Ну же??!
..Сумасшедший пацан лупит жутко и нервно, по заржавленным бакам, по огромным цистернам..
Народившийся вздох замирает в груди, животный ужас хлещет по спине обжигающей плетью, заполняя каждую клеточку тела безумным воплем «Жить!», а следом за ним приходит пылающая радость осознания - поздно!
И Свобода распахивает предо мной свои крылья.
Жил ты хреново, так может слетаешь напоследок?
И я взмахиваю руками, нелепой бабочкой взрезая вязкий, прозрачной смолой застывший воздух, словно желая обнять поезд, мое трехглазое чудовище, дарующее мне самое ценное, что есть на свете.
Столкнули, сам упал?
Какая разница.
Тишина.
Слышите.
..Музыка на песке, музыка на песке…
Я лечу, лечу навстречу свету, и в нем сгорает смешным серым мотыльком глупая надежда упасть между рельсами, и глаза мамы и..
Все сгорает.
Простите и прощайте, родные мои.
..Музыка на песке, музыка на песке..
Сверху наплывает абсолютно белое лицо машиниста, и я еще успеваю посочувствовать бедолаге, ему ж меня потом доставать..
Но улыбнуться уже не успеваю.
..Музыка на песк..
..Stop..
..Rew..
..Play..
<2000 Santa >
|
|
| Василий Уринсон |
2000-10-09 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Константа первая. Мои Осенние Пульсации.
Осень. Восхитительная осень в среднерусской полосе. Вся земля покрыта пёстрым ковром из опавших листьев. Тихо в осеннем лесу. Лишь редкая птица нарушит лесную тишину, слетая с ветки, громко захлопавши крылами. Лишь редкий крот высунет сонное хлебало из норки, подслеповато сощурится, поглядев на радостно озарённую солнышком полянку и на только что упомянутую редкую птицу, а потом возьмёт и подумает: «А я? Чем я не птица?» Расправит наш редкий крот свои коротенькие лапки, замашет ими, как молодой воробушек и вылетит из норки на волю. А редкий кабан, в очередной раз, вздув по-тихому молоденькую свинку из соседней деревни, упиваясь победой, будет весело омывать своё нечистое тело в лесном роднике.
В общем, ребята, я вам скажу: осень - это охуительно.
Константа вторая. Прогулка с Очень Умным Человеком.
И вот в один из таких чудесных осенних деньков мы с моим давнишним приятелем Петром Акимычем Белозерцевым, не спеша, бредём по лесу. Ноги наши обуты в удобные резиновые сапоги. В сапогах преют шерстяные носки. На наших спинах походные мешки и двустволки, на головах шапочки марки «петушок». В левой ладони я держу любимый компас, я ответственен за правильное направление выбранного нами с Петром Акимычем пути. Как-нибудь в будущих своих рассказах я опишу, что происходит с теми бедолагами, которые уходят в лесной поход без компаса. Уверяю, что изнасилование медведем и сон в волчьей яме не самое страшное, что может произойти с незадачливым путником.
По моему правому бедру стукается металлическая фляга с пресною водою. На фляге выгравированы серп и молот – воспоминание о моих фронтовых годах. Я с интересом слушаю своего спутника, всю дорогу он рассказывает всевозможные небылицы из своей богатой событиями биографии.
Константа третья. Этапы Биографии Очень Умного Человека.
А спутник мой - человек и вправду необычный. Знает массу лесных загадок, знает, как развести в дождливый день костёр так, чтобы сгорело пол-леса и соседнее село, знает, как перейти вброд самое глубокое озеро, как приручить к себе внезапно напавшую в ночи дикую волчью стаю…
Знает местный народ Петра Акимыча и уважает. Потому как Пётр Акимыч - здешний лесник и, вообще, не хуй собачий. Но известен он в народе не только в этом нынешнем своём амплуа. Дело в том, что до того, как Пётр Акимыч ушёл на пенсию и устроился лесником, он много лет проработал старшим санитаром в районном морге. Но на старости лет наш дорогой Акимыч был несправедливо изгнан оттуда за тунеядство и некрофильские наклонности. А сейчас он идёт, жонглируя двустволкою, и рассказывает мне историю о том, как однажды в его морг поступили сразу три трупа со странными и непонятными фамилиями. Фамилия первого из трупов была Сосипатов, второго – Соссифель, последний труп носил простую русскую фамилию - Иудин. (Пётр Акимыч улыбается в усы). И-де, как-то поздней ночью он пробрался в свой собственный морг, ну там полакомиться или ещё чего учудить, а все упокойники повылезали из холодильников и по моргу взад – вперёд шастают. Ну, тут всякий бы дуба со страху дал, но не Белозерцев. Он, значитца, всех переловил, простынями перевязал и давай их по биркам сверять. Сосипатов - тут, Соссифель - на месте, а Иудина - как хуем сдуло. «Непорядок!» – сказал себе Акимыч и пошёл на поиски. Вышел на ночную улицу, темень непролазная, ни черта не видно. Смотрит Пётр Акимыч – стоит посередь дороги голый мужик и машину ловит. А какие там машины, в три - то часа ночи? Подошёл Пётр Акимыч поближе, смотрит – бирка на ноге у мужчины болтается, сам весь зелёный, в коричневых пятнах и душок прёт. Тот самый недостающий Иудин. Повалил его Пётр Акимыч наземь и руку заломал. И держит, не пущает.
А мимо, как раз патруль едет милицейский. Выскочили они из своей машины, скрутили Белозерцева, дело шить стали.
А Пётр Акимыч им вежливо объясняет, что так и так, мертвец из морга убежал, надобно было его споймать, чтоб не шалил, и, вообще, он, Пётр Акимыч, здесь работает и имеет полное право на всех трупов. Милиция ему, знамо дело, не поверила и увезла с собой. Ну, ладноть, отмазали его потом, сам секретарь райкома на «Волге» приезжал из застенков вызволять. И возраст почтенный, опять же, и медали, и грамоты… Но, как у нас говорится, «пятно осталось».
Потому вскоре Пётр Акимыч, простой русский мужик, ушёл с любимой работы на выполнение новой почётной миссии – охрану русского леса.
Константа четвёртая.
Неожиданное Предложение, Сделанное Мне Очень Умным Человеком.
Глубоко мы уж в лесу, пора бы и передохнуть. Устраиваем привал.
«Треба перекусить!» – говорит мой приятель, усаживается на пенёк и развязывает свой мешок. А там чего только нет: и яйца всмятку, и копчёная курица в фольге, и бутерброды с сыром, и зелёные стебли лука, и свежий хлеб, и румяные яблоки, а также деликатес имеется - жареная колбаса. Последней Пётр Акимыч вынимает заветную поллитру, уже початую, а потому аккуратно заткнутую винною пробкой и два раздвижных пластмассовых стаканчика. Расстилаем на коленях пожелтелую «Искру» и начинаем свою скромную трапезу.
