| Светлана |
2000-10-29 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Я…….Я……..Я я ослепла ? Я ничего не вижу? Я не вижу ? Или вижу, но не все? А что я не вижу? А что я вижу? А что мне надо видеть? А что не надо? Нет , если бы я ослепла, я бы видела сплошной черный цвет, а я его не вижу. Вижу синий. Бледно синий. Очень бледный, но очень приятный. Я не ослепла? Тогда куда я смотрю?….. Может посмотреть куда ни будь еще?… Куда?.. Везде синий , бледный. Ничего не чувствую. Я жива?… Я думаю, значит жива! А я думаю?….
Белый !!!! Появилось немного белого!!!! Я не ослепла!!!! Тогда где я?… Мне здесь хорошо. Этот бледно-синий цвет. Он становится все ярче, еще ярче, режет глаз….. Яркое. Белое. Глаза слезятся, не могу смотреть , слезы …Что это ? …..Я точно не ослепла ,и я жива! …
Прохладно. Но не холодно. Воздух, он ….. он такой свежий. Я дышу . Я уже точно жива. Я много дышу, и глубоко. Свежесть уже внутри меня. Внутри меня ? У меня есть тело! Тело… влажное, соленое, пахнет свежестью….Мое? Кто здесь ? Тишина. Значит мое. Здорово!!!!
Время! Когда я здесь? … Не важно. Мне здесь нравится! Ветер !!! Здесь есть ветер! Тело обсохло. Гладкое. … Что я здесь делаю?! Я сплю? Ой, больно!!! Я не сплю…. Зачем я здесь ? Почему?
Шум. Тоже приятный. Откуда? Может море? Нет, моря нет . Но почти как море? Нет приятней . Намного…..
Белое!!! Оно движется!!! Или это я ? …
ЭТО Я !!!!!!!
Я ЛЕЧУ-У-У-У-У-У!!!!!!
Я смеюсь ! Мне радостно! Радостно и слезы! Они от ветра! И от солнца ! Я поняла ! Яркое и белое - это солнце ! Я в восторге! Оно прекрасно! Все прекрасно! Небо ! Оно мое! Облака! Я держу их в руках! Они великолепны! Сердце бьется так сильно! У меня есть сердце! Я слышу его ! Я слышу! Я чувствую! Я жива!!!! Я……..Я…………………………………………….
|
|
| SredA |
2000-11-01 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
У Алекса По развивается мания величия. |
|
|
|
|
| |
Почитайте комментарии к рассказу "Привет", и вы в этом убедитесь. |
|
| AVN |
2000-11-02 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Был чудесный летний день в лесу. Грело солнце. В траве
шумела жизнь. По деревьям бегали белки. Везде чувствовалось
движение.
Иосиф шел по этому лесу. Сегодня он собирал грибы. Он уже
набрал порядочное их количество. Они лежали у него в сумке.
Сейчас он возвращался. Он искал местечко, где можно присесть и
отдохнуть. И, как ему показалось, он его нашел. Перед ним стоял
огромный дуб. Возле дуба стелилась мягкая трава. На высоте
метра над землей торчала ветка. А возле земли в дубе виднелось
небольшое углубление. Словно природа предусмотрела тут
возможность для отдыха.
Иосиф присел сюда. Сумку с грибами он положил рядом.
Аккуратно сняв свою куртку и сложив ее, он положил ее на землю.
На нее он и сел. Расслабившись, он облокотился о дерево. Он
взглянул на часы. Было без четвери час. Отлично, значит, есть
время.
Да, сегодня он набрал хорошую сумку грибов. Сегодня же он
их поджарит и сделает какое-нибудь великолепное блюдо. Потом он
будет его долго и с удовольствием есть. Разумеется, он
пригласит знакомых. То-то будет пир! Особенно для Ивана! Он
всегда обожал грибы. Для него грибы являются раем на Земле.
Кстати, Иван пригласил Иосифа через пару дней съездить на
дачу вместе. Для Иосифа это было не очень приятным
приглашением. Он не очень любит природу. Но он любит выйти в
лес, поискать и собирать грибы. Только это ему не часто
удается. Он работает на фирме по ремонту автомобилей. Так вот,
его повысили. Это всегда приятно. Но количество дел тоже
повысилось... Так что у медали есть обратная сторона...
Что это за белка такая? Иосиф быстро вернулся из своих
грез в лес. Перед ним сидела красивая белка. Она с любопытством
смотрела на Иосифа. И тут она ему подмигнула. Иосиф выпучил на
нее глаза -- как это белка может подмигнуть?! Белку это
откровенно рассмешила. И она, свалившись на спинку, засмеялась
тоненьким голоском. Иосиф подпрыгнул.
- Ой, уморил! -- выговорила белка, продолжая смеяться.
- А ты говорить умеешь? -- удивленно пробормотал Иосиф.
Тут уже удивилась белка. Вытащив откуда-то зеркало, она
озабоченно посмотрела на свой рот. Она вытащила язык, скорчила
гримасу и убрала зеркало. Потом она перевела взгляд на Иосифа:
- Да вроде бы да, хотя... Нет, вроде бы я говорю.
- Я не отрицаю этого, что Вы, - Иосиф неожиданно для себя
стал оправдываться перед белкой, - просто я разговаривающих
белок не встречал.
- Да, а чего ж так? -- спросила белка, усевшись на свой
пушистый хвост.
- По законам природы говорить может только человек! --
убежденно сказал Иосиф.
- Это еще по каким таким законам я не могу говорить?! --
возмутилась белка, - а если я хочу?
- Ой, Вы меня не так поняли...
- Да, так когда же это законы издала наша Матушка? Ой,
нужно узнать будет, - белка спрыгнула с хвоста и приготовилась
прыгнуть на ветку.
- Постойте! -- закричал Иосиф, - а как Вас зовут?
Белка остановилась и озадаченно посмотрела на Иосифа.
Почесавши затылок хвостиком, она пробормотала:
- Вроде бы "белкой"...
Иосиф окончательно пришел в себя. Да, это явно
противоречит законам природы! Но это так происходит. Ну что ж,
нужно наслаждаться тогда этой ситуацией.
- Белка, позвольте с Вами мне побегать, - взмолился Иосиф.
- Да ты ведь такой тяжелый! Под тобой все ветки
обломаются, - весело запищала белка. -- Если хочешь побегать,
становись белкой!
- Ой, а как?
- Как? -- спросила белка и опять озадачено почесала
затылок. Что-то подумавши, она изрекла:
- Перестань быть человеком и стань белкой!
Иосиф внимательно посмотрел белку. Как же ему перестать
быть человеком? Непонятно.
- А как мне перестать быть человеком?
- Ой, да перестань быть им и все! - проворчала белка. --
Слушай, ты быстрее, я не могу весь день тут торчать!
Иосиф начал отчаянно думать. Нужно перестать быть
человеком и стать белкой... Что же для этого надо? Он вспомнил
кое-какие оккультные идеи. Вроде бы, там говорили, что нужно
захотеть. Попробуем? Иосиф усиленно забормотал: "я белка, я
бека".
Вдруг он начал падать. Тотчас на нем начали быстро расти
волосы. Мгновенно сзади вылез хвост. На пальцах появились
когти. Ноги скрючились и стопа удлинилась. Упав на землю, Иосиф
быстро подпрыгнул. Немного взлетев, он уткнулся головой во
что-то мягкое и покатился вниз. Тут он сообразил -- это же его
одежда! Он быстро рванул вперед и выскочил из нее.
- Молодец, теперь побежали к моим! -- и белка быстро
прыгнула к стволу. Иосиф ринулся за ней.
Как это великолепно -- стать белкой! Какая легкость
движений, какая сила, какая скорость! Такое ему и не снилось
никогда. Не зная толком как, он уже побежал наверх по дереву.
Как-то он уже знал, как карабкаться по дереву, по стволу.
К нему рекой текли инстинкты белки. Он вспомнил свои
ощущения, будучи на высоте десятков метров над землей. Как он,
будучи маленькой белочкой, со страхом смотрел вниз. Он быстро
вспоминал на уровне подсознания все методы быстрых прыжков с
дерева на дерево. Он вспомнил ту легкость, с которой он прыгал
по ветке.
Вдруг его провожатая соскочила с ветки и перепрыгнула над
пропастью. Иосиф почувствовал разумный страх перед таким
прыжком. Он остановился. Белка, бегущая спереди, оглянулась и
тоже встала.
- Ну, беги сюда! -- крикнула она.
Но Иосиф не мог. Он боялся перепрыгнуть пропасть. Он
боязливо поджал под себя хвост.
- Быстрей! Да что там у тебя? -- и белка резво перескочила
через пропасть и хвостом щелкнула Иосифа по носу. Тот ойкнул.
- Ты что, боишься? -- с интересом спросила она Иосифа.
- Да я ведь был человеком, и вот так вот перепрыгнуть...
Боюсь я, пожалуй.
Белка подозрительно посмотрела на Иосифа:
- Да ты шутишь, наверно? Что тут страшного? Вот так взял и
прыгнул! -- с этими словами белка перескочила через пропасть и
прыгнула назад.
Иосиф еще раз взглянул вниз. Дерево стояло на краю ущелья.
С другой стороны стояло огромное дерево. Его ветки свисали над
пропастью. Между ним и веткой было расстояние в метр. Иосиф еще
раз измерил расстояние и покрепче хвостом схватился за ветку.
- Нет, я тебя не понимаю, - сказала белка и уселась на
хвост. -- Вы, люди, странные. Боитесь этакой элементарщины.
Чего ты боишься?
- Просто, будучи человеком, я никогда не прыгал через
такие ямы. Да и ветки тут слабые...
- Ну, а сейчас ты уже не человек. Ты сейчас -- белка! Для
тебя нормально прыгать вот через такие пропасти. Да ты и на
большее способен! Давай, забудь свою человекость... нет,
человечность... нет, ну... В общем, ты понял! Ты белка и тебе
это не страшно. Я тебя жду! -- с этими словами белка легко
перепрыгнула через пропасть и уселась там на свой хвост.
Иосиф боязливо отошел назад и побежал. Но тут же встал.
Это невозможно! Через такие ямы он никогда не сможет прыгать...