Константа пятая.
Обед с Моим Другом и, По Совместительству, Очень Умным Человеком.
Пропускаем по стакану.
Пропускаем по второму стакану.
Чавкаем луковыми стеблями.
Пропускаем по третьему стакану.
Приступаем к закускам.
Пётр Акимыч скусывает куриное мясо и бросает мне кость.
Пётр Акимыч грызёт яблоко, и швыряет в меня огрызок.
Петр Акимыч откусывает мякиш, а мне достаётся корочка.
Пётр Акимыч, не разжёвывая, целиком проглатывает варёное яйцо и угощает меня скорлупою.
Пропускаем по четвёртому стакану.
Петр Акимыч громко запевает русскую народную песню.
На моё плечо падает коричневатый птичий помёт. Испуганный пением Петра Акимыча тетерев не смог сдержать себя.
Аккуратно соскребаю тетеревиный помёт с плеча и помещаю в пустой спичечный коробок. Порадую внучек подарком.
Пётр Акимыч падает с пенька назад спиною и временно теряет сознание.
Я стягиваю грязный резиновый сапог с левой ноги и всеми фибрами всасываю прелый аромат шерстяного носка. Облегчённо ложусь на мокрый ковёр из листьев и ковыряюсь щепочкой в ноздре. Подкладываю под голову походный мешок, устраиваюсь поудобнее и открываю на закладке потрёпанный томик Джеральда Даррела «Моя семья и другие не менее любимые животные». Читаю любимый абзац:
«…у меня захворал верблюд.
Лежит в углу, не ест, не пьёт. Тоскует.
Через пару недель вырвало его сильно. Верблюда моего.
Потом покрылся бурыми пятнами.
Потом покрылся коростой.
Потом покрылся медным тазом.
Верблюд был немолодой. Пожилой верблюд.
Ну, смотрю, страдает. Я его йодом начинил.
Не помогло.
Глаза мутные, запавшие.
Дыханье неровное.
Потом полегчало. К вечеру чуток поел.
Кашлял всю ночь. Блевал саксаулом.
Потом провалился первый горб.
Потом провалился второй горб.
Намедни сдох.
Третичный сифилис.
Да и хуй с ним, с верблюдом».
В это время любезный Пётр Акимыч открывает свои честные глаза и задумчиво смотрит на торчащие перед ним кончики его собственных резиновых сапог. Ноги Петра Акимыча лежат на пеньке, а сам Пётр Акимыч – на земле. То есть Пётр Акимыч упал не весь. Не полностью. Вдруг он резко вскакивает и бежит за огромный старый дуб. Оттуда слышится сначала истошное рычанье, а чуть позже весёлое журчанье. Освободившись от всего, что ему мешало жить, Пётр Акимыч закуривает цигарку и ложится возле меня, стараясь заглянуть в книгу, которую я читаю. Он некоторое время кривляется таким вот образом, делая вид, что углубился в чтение, на самом деле Пётр Акимыч не умеет ни читать, ни писать. Даже покойников в своём морге он различал только по номеркам и по запаху. Треплет меня за плечо: «Хорош читать, послушай лучше, чего я тебе расскажу…»
Константа Шестая.
Истории, Рассказанные Мне Одним Очень Умным Человеком.
…Второй час Акимыч болтает без умолку:
«…вы – люди городские, нас не поймёте. Слушал тут я какую-то программу по «Маяку», песни по заявкам, девчонка какая-то звонит, знаешь, чё говорит? Хочу, говорит, папу сваго поздравить до члена. Ну, я удивился, понятно, вроде сопля, а папин член поздравляет. Потом, конечно, понял, что не «до члена», а «дочь Лена»! Во как!»
Акимыч затянулся цигаркой махры и выпустил вверх синеватое колечко…
«А вот ещё случай был. Пришвин рассказывал. Говорит, пиздярил он по лесу то ли за своим волшебным колобком, то ли за лисичкиным хлебом. Ну, ни хера не нашёл, да ещё и заблудился. Забрёл в какие-то чащи дремучие, темень, хоть глаз выколи. Сидит, плачет…
А тут вдруг из тьмы огонёк пробился… И нашему Мишке навстречу движется. Мишка обрадовался, «Ау!» – заорал, руками замахал, в штаны от счастья наклал…
Через пять минут выходит из ельника к нему старец с фонарём и говорит:
- Что, добрый человек, заплутал, поди?
- Да - говорит Пришвин - заплутал. Шёл-шёл и заблудился.
- А звать тебя как, милый?
- Пришвиным кличут. Мишкой.
- А что, Мишка Пришвин, потерял ты в этом лесу? Или найти чего хотел?
- Да – говорит Пришвин – жена у меня дура. Жрёт всякое дерьмо. А в субботу у ней именины, так она меня в лес и отправила за угощеньем для гостей. Говорит, неси мне, блядь, лисичкин хлеб и волшебного колобка добудь хоть одного. На холодец. Ну, чё, бля – протаскался, как мудак, ничо не нашёл, а теперь и выйти как, не знаю.
- Туго твоё дело, братец – молвит дед – не туды ты за добычей пошёл. Ничего ты тут не найдёшь, даже и не пытайся!
- А почему?
- Потому что здесь – ЛЕСБИЯНКИ!!!
И исчез со своим фонарём. А полянка опять покрылась темнотой.
Изумился Пришвин, испугался… А потом плюнул со злости и спать на сыру-землю завалился. Будь что будет, подумал. Да не спится ему. Ворочается – ворочается, разговор ночной анализирует. Что же дед имел ввиду под загадочным заклинанием «лесбиянки»? И почему из-за этого нельзя найти в лесу лисичкин хлеб и этого волшебного мудака – колобка? Всю ночь думал, так ничего и не понял, а как рассвело, попил утренней росы и рванул быстрей прочь из страшного леса, держа в голове непонятное слово.
В дом свой вбежал, жена навстречу: «Мойша! Мойша! Где ты пропал? Я вся – таки на нервах! Где мой заказ? Где лисичкин хлеб, где колобок? Мойша, ты что - всё скушал, пока по лесу шастал?»
Михаил Михайлович робко опустил глаза и слово в слово пересказал ночную историю. «Бродил – бродил я по лесу, заблудился. И в ночи выперся из ельника хрыч с фонарём… Разговорились, то-сё, как зовут, спросил, чего я в лесу потерял, спросил. Ну, я говорю, жена у меня – золото, именины празднует, за гостинцем лесным послала. А он, ядрёнть, мне говорит – ничего ты тут не найдёшь и зря пришёл ваще. И вот, спрашиваю я, значит, хрыча, почему всё так хреново, а он говорит : «Потому что здесь – ЛЕСБИЯНКИ!!!» Колдовское какое – то словечко, первый раз слышу. Может, лесной волшебник мне повстречался?»