Но все его существо, его тело подсказывало ему, что это
возможно. Мышцы радостно дрожали в ожидании прыжка. Тело ему
как бы гарантировало удачу. Тогда Иосиф решился довериться
телу.
Он отошел назад на три метра и побежал. Он был полон
решимости. Он сможет это! Вот он подбегает к яме... Еще
чуть-чуть и ... Нет, он испугался! И замер на месте.
- Слушай, ты мне надоел, - яростно закричала белка. --
Либо ты прыгаешь, либо иди ты отсюда назад! Я ухожу, - с этими
словами белка встала с хвоста и побежала прочь.
- Стой! -- закричал Иосиф.
Зажмурив глаза, он рванул с места. Вот осталось два шага
до пропасти... И он изо всех сил прыгнул. Как упоителен этот
миг! Да, он смог это сделать! Да, тело его не подвело! Как в
замедленной съемке он видел под собой снизу огромную пропасть.
Снизу поднимался пар. В лицо ему дул ветер. А он летел...
Гибко приземлившись, он рванул вперед. Иосиф весь пел от
радости. Да, он сделал это! А как упоителен миг полета!
Большего счастья он не испытывал.
На соседней ветке сидела белка. Она радостно прыгнула к
Иосифу.
- Я так и знала, что ты сделаешь это! Молодец, побежали
дальше! И более так не дури.
И они вдвоем побежали куда-то вглубь леса.
- Слышишь песню природы? -- спросила Иосифа белка.
Иосиф прислушался. Он слышал только шум от листьев:
- Нет, а разве она поет?
- Ну как же, - удивленно сказала белка, - а разве нет? Ты
слышишь песню тысячи живых существ? Разве ты не чувствуешь
этого чувства? Подожди, давай остановимся.
Они подбежали к небольшому сучку на вершине дерева. С
дерева открывался фантастический вид леса. Где-то вдали
виднелись горы. Вся долина была окружена горами. Странно, Иосиф
ничего такого тут не помнил.
- Теперь успокойся после бега и прислушайся. Расслабься и
вслушивайся во все звуки.
Иосиф сел на задние лапы и хвостом обхватил свое туловище.
Он стал ушами, как локаторами, ловить все звуки вокруг. Нет, он
по-прежнему слышал только шум листьев. Он разочарованно
посмотрел на белку. Та удрученно села на хвост. Чуть-чуть
подумав, она радостно показала лапой на небо:
- Смотри, видишь колесницу ангелов? Это они поют.
Иосиф удивленно посмотрел на небо. Ничего он там не видел.
Только облака и где-то вдали солнце. Он оглянулся. Нет,
определенно, тут ангелами и не пахло. Он повернулся к белке:
- Нет, что не делай, ничего не вижу и не слышу.
По лицу белки пробежала улыбка:
- А ты уверен? Посмотри внимательно. Они остановились
возле той ели, - и хвостом она указала вдаль.
Иосиф посмотрел туда. На елке ничего не было. Он уже хотел
было возмутиться, он тут же он услышал вдали красивое пение.
Пел один тонкий женский голос. Голос шел от той ели. Иосиф
внимательно взглянул на ту елку. Там он заметил что-то
блестящее. Постепенно он увидел блестящие контуры чего-то.
Через минуту вырисовалось тело прекрасной девушки. Видимо, она
и пела ту песню.
Через некоторое время он услышал звуки огромного хора. Он
шел от того же дерева. Там постепенно начали вырисовываться
контуры чего-то огромного. Вскоре он уже мог различить хор
огромных размеров. Впереди всех стояла эта девушка и продолжала
петь. Звуки хора и голос девушки переплетались в удивительную
гармоническую музыку.
К этой музыке присоединились звуки тысячи колоколов и
орган. Все это, как и ожидал Иосиф, появилось вскоре на небе.
Колокола блестели и переливались всеми цветами радуги. Орган
представлял собой просто восхитительное зрелище. За четырьмя
клавиатурами сидел человек в черном фраке и самозабвенно играл.
Сзади виднелся лес из труб. Эти трубы уходили в космос. Все
трубы блестели и переливались, когда по ним шел воздух.
Весь хор, девушка, орган и колокола визуально образовывали
колоссальную гармонию формы и цвета. Казалось, что орган
включает в себя все эти фигуры, а органист превращался в
огромную фигуру с аурой над головой.
Музыка образовывалась божественная. Такой музык Иосиф
никогда не слышал на Земле. Слабые, отдаленные подобия он
находил в музыке Баха, Моцарта. Но им было далеко, ой как
далеко до этой музыки! Наверно, земные инструменты не могут
дать такой гармонии, таких сочетаний.
Эта музыка наполняла его чем-то воздушным, неземным. Она
ему дарила огромное счастье. Слушая ее, Иосиф почувствовал, что
он растет. Он перестал чувствовать очертания своего тела, он
перестал быть белкой. Он оглянулся. Его руки и ноги исчезли,
растаяли. А белка изумленно смотрела на него. Иосиф постепенно
потерял вообще какую бы то ни было форму. Он стал воздушным и
огромным, как облако.