Полезла жена на антресоли, достала Большой Советский Энциклопедический Словарь. Открыла на букву «Л». Читает, читает и вдруг как расхохочется: «Дурак ты, Мойша! Дурак и поц! Волшебник, заклинание… Хуже школьника. Приплёл ещё зачем – то женский гомосексуализм…» «Чего такое, Розочка – волнуется Пришвин – какой ещё социализм?» «Козёл ты, Мойша! Козёл и поц! Тебе старый пердун русским языком обьяснил, что не туда ты пришёл. Он же тебе сказал: "Здесь– лес Бианки!!!" Лес БИАНКИ, понимаешь, дурья твоя башка!!! Позвони Виталию Ибрагимовичу и извинись. Скажи, ошибся адресом. И на именины в субботу пригласи».
Пётр Акимыч задорно ржёт. Изо рта его тянет перегарищем.
«Ты послушай, послушай… Не спи…Ещё случай был со мной…»
Убаюканный долбёжкой дятла, шипеньем болотной гадюки и историями бывалого лесника, я погружаюсь в здоровый сон Члена Союза Писателей…
Константа Седьмая. Прощание с Очень Умным Человеком
Раздалась речка Пучегрызка последней весною. Как растаяли зимние снега, начались топи да паводки, только и было видно, как там и сям Мазаи зайцев насилуют, багры им в задницы засовывают, видны деревяшки да брёвнышки, плывущие вдаль по течению, видны всплывшие из-под снега мумифицировавшиеся звериные какашки (хорошее народное средство от запоров), видны полуразложившиеся трупы охотников, задранных потревоженными в зимних берлогах медведями. В общем, на всеобщее обозрение выходит «изнанка» русского леса, его порочная сторона, его позор. Но мы прощаем лес. Потому что русский лес – это заебись.
Час, как я проснулся на месте нашей последней стоянки. Мы с Пётром Акимычем добрели до устья Пучегрызки и обнаружили там, заготовленную всё тем же уже настоебенившим мне и Вам, дорогие читатели, Петром Акимычем лодку – плоскодонку. В данный момент мы плывём с ним, стоя в носу лодки в позе героев фильма «Титаник»***. Пётр Акимыч нежно целует меня в затылок и шепчет: «Даааа… Раздалась, раздалась Пучегрызка». Вокруг открываются живописные пейзажи русской природы. На правом берегу мы видим высунувшуюся из кустов туповатую что-то жующую морду лося, на левом берегу внимательный глаз замечает развратную лисицу, предающуюся любовным утехам с молодым волком. На нижнем берегу видны серые каменья и стайки рыб, на верхнем берегу - лучезарное чистое небо. На заднем берегу видны наши печали и обиды, на переднем берегу наши надежды и радости.
А вон сорокин хвост мелькнул. Чу! Чу, блядь! Чу, на хуй! Чу, Пётр Акимыч! Чу, падло! Чу, ебать тебя в рот! Чу!
ЛЕС ЕБЁТ ВСЁ.
The End.
***Во время написания рассказа ещё никто не знал о "шедевре" Джеймса Камерона, поэтому, очевидно, это – подлая, позже вписанная каким-то негодяем из клана врагов и жалких подражателей В.Уринсона в оригинал рукописи, вставка. (прим. переводчика)
|
|
| Рики-Тики-Тави |
2000-10-09 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Заведу себе мужа. Вот жизнь наступит! Всегда рядом сильная мужская рука. Вешалку прибьет, кран привинтит.
— Милый!
Молчание. Чуть-чуть погромче:
— Солнце!
— М? (взгляд четко в монитор)
— Ты не мог бы поставить замок на почтовый ящик?
— М... Угу.
Через два часа становится ясно, что последнее «М...» означало: «Конечно, любимая! Если тебе хочется, можешь делать, что захочешь. Плоскогубцы в верхнем ящике. Извини, что лаконичен, не хочу отнимать у тебя время». И не спрашивайте, как я смогла прочитать это по его спине. Любовь, взаимопонимание.
Ну и ладно. В конце концов, замок на ящик поставить — не проблема. И вешалку могу прибить, и кран привинтить. Не в этом счастье! Зато есть крепкие мужские плечи, на которые можно опереться в минуту невзгод.
— Милый!
Тишина. А погромче я не могу — нос заложен, в горло впиваются шипы, голова раскалывается, в желудке молоко ведет ожесточенную борьбу с мандаринами.
— Солнце! — Плюшевый тигренок летит в монитор.
— М? (не глядя бросает тигренка обратно)
— Принеси мне чаю с малиновым вареньем. Пожалуйста!
— М... Угу.
Я не очень умная, но очень сообразительная. Выждав минут пятнадцать для верности, на негнущихся ногах ползу на кухню, наливаю чаю, кладу варенья. Ползу обратно.
В его глазах удивление и обида.
— А мне?
Но разве в этом смысл жизни? Слава Богу, не в Эрмитаже живем! Там-то я и в здоровом состоянии померла бы пока до кухни добралась. А тут и десяти метров не будет. Фигля ж нам, горным туристам (красивым бабам)! Зато как он играет на гитаре и трубе! Как он поет!
— Милый!
— ...
— Солнце!
— М?
— Спой песенку!
— М... Какую?
Оживляюсь. Это уже прогресс.
— Ну, какую-нибудь! Про созвездье Стрельца.
— М... Угу.
Вот и все. И я лежу на полу, закутанная в спальник, отпихиваюсь от вечно лижущейся собаки, созерцаю спину мужа и думаю. А не завести ли мне жену? Будем с ней вместе готовить, убираться, чистить картошку, чинить мебель, сверлить стены. А по вечерам, сидя на кровати, разговаривать о жизни и петь друг дружке песенки. Вот жизнь начнется! Решено.
— Милый! — М?
А я молчу. Потому что нет ничего противнее холодных простыней, и нет ничего приятнее, чем прижаться к кому-то большому и теплому (и чтоб оно не лизалось!!!) и заснуть на крепком и теплом (хоть и дьявольски неудобном) плече. А все остальное — мелочи жизни. |
|
| Василий Уринсон |
2000-10-11 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Василий Уринсон
Появление Косыгина.