А музыка продолжала играть. Она наполняла Иосифа
вселенской мудростью. Но это не была тяжелая мудрость. Нет, эта
была мудрость оптимиста. Он познал мудрость вечности. Он познал
радость природы. Он вспомнил все свои заботы человека.
Насколько они были мелочны! Как будто эти заботы играли
какую-нибудь роль в его жизни! Перед вечностью исчезает все,
даже сама вечность. Ничего не имеет смысла, когда достигнута
вечность. Что может быть лучше...
Иосиф долго пребывал в этом состоянии, наслаждаясь
музыкой. Но вот, звуки органа стали исчезать. Постепенно пропал
и он. Стали исчезать с неба колокола. Звуки колоколов стали
тонут вдали. Хор стал уменьшаться и таять. Постепенно стих и
исчез даже он. Осталась одна лишь девушка. Она смолкла и
оглянулась по сторонам. Увидев Иосифа, она улыбнулась.
Неожиданно ее руки, ноги и голова стали втягиваться в
тело, а тело стало белеть. Постепенно тело приняло форму облака
и подлетело к Иосифу:
- Как тебе моя музыка? Ведь пела я для тебя.
Иосиф удивился. Почему это пело оно (ибо облако уже он не
мог назвать "ею") для него? Ведь Иосиф ничем не отличается от
других!
- Нет, отличаешься, - услышал Иосиф внутри себя голос.
Облако в это время стало таять на небе.
Все небо начало бледнеть. Лес стал исчезать в темноте.
Весь мир погрузился в темноту. Темнота эта была абсолютной. В
то же время Иосиф вдруг почувствовал, что рядом с ним находится
прекрасная молодая девушка. Он чувствовал снизу лес и горы. От
леса исходила жизнь. Он чувствовал массу белок, кроликов и
других живых существ, беспорядочно двигающихся снизу. От
дальних гор исходила вековая мудрость. Иосиф чувствовал их
мудрость. Он обрел странную возможность ощущать мир вместо
того, что видеть и слышать.
- Ты слышишь мой голос внутри себя, потому что я обращаюсь
прямо внутрь тебя.
Иосиф почувствовал, что эта девушка приблизилась к нему.
Он почувствовал ее лицо. Она улыбнулась.
- А ты знаешь, где ты сейчас? В каком ты мире?
Иосиф удивился такому вопросу. Ну как где, на Земле,
конечно.
- Нет, ты ошибаешься. Ты сейчас во сне.
Мигом Иосиф задрожал. Вокруг него брызнули ослепительным
потоком искры. Он начал вращаться с бешеной скоростью. Он
услышал свист, раздирающий ему уши. Тут он потерял сознание.
Очнулся он уже в лесу. Он лежал под тем же дубом. Рядом с
ним стояла его сумка с грибами. Иосиф перевернулся и посмотрел
на часы. Было без десяти час. Прошло только пять минут!
Поразительно! Иосиф сел под дубом, обхватив колени. Да, он
увидел во сне великолепное зрелище. Сон -- это чудо. Только
если бы этот сон обратить в реальность и еще хоть раз в жизни
побегать белкой по деревьям...
|
|
| Наталия |
2000-11-04 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
Это чувственный мир, растворившийся в нежном тумане. И вздох бродит за вздохом, пьяный, спотыкаясь о скользкие ступени улиц. Порт лишь изредка тянет гудки. Все тает и плывет, без рывков и смысла. Губы полуоткрытые тянут холод через пластмассовый лабиринт. И танцуют, горячо прижавшись в дыме сигар, ноты саксофона. Высокие каблучки, цокают и пропадают где-то среди каменных груд ночного города. Ловят руки влажно-прохладные перила мостов после пекла дьявольских баров. И пустота наполняет тебя, и слабость, и ласка. Мягко, подступает к плечам шелк, струясь по телу, и обнимает пушистое кресло, поглаживая уставшую спину. Бессмысленно скользит по тонкому отточенному боку бокала янтарь вина, заворачивая мысли, смешивая их с приглушенным светом торшера. И опадают веки, покрывая гудящие зрачки верблюжьим одеялом ресниц. Тянут куда-то отяжелевшие руки. Растворяешься в звуках контрабаса и саксофона, в безумной тишине и эхе ночи. Ничего не надо и таешь в покое души, как льдинка в шаре бокала. |
|
| Дилу |
2000-11-05 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
Нежность и смерть Эсмеральды Яковлевны |
|
|
|
|
| |
Нежность и смерть Эсмеральды Яковлевны
- …Потом…Потом поговорите. А сейчас давайте помолчим. Здесь не нужно слов…Здесь нужна тишина
Ага – подумал я, пуская дым, вслед за своими соседями – тишина. Нужна. Просто мы все чертовски устали. Дым был естественным фоном. Возможно, если бы не этот дым, все могло быть по-другому. Но он как-то странно действовал на нас. Ага…
- А кто-нибудь помнит…, - начал Шурик. На него устремились 6 пар страдальческих глаз. – Да, - быстро нашел выход Шурик, - она была особенной.
Особенной. Конечно. Только так. Я внезапно почувствовал какое-то неприятное давление изнутри. Мне нужно было выйти. Но этого никто не замечал и я продолжал сидеть и кивать головой в такт отдельно брошенным замечаниям.