Лихо заломив шапку набекрень, по улице двигался мужчина. Мужчина - рыжие усы, мужчина – красные трусы, мужчина – мощные ручищи, мужчина что-то вроде ищет. А что же ищет наш мужчина, какая, знаете, причина, в его уверенной ходьбе? Он шёл наперекор судьбе, он надсмехался над проблемой, он трахался с соседкой Эммой, он ярко писал кипятком, он наслаждался нужником, что был построен возле дома, когда он шёл к своим знакомым, попить там чаю или кофе, кричал себе: «Да мне всё пофиг!», очки вынямливал во тьме, висел на синей бахроме, братался с каменным углём, считался старым бобылём, а тут ему письмо прислали, и он, надев свои медали, что заработал на фронту, в говне, в сраженьи и в поту, когда нещадно мылил фрицу его смешную барахту, пошёл суровою походкой (он по дороге хрюкнул водки) на заседанье ветеранов (туда пришёл в какашку пьяным), чтоб обсудить нелепый факт, кем организован был теракт (на Новодевичьем кладбище), где ветер непрерывно свищет, как полумилиционер, как в полумиле пионер с трубой заветной, с барабаном, с заряженным на лис капканом, с цепной собакой в голове, с Железным Феликсом в траве, нещадно шёл навстречу Щам, глубоководным овощам, жестикулирующей рвоте, и он кричал: «Эй, блядь, полноте!», но те не слышали его. Так не осталось ничего…
Пасьянс «Косыгин». Правила Игры.
Сдаётся мне, что карты. По семь или больше. Нужно определить, сколько туз пик бьёт красномастных карт и оставить одну. У противника максимум три карты - сброс. Для того чтобы «завалить» противника, вы (pardon!) Вы должны узнать, какой масти у противника кишки. И их выпустить путём проникновения колюще-режущего предмета вовнутрь тела Вашего противника. У Вас должно остаться восемь карт на руках, из них четыре одинаковых. Вы выиграли.
Коктейль «Косыгин»
2 доли украинского борща.
2 доли чеснока
1 доля сапога
2 доли напитка «Анапа»
1 доля шалобана
3 доли букового дерева
4 доли суслопара
2 доли вазелина
2 доли овечки Долли
3 доли бузины
3 доли щенячки
2 доли головной боли
2 доли Куусинена
4 доли варёной колбасы
3 доли подснежников
7 долей чешуи жопной
Пейте и наслаждайтесь, дорогие советские граждане!
Биография Косыгина
1 этап. «Деревянный Курьер» (50-е годы)
Млятлая Канюка – Чевенгур – Шузеппе
Горимба – Маримба – Екукен
Свечка – Печка – Паровоз
Гошка – Мышка - Баллюстрада
Талисман – Пластмасса – Сыр
Горбоног – Кривоух - Сиволап
Пашутка – Мишутка – Ежутка
Крыса - Грымза – Брынза
Солонка – Шнурки – Лампион
Выскочка – Дырочка – Сосисочка
Шар – Тарелка – Касторка
Вася – Нюся – Дуся
Эпизод – Лепесток – Водосток
Щи – Котлеты – Утятница
Гашиш – Бриолин - Чечевица
Люстра – Везувий – Косыгин.
2 этап. «Лунный Полицейский» (60-е годы)
Заика – Растыка – Копилка
Тюльпан – Ломоносов – Трясина
Зима - Тетива – Партбилет
Сачок – Кабачок – Пятачок
Елдыбин – Цуккот – Башковитин
Рузоев – Бычюк – Дидроградов
Попцов – Бубенцов – Полупанов
Андрюшин – Катюшин – Пиздюшин
Кольцо – Автомат – Целлюлоза
Узор – Кругозор – Постоянство
Зайчиха – Врачиха - Портниха
Попрело – Попёрло – Прогрело
Зимовье – Раздолье – Застолье
Считалка – Скакалка – Сосалка
Озимые – Чукча – Каштанка
Мертвец – Остановка – Косыгин.
3 этап. «Колючий Подосиновик» (70-е годы)
Лекало – Пистон – Тормозуха
Жетон – Пирожок – Пазолини
Секач – Ромуальд – Клокотанье
Афган – Сарагоса – Тбилиси
Награды – Медали – Подарки
Объятья – Цветы – Поцелуи
Борец – Победитель – Вершитель
Скотина – Подлец – Протопопов
Девчина – Кручина - Аврора
Крученье – Верченье – Папаха
Опомнись – А помнишь – Опухло
Бурятия – Лось – Вентилятор
Прострация – Жальгирис – Вильнюс
Больница – Халаты – Уколы
Процессия - Зал - Панихида
Прощайте, Товарищ Косыгин.
Покер «Суслов»
Правила игры.
Колода из 36 карт. Рядком раскладываются дамы. Снизу ложатся короли. Сзади пристраиваются валеты. Шестерки и девятки ложатся в известную позу 69. Тузы мастурбируют, глядя на них. Восьмёрки ложатся набок в форме восьми совокупляющихся нулей. Семёрки и десятки занимаются обычной групповухой. Играющие внимательно следят за происходящим процессом, сгустив брови. Проигрывает первый моргнувший. Победитель получает правительственные награды, подарочный набор бровей и целуется взасос с портретом Леонида Ильича Брежнева.
Алфавит Тивафла.
(первая версия, изд-во «Мука и Смерть», Челябинск, 1975, пособие для политшкол, красных уголков и партийных ячеек)
Андрейцев и Я
Бурили Юлу,
Взлетая к Эрзацу,
Громили Ъялу.
Дыша Ыыслородом,
Ерша Ьукусив,
Жевали Щеколду,
Залили Штатив.
Играли в Чумичку,
Клевали Хоккей,
Ломали Физичку,
Мочили Угрей.
Надев Телескопы,
Обув Сандали,
Плели Риббентропа,
Рушайлу Плели.
Смеялись над Оным,
Точили Наган,
Убили Матрену,
Фигня – Лабардан.
Хвалили Кукушку,
Часы Изогнули,
Шалили в Засушке,
Щекой Жеребнули.
Ьегор Емельянов,
Ыван Долбунов,
Ъевсей Горлопанов,
Эдуард Вибрунов,
Ютились в Башке.
Я – Астра в горшке!
Преферанс «Брежнев»
Правила игры.
Играют 54 человека и ведущий. Используется колода из 54 карт. Каждому игроку выдаётся по одной карте из колоды. Карта подаётся рубашкой вверх. Когда все игроки получили по карте, ведущий произносит: «Двойка пик!» Владелец двойки пик показывает свою карту остальным играющим и ложится на пол. Ведущий перечисляет все остальные двойки, их владельцы в порядке очередности (треф, бубни, черви) ложатся на пол параллельно первому игроку. Ведущий говорит: «Тройка пик!» Владелец тройки пик предъявляет карту и ложится сверху на владельца двойки пик. Ведущий перечисляет по очереди все остальные тройки и их владельцы ложатся на владельцев аналогично своей масти. Смысл игры построить из 54 человеческих тел макет московского Кремля (конечно, не в натуральную величину). Победителем считается владелец туза червей, стоящий поверх всех тел, вытянув руки и ноги по форме пятиконечной звезды. Тело победителя обмотано светящимися гирляндами. Победитель получает кличку «Хозяин», бронированный автомобиль, охрану и вставную челюсть.
Сон Суслова.
Снится Суслову сон. Будто сидит он в кабинете Брежнева на внутреннем заседании Политбюро, сидит в полудрёме, вполуха слушает повестку дня. В общем, заседает. А рядом, понятно, всё почтенные люди, соратники по партии: Косыгин, Устинов, Громыко Андрей Андреевич, Гречко там, Лигачёв, Зайков, Слюньков, Воротников, Константин Устиныч Черненко… Ну и во главе стола, понятно, Брежнев торчит. И чего-то бормочет по бумажке, видимо, доклад, считывает. Челюсть щёлк-щёлк. Сонное царство. И чудится товарищу Суслову в полусне, как возвращается он вечером на свою государственную дачу, а там уж Антонина – домработница борща наварила с костью мозговой, пирожков напекла с грибами да с картошечкой, ушное горячее в горшочке сделала, селёдочку лучком заправила, да и водочки «Посольской» графинчик в холодильничке припасла. И всё это удовольствие его дома ждёт – не дождется. Ждёт его и думает: «Когда ж наш Суслик приедет, наш большой человек, Герой Советского Союза, наш кавалер всех орденов, наше солнышко государственного масштаба? Когда же он запустит в нас свои вставные зубки?»
И сладко зевает товарищ Суслов и засыпает прям на заседании.
Тут чья-то рука настойчиво дергает его за штанину. Суслов ничего не понимает и отмахивается. А рука уже бьёт его по и без того больной коленной чашечке. Очнулся Суслов, смотрит, да это ж Громыко его тормошит, старый пердун. «Чего, Андреич?» - осоловело щурясь, спрашивает он Громыко. Тот молчит. И тут Суслов замечает направленный на него из-под очков укоризненный взгляд Брежнева. Сердце уходит в пятки. «Может, поцеловать его, чтоб не злился, как следует?» – судорожно думает Суслов. А Брежнев ему и говорит: «А ведь мы только что, товарищ Суслов, о тебе говорили! И что ты на всё это нам скажешь?» Суслов нервно чешет висок. «Эх, говорит, Суслов - Хуюслов, не оправдал ты нашего доверия!» Брежнев щёлкнул челюстью. «А что произошло, Леонид Ильич?» – дрожащим голосом спрашивает несчастный Суслов. «Да мы тут с товарищами обсуждали твой вчерашний вопиющий поступок! Нам тут доложили, что ты вчера втихаря, значит, с Шеварнадзой целовался в туалете. Как прикажешь это понимать? Я, хм, понимаю это как государственную ИЗМЕНУ. ИЗМЕНУ мне в лице государства. Ну, что скажешь, мой, хм, сладкий?» Суслов начинает плавно сползать под стол, но сидящие под столом телохранители Брежнева насильно выталкивают его обратно.
«Кастрировать его и вывести из членов партии!» – голосит Лигачёв.
«Побрить налысо и сослать на Колыму!» - орёт Черненко.
«Посадить жопой на жареные гвозди!» - отчётливый голос Андропова.
«Заставить читать «Малую Землю»!» - горланит Устинов.
«Отдать мне на съедение…» - ласково шепчет Слюньков.
Суслов сидит не живой, не мёртвый, и тут слышится щёлканье Брежневской челюсти. «А я считаю, товарищи, что наказать мы его должны по нашему, по партийному!» «Это как, Леонид Ильич?» - спрашивают Брежнева. «Мы товарища Суслова на ночь в Мавзолее запрём! Пусть Великому Вождю в глаза посмотрит. Как предал нас всех, пусть товарищу Ленину покается!»
И вечером Суслова насильно вталкивают в тёмный Мавзолей и с грохотом захлопывают двери. Суслов, хлюпая носом, садится возле гроба Вождя. А Вождь лежит себе и рылом не ведёт.
Но через некоторое время слышится бой курантов. Полночь в стране. Последние волосы Суслова начинают шевелиться на голове, потому что Великий Вождь открывает слипшиеся лукавые глазки, довольно резво поднимается из гроба и поднимает накрывающий гроб стеклянный колпак.
«ЛЕНИН!!!!!!!» – проносится в Сусловском мозгу.
«Известно, не хег собачий!» – весело улыбнувшись, говорит ему Ленин.
«Надо же, какой он простой и открытый человек, этот Ленин» - ошеломляется Суслов – «не зря ведь в книжках так его описывали!»
«За каким хегом пгишёл?» – треплет Ленин Суслова по плечу – «товаищ Сусьов, если не ошибаюсь?»
«Он самый, товарищ Владимир Ульянович!» – кивает Суслов башкой.
«Ну, и что пгоизошло? Чего в мою почиваленку пгипёгся?»
«Да тут, товарищ Ленин, меня соратники к Вам прислали. Провинился, значит.»
«Что же ты такого натвогил?» – живо интересуется Ленин.
«Я изменил генеральному секретарю с министром иностранных дел. Но это случайность. Просто страсть, понимаете?»
«Ну, что ж, понимаю… Хогошо я Вас понимаю, товагищ. Знаю я это не понаслышке. Генсеки – гомосеки…А Вы, батенька, значит меньшевик?»
«В сексуальном плане, да, меньшевик. А так, товарищ Ленин, конечно большевик. Как завещали.
« Чем же я помочь то Вам могу, товагищ Сусьов» – говорит Ленин.
«Ну, я, вроде как покаяться к Вам пришёл, совета спросить, бля…»
«Ну так вот и слушайте меня, догогой мой чевовек. Я Вам в этих делах не советчик. Меньшевиков всю свою биогвафию давил и давить буду. На то я и Великий Вождь. А Кегенского в женском платье я ещё помню хогошо, тгансвестита пгоклятого!»
«Что мне делать? – плачет Суслов. – меня же из партии исключат!
«А на кой чогт, она нужна, такая пагтия? Не мужики, а сопли какие-то! Вот, помню, со мной в Мавзолее Сталин лежал… Вот это был мужик, южная кговь! А усы какие?»
«Какие? – пролепетал Суслов. – а Вы что, товарищ Ленин, тоже из наших?»
«Не из Ваших я, не извольте беспокоиться. Мы то настоящие были, а вы какие нам на смену пгишли? Эх, как всё в геволюцию задумывалось! Какие планы были! Какой сексуализм с человеческим лицом могли построить! А что получилось! МИДака в согтиге в щёчку чмокнул, и на тебе, из пагтии. Пгавда, Иосиф за такие штуки гасстгеливал! Суговый был мальчик!»
Суслов стоял, не в силах вымолвить не слова.
«Знаете что, батенька, я Вам пгедложу? А ложитесь-ка Вы вместо меня в гвоб, а я пойду по Москве, пгогуляюсь, посмотгю, как Вы всё обосгали!»