Хотелось вспомнить про то, что было очень давно. Ну просто очень давно, но зловредные мысли из последних нескольких дней обламывали порыв сей. Насилие…Сейчас я совершу насилие над памятью…Так, вот так…Вот так…
Её волосы. Мне казалось у них палево- блеклый оттенок. Хотя я не знал, что такое палевый. Но он был точно палевый. Блеклым он не был, правда, хотя я знал, что такое блеклый. Это такой светлый…и сухой, такой, как ветер – суховей. Ветер пустыни.
Енгеле-енгеле-енгеле…
Зку, зку. Черт, черт. Придурки, дети. Пустили машинку. Хлоп!!! Кто из взрослых пинает её ногой, но тут же спохватывается. Ну да, мы же на похоронах…
Енгеле-енгеле-енгеле…
- Пойду чай, - говорит Миша – кому? Лысый…?
Лысый согласится. Из принципа. Лысый соглашается.
- Я не буду, - резко говорю я.
Мы на похоронах…Зачем чай? От чертяка, цейлонский небось, крупнолистый… Все остальные молчат. Да и как тут скажешь – мне две сахару.
Я … дальше, что идет у неё после волос? Глаза? Губы сохнут. У меня сохнут, а её губы твердые - твердые, как кремень. Не слижешь, не сотрешь. Даже смерть, куда ей после нас, правда. Мы все целовали её. Я - первый. Боялся…Не одну девушку не боялся так целовать, как Эсмеральду. Вначале - холод, затем – пульс. У обоих изнутри. Не хотелось отрываться. Стоял бы, держал бы её. Обычно…а как обычно?…Обычно – это давно, значит, по-нашему. Беру я её – она или смущается (девушка), или юлит или стонет противно. А сама меня не видит ой, не видит. По хер собачий ей всё. Целую, а она потом терпит мой запах. А эта сначала –холод, а затем –пульс…
- Фу, - Лысый отставляет кружку. Наверное, когда я думал о ней, в этой комнате что-то произошло. Сопоставив все лица и звуки, я понимаю, что Лысому мишкин чай не нравится. Все остальные лупятся на чашку. Наверное, не цейлонский. Эх…
Ну да, волосы, губы, глаза…Тэкс…Руки, ноги, хвост…
- Можно чаю? – это я сказал. Да и такое бывает, оказывается. Все онемели как-будто. Я беру чашку, подношу к лицу. Тяжка эта дорога….- говорю себе про себя, и добавляю…Эсмеральда. Я помню, помню о тебе, ты не думай.
- А это её настоящее имя? – спрашивает парень, которого привел Бимбо. Дурак, по-моему. Нет, дурак точно.
- Ага, - теряются все, - ты чего?
- Интересное имя, - тупит он.- Все здесь так интересно. Ребята, вы большие оригиналы, нет, чесна слова. И джа у вас, просто кайф… Но я могу достать лучше… Устроить похороны кукле … Нет, я вам точно достану лучше…
|
|
| Дилу |
2000-11-05 |
30 |
5.00 |
6 |
| |
|
| |
Я и Линда
В детстве я боялся только двух вещей – смерти и собственного скелета. Иногда я вскакивал по ночам и больше не мог уснуть. Мне казалось, что когда я буду засыпать, со мной случиться что-то страшное.
Потом страхов прибавилось и я стал бояться всего – ожидания, неудач, людей, уроков… Я никогда не пытался перебороть свой страх, как делают другие . Я всегда мужественно и стойко трясся от него до конца.
Особым предметом моей гордости стали страхи грядущих катастроф. Я часто представлял, как мир гибнет от ядерной войны или глобальных радиационных излучений и меня сводило от ужаса. Затем я успокаивался и начинал искать пути спасения. Я находил заброшенные подвалы, смотрел, сколько запасов продовольствия и питья там поместится в случае, если мои прогнозы сбудутся и мне становилось легче.
Когда мне исполнилось 17, я встретил Линду. До этого у меня никогда не было девушки. Я боялся, что она может умереть…
Линда немного заикалась, а также была маленькой, полной, с соломенными волосами и очень решительной. Наверное, поэтому я и запомнил её в толпе наших школьных красоток. Один раз мне захотелось пригласить Линду к нам домой и рассмотреть поближе, но я так и не решился.
Мне помог случай. Мы праздновали день рожденья нашего одноклассника Макса Сибиряка. К восьми часам кто-то предложил поиграть в одну « офигенную игру» … Как мне потом рассказывали, это кто-то из наших девчонок посещал психологическую секцию и они там так расслабляются.
Так или иначе , мы стали разыгрывать горящий самолет с одним недостающим парашютом. Действо происходило на огромном балконе. Я не знаю – как кому, но мне было далеко не очень. Я смутно соображал, что происходит…кто-то кричал, махали руками. Мне начало казаться, что балкон вот-вот рухнет и на следующий день все газеты напишут : « 11- А» трагически погиб, упав с балкона. Среди погибших особенно пострадал Алексей Деменчук.»
Когда я очнулся, то увидел, что все уже сидят под стеночками и делают вид, что им радостно. В центре стоим только я и Линда.
- Что? – спросил я, оглядываясь.