«Нельзя, Владимир Ильич, никак нельзя!» - Суслов стал похож на молоденького офицерчика, вытянувшего руки по швам
«Да как же нельзя, когда я каждую ночь это делаю. Да Вы не беспокойтесь, батенька, я щёку – то платком забинтую, меня никто и не узнает. А под утро пгиду, молодой и кгасивый. Вы почему, думаете, я такой бодгячок, вечно живой и молодой? Всё от этого!»
Ленин лукаво подмигнул Суслову и скрылся за дверьми Мавзолея.
С истошным криком товарищ Суслов проснулся в широких постелях государственной дачи. Холодный пот тёк по его лицу. На часах было семь. В восемь он должен был быть в Кремле.
Бридж «Гречко»
Правила игры.
Правила игры очень просты. Играете в обычного «дурака», главное оставить сопернику максимальное количество карт на ПОГОНЫ.
Победитель получает звание маршала, вагон гречки и «Волгу» с личным шофёром.
Убийство Косыгина.
«От Советского информбюро! Вчера, после продолжительной вакханалии, не приходя в сознание от выпитого спиртного, на 72-ом году жизни был убит бутылкой из-под шампанского видный партийный деятель, лауреат четырёх звёзд Героя Советского Союза, двух орденов Героя Социалистического Труда, ордена Дружбы Народов первой степени, ордена защиты умалишённых и обездоленных, ордена Ленина и Военно-Морского Флота, ордена Серп и Молот, ордена Защиты Прав Потребителей, ордена взятия Экибастуза, трёх орденов Славы, двух орденов Димы и одного ордена Яши, идейный борец за правое дело, верный продолжатель великого дела великого Ленина, просто всем нам друг и свой в доску задрыга товарищ Косыгин. Оборвалась жизнь великого человека, какое сердце перестало биться, какая трагедия всех нас постигла. Но мы ещё теснее сплотим свои ряды, не ссы, Капустин, мы тебя не забудем. У гроба товарища Косыгина руководители высших ветвей Советской власти: товарищи Брежнев, Устинов, Громыко Андрей Андреевич, Гречко там, Лигачёв, Зайков, Слюньков, Воротников, Константин Устиныч Черненко, Андропов, Суслов, Шеварнадзе Эдик Амвросиевич, прочая требуха…Вечная тебе память, спи спокойно, Косыгин – Зассыгин. Громко не храпи!»
Звучит джазовое попурри из гимна Советского Союза и похоронного марша.
The End.
P.S. Все герои данного произведения выдуманы автором, а вот события, которые с ними происходили, ой как имели место быть.
Теперь прощаюсь.
|
|
| Денис Медко |
2001-01-10 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
ДЕВОЧКА-ЧАЙНИК
Как-то раз, пребывая в совершенно печальном настроении и по-
нимая всю нелепость собственного существования, я стал невольным
свидетелем престраннейшей картины.
Возвращаясь домой в автобусе, я заметил одну бабушку в очень
возбужденном состоянии души. Рядом с ней ехала ее внучка с чайни-
ком на голове, по верх которого была одета шапка-ушанка.
Февральские морозы и детская любознательность явились причиной
столь трогательной картины.
Девочка все время плакала, однако, из чайника доносилось
только сакральное мычание печальной коровы, которое полностью со-
ответствовало моему восприятию окружающего мира.
Все люди были в недоумении - дано ли им понять всю трагедию
человеческого бытия, а бабушка объясняла остальным, что это - ее
внучка, которая одела на голову чайник, а снять не может, и она
везет ее в больницу, чтобы распилить проклятый чайник.
Бабушка временами материлась, временами плакала, непрерывно
ругая свою внучечку. Девочка все мычала и мычала. Как прекрасна и
естественна выглядела она в тот момент. Был бы я Фаустом, я бы
обязательно воскликнул: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"
Девочка мычала, а мне так хотелось просунуть в носик чайника
конфетку, чтобы она немного утешилась.
О, великая и несравненная, девочка-чайник, вспоминая тебя,
мне кажется, что в этом мире я не одинок.
******************************************************************
|
|
| Денис Медко |
2001-01-10 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
БАБУШКА-УБИЙЦА
Зима в том году выдалась свирепой и каждый день собачьего хо-
лода как бы шептал мне на ухо: "Будет убийство".
Я мучался кошмарами, мне всюду мерещилась кровь и пена, стру-
ящаяся изо рта. Я уже не мог находиться дома в полном одиночестве
и решился выйти на улицу. Утоптанный снег на дороге был очень
скользкий. Я приподнял голову и, вдруг, обмер. Сердце мое забилось
- я увидел ее. "Это она",- понял сразу я.
По дороге шла жирная бабушка, которая, наверно, печет ужасные
сухари из выцвевшего хлеба на своей засаленной чугунной
сковородке, на кухне, где ночью пируют тараканы и крысы. Бабушка
вела на коротком поводке маленькую собачку, глаза которой были не-
обычайно огромны и печальны.
Я остановился и стал всматриваться в зловещее лицо бабушки.
Она взглянула на меня и в этот момент, вдруг, неожиданно
поскользнулась. Падая назад она вpмахнула рукой, в которой держала
поводок. Так машет крыльями собачий ангел смерти.
Маленькая собачка описала в воздухе свой последний круг и со
всего размаха шандарахнулась о лед своею многострадальной, и без
того, головой и погибла. Кровь струилась из ее головы, пена лилась
изо рта.
Бабушка встала, отряхнулась, погладила убитую собачку, отце-
пила ее от поводка и запихала ее, еще теплую, ногами в ближайший
сугроб.
Вот так умерла собачка, а бабушка пошла своей дорогой. Мне
больше не хотелось никого видеть и я вернулся домой.
Смерть, дорогие мои, коварна как и жирные бабушки, которые
жарят свои поганые сухари в каждой третьей квартире нашего города,
наполненной тараканами и крысами. Понимая это мне все слышится:
"Будет убийство"... "убийство"...
******************************************************************
|
|
| klauff |
2001-01-09 |
10 |
5.00 |
2 |
|
|
Немного хуже, чем хотелось... |
|
|
|
|
| |
Немного хуже, чем хотелось .Это сырое место, и если придется его продавать, я скажу, что с него слышно кладбище . Здесь можно поставить софу и вкрутить лампочку .Соседи расковыряли щели в стенах, они хотят быть чуточку умнее . Некрасивый ребенок, небо без цвета ,если это окно ...
Скоро я перестану проклинать несговорчивую судьбу свою и позабочусь об ужине, Ведь уже восьмой час . Накидываю плащ и пробираюсь к выходу . Двигаясь вдоль коридора заглядываю в открытые двери ; мезансцены заставляют ускорить шаг . Убегаю от засратого подъезда , чьи стены , наверное, хранят сотни несложившихся историй и , наконец, оказываюсь под небом, глубоко вбираю в себя прохладный воздух, так глубоко , что невольно откашливаюсь .