- Леша, - сказала девочка-ведущая, - решай быстрее, а то сейчас сладкое подадут.
- Тебе нужно выбрать, кто из нас двоих остается в этом горящем самолете, - равнодушно сказала Линда, - у нас всего один парашют. Ты сильнее меня, так что решай сам…
Перед моими глазами возникло огромное видение голубой пустоты и сверхреальной скорости. Сердце сжалось от ужаса.
- я не могу, - честно признался я, глядя на холодные глаза и голубой шерстяной свитер моей попутчицы.
- Давайте быстрее, - напомнила голодная ведущая, - у вас минута или вы разбиваетесь вдвоем.
Я посмотрел на небо. Оно выглядело таким пугающим, что я дал себе слово никогда больше не летать.
Рядом сидела Линда. Спокойная и осязаемая… Мне захотелось в последние секунды нашей жизни взять её за руку, что я и сделал. Мы некоторое время сидели, неподвижно, даже не глядя друг на друга и только нашим рукам было хорошо, как никогда.
- Ну, - потребовала наша ведущая, - что вы решили? Кого оставляете?
Линда встала, продолжая трогать меня кончиками пальцев, и не особенно торопясь, сняла свитер. Под низом у нее что-то еще оставалось, - отметил я с облегчением. Сняв свитер, она вытянула его в длинную полоску и обвязала им наши предплечья и спины.
- Мы прыгаем вместе, - объяснила она нашим одноклассникам, не обратившим на наши руки никакого внимания…
|
|
| Дилу |
2000-11-05 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Как устроен этот мир
Как-то к нам в квартиру постучался наркоман. То, что это наркоман, я понял, когда увидел на нем свою куртку. Он предложил купить мне её обратно, за полцены, даже меньше…Он умолял, плакал, не замечая того, что его грязные слезы стекают на мои сжатые кулаки, которыми я молотил его нос. За день до этого он чуть было не пристукнул моего брата, чтобы её отобрать . Брат лежит в больнице, наркоман плачет, куртка разорвана в двух местах… Тогда я – мне было 19, понял « как устроен этот мир» и чем же мы с ним так отличаемся.
Мою жизнь полностью изменила одна маленькая вещь, а его – то есть мир, не затронула даже мировая война.
«Бронхомунал, - повторил я, сжимая синюю упаковку лекарства вспотевшей рукой - в отличном состоянии. С инструкцией».
- Скажите , пожалуйста, - я обратился к толстой бабе, давно позабывшей, что такое радости секса, - я купил вчера у вас лекарство – бронхомунал…а сейчас выяснилось, что он нам не нужен… Не могли бы вы взять его обратно?
- Молодой человек, - она вскрикнула, как будто ей всадили осиновый кол куда надо, - вы что читать не умеете – проданные лекарства обмену и возврату не подлежат!
- Я согласен на половину суммы, - у меня начинает заплетаться язык. Я так часто за сегодня повторял эту фразу, что сейчас мне кажется, что у меня во рту мочалка.
- Молодой человек, я уже сказала, мы не принимаем проданные лекарства… в нашей аптеке идет кассовый учет всех проданных лека…а вот вы сами почитайте…вот вам инструкция. Вот тут…вот тут что написано…
- Я не умею читать….
- Чаво?????
- Мне нужны деньги, - еле бормочу я, - 25 гривен. Возьмите лекарство и дайте хоть сколько –нибудь…
25 гривен. По студенческому столько стоит рейс Днепропетровск – Киев. Утром я был уверен, что смогу достать их. Почему именно достать? Почему не заработать… Не привык? Не привык. Вот валяется никому ненужное лекарство от бронхита у меня в холодильнике... Зачем оно тут? Ему самое место - в аптеке. Пусть там валяется, а мне нужны деньги. Пойду, поброжу по аптекам…Попрошу у них обратно принять лекарство. Скажу, что только вчера его купил у них.
Когда я брал лекарство у себя из холодильника, то заметил, как у нас на подоконнике плесневеет гречневая каша в литровой банке. Ее пора было выбрасывать. Осторожно поддевая край банки, я высыпал её в мусорное ведро. Во-о-о-т так - на свалку. Где её никто больше не увидит.
Почему-то в голову пришла тупая мысль о голодных детях Африки. В Африке, наверняка, полно голодных детей – так утверждают газеты, а им, ясна дело, можно верить. Дети Африки убили бы меня , узнай, что я сделал с этой чертовой кашей. А я бы убил любого, у кого бы увидел эти 25 гривен. Но они есть у всех… А всех убить нельзя.
Так бодро началось мое утро. Но то ли дураков становится меньше, то ли не сезон для бронхита, но меня отовсюду выставляли.
Рюкзаки и сумки…шашлыки и макароны. Отвратительные до безобразия кольца с ярлыками. Все это размещалось в магазинах, куда я заходил погреться, и мозолило мне глаза, потому что стоило денег, которых у меня не было. Но больше всего меня бесило, что все это кто-то покупал.
Почему я, а не они, полз по городу, как по замкнутой стене, от одного камешка к другому.