Прогулка до продуктового магазина , должно быть, сказывается положительно на моем настроении , иначе мне трудно объяснить, почему, стоя у кассы ,я завязываю разговор с хорошо одетой женщиной лет сорока пяти :
- Славный вечер, мадам ; знаете, мы с женой так заигрались с нашим ребенком, что начисто забыли , что в квартире,в нашей большой квартире, буквально не осталось ничего съестного; вы можете себе представить, буквально ничего ! Последнюю фразу я постарался сдобрить премилой улыбкой .
- Не страшно, бывает, улыбнулась она . Когда мы только поженились с супругом , мы не покидали квартиры сутками ; с милым рай в шалаше, знаете ли ... А как зовут вашу малышку?
- ... Эль, Элли ; ее зовут Элли . Ей полгодика . И я люблю ее ...
- Ну так торопитесь , не стоит терять времени , молодой человек, засмеялась женщина, делая жест в сторону утомленной кассирши . Выходя из магазина , я еще раз оглянулся на свою собеседницу. Она поверила . Должно быть, потому мне так больно.
Почти стемнело . Люди , усталые и не очень , наперекор холодному ветру шли в свои квартиры.
Уличные фонари.
Желание прогуляться с осенними сквозняками возникло также неожиданно , как и там , в магазине, заговорить с человеком .
Застегнув плащ на все пуговицы , я зашагал по освещенному тротуару.
Все меняется . Когда-нибудь я погрязну в счастье. Я думал об этом . Не изойдет ничего, когда вы поймете , что все когда-нибудь меняется .Будучи слабым и безвольным ,восприятие этого может утешить, но не более . И наконец, выковав меч , на вас находит понимание того , что пора его использовать ...
Вдруг осознаю, как велико умение думать не вслух .Оглядываюсь по сторонам и улыбаюсь . Я в лесу .
Не знал , что так близко от моей новой коморки будет настоящий лес, с шишками и мхом . Будучи в сознании , не позволяю себе думать о чудесных превращениях и феях в столь поздний час .
Да вот только Луна - ее видно, правда видно, сказала мне холодно :
- тут тупик, парень . Надеюсь, у тебя прочный ремень .
|
|
| Василий Уринсон |
2000-10-12 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
-Роха ты! – сказала мне Уварова.
-Сама ты Роха! – ответил я ей.
Таким странным диалогом началось моё поступление в Институт Межэкономических Деградаций.
Было мне тогда около восемнадцати лет, жизнь улыбалась мне многозубой улыбкой, я был молод и абсолютно глуп. Я мог подолгу рассматривать букашек в траве, уступал место в трамвае беременным ветеранам Великой Отечественной, пьяным женщинам и детям инвалидов, пил чай вприкуску и ходил в походы с рюкзаком на плече.
Друзей у меня было немного, но, зато, те, что были, безумно меня любили. Среди них был почтальон дядя Слава, мужчина - карлик с проплешиной поперек затылка. Он приносил в наш дом газеты, письма и телеграммы. Иногда он приходил, когда я был совсем один дома, и в эти сладкие минуты он сажал меня к себе на колени, а потом долго гладил по голове и напевал смешные песенки. Потом он раскрывал свою почтальонскую сумку и начинал извлекать оттуда всякие премудрости. Я запомнил многочисленные женские парики, кожаный корсет, красный резиновый шнур с прикреплённым на конце металлическим треугольником, очки с клоунским носом и сувенирную виселицу на латунной подставочке.
Дядя Слава часами рассказывал мне истории из его богатой событиями биографии. Оказалось, что именно он изобрёл громоотвод, повесил флаг на Рейхстаге и именно о нём великий Вождь сказал: «Какой кислотный человечище!»
Без сомнения, дядя Слава был одним из самых интересных карликов, встречавшихся мне в жизни, но вдруг произошла трагедия. Однажды моя бабушка вернулась домой и о чём-то долго шепталась с мамой на кухне. Я, по привычке, подслушал их разговор, и страшные вещи услышались мне. Выяснилось, что дядю Славу застукали прошлой ночью в Школе для Дураков, находящейся по соседству от нашего дома. Там воспитывали умственно отсталых детей, делали из них достойных членов нашего социалистического общества.
Ночной обходчик проверял порядок в помещениях. Он был ответственный за охрану Спящих Дебилов. Он ходил по этажам с фонарём и вдруг обратил внимание на странное свечение из-под дверей спальни. «Шо за непорядок!»-подумал обходчик и резко открыл дверь спальни.
Там ему предстала страшная картина…
…Другим моим другом был Пеня. Может, у него было совсем другое имя, но все в нашем дворе называли его просто Пеней, и он отзывался. Нас с ним свела судьба на полутёмной лестничной клетке. Пеня сидел на подоконнике и неторопливо что-то смешивал в ладони. «Здравствуйте, меня зовут Васей»-честно признался я ему. «А меня Пенькой зовут – улыбнулся мне он - давай дружить!» «Давай! – обрадовался я – а что это у тебя в руке? Крошки для голодных голубей?» Пеня странно засмеялся и сунул мне в нос длиннющую папиросу Беломор. Я никогда не видел таких длинных сигарет, и решил, что Пеня хочет меня разыграть. В это самое время Пеня чиркнул спичкою и закурил эту свою папиросину. Он глубоко вдохнул в себя дым, и вместо того, чтобы попускать колечки в потолок и меня этим посмешить, он задержал дыхание и закрыл глаза. Мне показалось, что Пеня на секунду умер. Но страх мой быстро прошёл, потому что Пеня выпустил дым и начал дико хохотать, глядя на меня. Я подумал, что испачкался зелёнкой, которую пил с утра. Рассмотрев себя, я не обнаружил никаких пятен. А Пеня всё хохотал. Я был крайне удивлён его поведению, но тут он протянул мне тлеющую папиросу и сказал: «Ну-ка, втянись!» Я никогда не курил до этого момента, но любя всё новое и необычное, затянулся. Сначала я ничего не почувствовал, но, спустя минуту, кровь моя забурлила и толчками стала вырываться на волю из всех моих членов.
Захотелось прыгнуть с шестом, но не падать, а повиснуть над перекладиной и висеть так долго-долго. Пеня выпучил глаза и сказал такую вещь: « Клиов, усмешки не стерпя, узрел дурную вещь, громада пешки от ферзя, вцепившись, словно клещ, калёный бархатный кинжал, лучистые стада, и жёлтых пчёл свирепых жал костистая слюда!»