Я уверял себя, что это игра и поэтому я в ней выиграю. На моей совести не будет унижений, потому что прошу не я , а … кто то другой. Но этот кто=-то оказался мягкотелым неудачником. Он несерьезно выглядел и имел нелепый вид.
Так что для него это не было игрой. В игре не бывает такого, что если ты сильнее – то проигрываешь… А в этой игре он проиграл толстым, аптекарским бабам…
Золотая медаль – красный диплом. Теорема Пифагора – антиоксидантная таблица. На каком-то этапе жизни я окончательно потерял связь с реальностью. Так многие называли Мир, где они жили , где им платили деньги и они могли себе купить все, что им вздумается и даже то, что им абсолютно не нужно.
Когда я прислонился к стенке, какая-то бабушка сказала, что я вымазал свитер. Я вдруг понял, что это очень странно. Какая интересная бабушка – подумал я - у нее один глаз полностью слепой, а он думает о моем свитере. Об этой самой дряни, что сейчас на мне, за которую я заплатил 180 грн. Я бы снял её, клянусь… Снял бы и за 100, и за 50… То есть свитер, а не бабушку, конечно…
Возле магазина с овощами, я наткнулся на усатого дядю с тремя газетами в руке.
- Почем газета? - спросил я – вот эта.
Я наобум ткнул в ту, где колыхала губами Мэрилин Монро или кто-то похожий на неё...
- 3.50, молодой человек, - ответил он.
Я успел прочесть: « Мэрелин Монро стала жертвой сексуального насилия инопланетян!»
Люди - идиоты, - догадался я , - они готовы отдать свои деньги за несуществующие сенсации.
Меня осенило. Чтобы заработать деньги, надо написать статью. Например, о ком-то уже давно мертвом. О том, что он, как оказалось, еще жив и скрывается в лесах Амазонки. И ему приятно, и мне…
Я вспомнил, откуда у меня раньше были деньги. Я брал их у родителей.
Вся премудрость такого зароботка состояла в том, чтобы лучше попросить…Ой, мамочка, болит в боку…наверное, СПИД пришел, дай денег на зеленку, а то сдохну к едрене фене…
Потом была грузинская эпоха моей жизни. Работал на Гогу Демрадзе, местного так называемого консультанта по вопросам жизни и смерти. Большие носы- высокие зарплаты. Тошно было как-то, и я незаметно ушел от них.
Потом стал считать себя умным. Писал статьи. Их нюхали, пробовали на зуб, говорили «хорошо» и не печатали.
А я все –равно считал себя умным и все –равно писал. И вот вчера – свершилось. Мой рассказ занял первое место на киевском литературном конкурсе.
Я очнулся, когда уткнулся носом в широкие плечи своего друга, из того самого, грузинского периода.
- команджоба, Андрей, - тихо говорит он, - как ты? Чего шляешься?
-Гамарджоба, Давид, - я кусаю свой язык и давлю в кармане лекарство. Теперь точно его никто не примет. Ну и похрен!
- что делаешь? чем занимаешься? – он водит глазами из стороны в сторону. Он смотрит на меня и ничего не замечает…Он на все смотрит, не думая. Интересно, а чтобы он сказал, если бы прочел мой рассказ?
- Все оки, - я развожу руками, - как босс?
Он неопределенно жует жвачку и вдруг заявляет.
- Ладно, я пошел, мне позвонить надо.
Я вздрогнул, как лошадь на старте, которую жокей слегка коснулся своими шпорами. Сейчас будет свисток…Пан или пропал.
- В Тбиллисо?- улыбаюсь я ему, как девушка на первом свидании…
- Ага, -кивает он- сестре.
- Слушай, Давид, дай мне 25 гривен до среды…
- Кхе, кхе, - кашляет Давид, - я что-то приболел…бронхит…Надо сходить в аптеку. 25 гривен…Я не знаю даже, есть ли они у меня… а-а-а, вот. ну бери.
Он достает деньги. Секунда – и они у меня. Я – человек. Я –жив.
- Знаешь, что , - быстро говорю я, но у меня не хватает сил произнести эту фразу до конца, - спасибо, Давид…
- Пжалста, - кивает он.
Я не помню, как очутился у кассы. Как я купил билеты. Как я добрался домой.
Придя домой, я решил перезвонить в киев, узнать точную дату вручения премии. Руки как трели набрали этот номер…о-о-о, этот протяжный гудок…вызов… секунды до наслаждения…азарт…вот где игра…дышу я - дышите и вы, господин редактор!!!
- Алло, - раздается женский голос.
Чмок, чмок, красавица, скоро я до всех вас доберусь.
- Меня зовут андрей Горбань,- представляюсь я трубке , встав на цыпочки. Я выиграл у вас конкурс. Мой рассказ « Как сварить макароны без воды» занял первое место. Константин Семенович написал в письме, что нужно приехать к вам город на церемонию вручения премии…
- Как вы сказали – ваша фамилия? - еще приятно, но чересчур медленно спрашивает девица.
- Горбань!!! Андрей.
- Подождите минуточку, я сейчас проверю, - молвит она в ответ.
Лязг…Аня…слышится голос – проверь у себя компьютеру…Горбань у нас что-то занимал…Горбань…Андрей…
- Горбань? – раздается паршивенький голос Ани.