Это меня просто вырубило наглухо. Я представил апокалиптичную картину, нарисованную Пеней и хохот разорвал моё горло. Я хлопнулся на четвереньки и начал носиться вперёд-назад по лестничной площадке. Пеня в это время сел мне на спину, сжал коленями мои бока и заорал: «В атаку, на врага!!!»
Я со всей мочи врезался лбом в стену и потерял сознание.
Очнулся я через несколько часов в больнице. Поначалу я ничего не понимал, но когда ощупал голову, обнаружил на ней толстый слой бинта. Оказалось, мне наложили 34 шва и определили сотрясение 3-ей степени. Родители сидели у моей больничной койки и грустно читали друг другу наизусть выдержки из юношеских дневников Виталия Бианки. Увидев, что я очнулся, они радостно захлопали и выпили на брудершафт.
Потом я снова отключился, и в полусне услышал страшный разговор моих родителей.
Оказывается, пока я был без сознания, мой новый друг Пеня пробрался в чью-то чужую квартиру, долго отплясывал там на столах и шкафах, потом нагадил посреди гостиной, нарисовал на стене фиолетового попугая. Потом он нашёл где-то опасную бритву и пошёл в ванную. Пока набиралась вода, он долго рассматривал себя в зеркало, руки у Пени были худые, с выступающими наружу венами. Пеня залез в ванную, щёлкнул бритвой и…
Последним моим другом была Галина Уварова. Она постоянно дразнила меня Рохой и была хороша собой. Но про неё я рассказывать не буду, пока не закончу Институт Межэкономических Деградаций, в который я поступил благодаря её вмешательству…
Галина Уварова – SUPERSTAR!!!
The End Continues.
|
|
| Сергей Огиенко |
2000-10-13 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
Ночью на палубе валялся пьяный матрос. Пьяный боцман, думая, что это матрас, улегся сверху. Пьяный матрос, думая, что это он утонул, и на него давит водяное давление, что-то неразборчивое булькнул. Пьяный боцман, думая, что это у него в животе, на всякий случай кинулся к борту. Пьяный матрос, думая, что это полегчало от прихода смерти, поднялся на ноги и начал разгуливать. Пьяный боцман, обнаружив разгуливающий матрас, свистнул в свисток и про-кричал:
— Полундра!
Пьяная команда, проснувшись, решила, что корабль уже тонет, а потому — не все ли равно, и продолжила сон. Услыхав свист, пьяный матрос решил, что это пищит голодный альбатрос, полез в бочонок и кинул рыбку под ноги пьяного боцмана. Пьяный боцман, приняв ее за команду, начал тыкать пальцем в небо и что-то объяснять. Пьяный матрос решил, что глупая птица чего-то жаждет, и подкатил к боцману бочонок с ромом. Пьяный боцман решил, что это дело, и припал к напитку. Пьяный матрос благоговейно присоединился к нему.
… долго утром чертыхалась пьяная команда, разыскивая пьяного боцмана и матроса, спотыкаясь, то и дело, о невесть кем брошенные на палубу бочонок с ромом, рыбку, матрас и дохлого альбатроса.
* * *
Жили-были Дед и Баба. И была у них курочка Ряба. И вот однажды снесла она яичко. Не простое, а золотое. Снесла его на рынок, как и серьги бабкины серебряные, как и шубу ее каракулевую и гишпанский плеер. А заодно и деда прихватила — она ведь моложе была бабки. И привлекательнее.
* * *
Мужчина Каков, посвободив ремняку, приземлил брюковья и выдвинул пузяку.
“Вот я каков, мужчина Каков!” — гордо помыслил мужчина Каков и был таков.
* * *
Продавщица Натева обиженно смотрит на суетящихся покупателей.
Позавчера сервизы чайные разобрали? Разобрали! Вчера электросамовары расхватали? Расхватали! Сегодня вот пьезомухобойки размели.
Натева шмыгнула носом и вдруг заголосила на весь отдел:
— А меня замуж никто не берет!!!
* * *
Дождь — очень удачное изобретение Господа Бога. Но на улице ему всё-таки не место, ведь дождь — это очень интимно, успокаивающе и по-домашнему. Вот почему, будь я художником, обязательно написал бы именно такую картину: идет дождь, лужа, а в ней — домашние тапочки. Плавают себе и не тонут.
* * *
Идёт как-то большой Мышище по паркету, а на пути его лежит маленький котёнка, Мышище стал над ним, выстопорил шерстяку и как скажет:
— Котёнка! Немедля высвободи мне ходу!
— Я бы радостно, — продышал котёнка, — да вот силки мои повытерялись все!
— А, — бухнул хвостом Мышище, — тогда сожмякайся весь и вымри на время: я шагну над тобою!
Сожмякался котёнка, прям был тут — и весь перестал, а Мышище над ним шагонул.
Вот каково бывает!
* * *
На пышном кресле, блестя здоровьем, полуспит бакалейный Котован, а в это время в тёмной тесне, в пыльном припадке, прошвырнем мечется плинтусный Мыш. Мыш в нервной трясучке нянчит проблему украдки сыра из заспинного Котовану буфета, всё не решаясь совершить выбежку за мечтой.
Мизансцену со своего тёрханого половичка наблюдает, сдувая с обзора висячки ушей, всегда готовый пресечь Собач.
Но, дожёвывая уже вторую сигарету, ситуацию выжидает хозяин Гурон Тымкович. Человечий разум уже решил за всех: только плинтусный Мыш, пища отчаяньем, выстрелит к буфету, бакалейный Котован, нарастив глаза, прыгнет вслед, а всегда готовый Собач простучит зубами воздух у хвоста Котована, хозяин Гурон Тымкович рассекретится и мигом успокоит Собача совком по области таза.
И, воссоздав таким образом обыденность, гордый хозяин рабски подставит руки под ниточное разматывание жены Тосии Талевны.
|
|
| Наталия |
2001-01-13 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
О ненависти. "ЛУЧШЕМУ" ДРУГУ |
|
|
|
|
| |
Перед тобой потускнело и стекло малиновыми складками платье, через полосы золота, изумрудов, бусин. Я не нужна…напрасны парчи переливы, напрасны огонь костров, напрасны запахи сандаловых благовоний. Напрасна нега вин. Всего не надо...А ты ушел к куску ссохшегося хлеба, отвергнув мой. Почему…
Вырвался от шелка нежности, телу холода развратом, бросил карминовый бархат блудливый…В той чаше алеющей раны ты пригубил не сладкого сладострастия, а крови.
Привкус мирны на губах покажется тлением болотных кореньев. На пальцах россыпь колец, где каждое полно тяжестью яда. Многоцветие браслетов отравлено иглами запрятанными. В манжетах малахитовых заклятья, а на груди за кружевами - кинжалы. Покинул. Ибо ты почуял запах смерти растворенный, крови оттенок.
Сорвалась нега бледной кожи под бязью рубашек широкорукавных.
|
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