- Горбань?- переспрашивает меня первая девица.
- Вы что издеваетесь? – хочу крикнуть я, но вовремя понимаю – что все нормально, все нормально…
- Да, - спокойно отвечаю я ей, - Горбань..
- - Нету такого, - кричит Аня Откуда-то, и мне в уши вбивается это сообщение как удар молотка.
- Вас - нет, - подтверждает первая девица.
- Как -нет?- выпаливаю я, - я же был.
- Знаете что, - говорит она, - сейчас Константин Семенович в командировке. Но я скажу вам два телефона – запишите - 7879282 и 27636673 – последняя –3…один в Питере, другой – в Риге. По одному из них он обязательно должен находиться. Свяжитесь с ним обязательно и уточните, потому что этот вопрос…
Дзиньк.
Шаг, семь, три…Аптека. А, может, в ломбард? Убью как Раскольников свою соседку, стибряю у неё браслетик какой-нибудь, продам и позвоню этому пидору Константину, чтобы узнать –есть я или меня нет - прохныкал я про себя и, подойдя к дверям ломбарда, заорал на всю улицу – серебряная брошь!!! 18 век!!! Ручная работа немецких мастеров!!! Она была на Грейс Келли в день катастрофы, - добавил я уже тише, глядя как перепуганный ребенок в потрепанной курточке прижимается к урне с налепленными амурчиками.
|
|
| Дилу |
2000-11-05 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Двери
Нет, Ленни Кравиц мне не мешает. Он сейчас будет петь? Хорошо.
Так вот, я продолжаю… Элла, это на вас комбинезон? Странный цвет. Цвет брынзы. Э-э…ну окей, я продолжаю…А почему Кравиц не поет? Вы его выключили?
Он только что сделал БАААБАХ! ААА, это кассета… она взорвалась? Крови нет? А что это тогда так сверкает? ААА.. . это Эллины маленькие женские секреты? Ладно, я продолжаю…
« Иногда мне кажется, что я бегу. Мосты переходят в больницы, больницы в долгие часы, скатерти становятся бардовыми от любви и тогда я начинаю …».
- Стоп. Ты это того…серьезно? Это твой рекламный трек для проекта « Дождь»?
- « Вдождь». Все слитно. И пишется то голубым, то коричневым.
- Хммм…Но зачем? Скажи сразу, чтобы я не мучался – в этом есть хоть какой-нибудь смысл?
- Смысл есть в том, что кафе будет открыто только в дождь.
- Это я понял. А причем здесь больницы?
- Пусть будут.
- Нет, это однозначно не годиться. Есть что-нибудь еще?
Когда-то, ровно семь минут, я стоял на школьной парте, закиданной кем-то растаявшим снегом и орал: «Маленькая девочка, поливающая лилии нефтью, рисует на обложке потолка свою первую маленькую любовь». Напротив меня сидел директор школы и плакал навзрыд… Он был пьян и ему казалось, что это он написал текст песни, будучи юнцом. Вспомнилось чего-то…
- В общем-то у меня есть идея. Специально для Вас. Клуб для глухонемых. « Сны». Все – персонал, ди-джеи – глухонемые…
- Славик, прекрати над нами издеваться.
- Музыка будет визуальной… Повесим большие полотна и будем их колыхать.
- Ты пьян?
- Еще я хотел сообщить о профсоюзе официантов и рыбаков. Я читал, что – это самые обижаемые люди в мире. Мы можем проводить с ними конкурсы…
- Славик, до свиданья… Элла, что у тебя?
- Я предлагаю назвать проект « Бродвей плюс». Центр города, яркие огни…
- Идея неплохая, но чересчур посредственно… Славик, подожди… что ты думаешь?
- А давайте устроим трилогию клубов . Один назовем «Любовь» – там будут стоять шалаши и продавать искусственную марихуану, второй – «Ненависть», там будут плевать в колодцы, а между ними – «Один шаг». Для любовников.
- Нет…
- Ну, если вы хотите сэкономить на моей идее – можно устроить гигантский танцевальный комплекс «Отношения». В первом зале – скамейки, в другом – хлеб и вода, в третьем – огромные кольца, висящие на канатах…
- Это не рассуждения нормального человека... Причем здесь кольца? Элла, что у тебя?
- Вадим Семеныч, может, « Звезды» или «Клеопатра»?
- Нет, Элла, примитив. Подождите…Я с ума сойду с вами. Славик, соберись духом.
– Она- молодец, - объявил я, крутя его моноклем вокруг своей ауры – только о самом главном и забыла.
– О чем это я забыла?
– У-уу-у, какая ты стала толстая и вредная…Ты забыла вот о чем… « Клеопатра»- хорошо, но потом надо добавить ----« меня».
– Меня???
– Ну да, меня. А потом ставим жирную точку и дописываем кривыми буквами. «ЗаЕ»…
- ЗаЕ – это в смысле то самое ..зае****…?
- Угу. А напротив – детский кафетерий « Лала».
- Он же наркоман, Вадим Семеныч, вы что, не видите этого?!!
Мне стало обидно.
- Славянка, - обратился я к Элле, - Я не наркоман. У меня просто болят вены… где-то здесь…
Я дотронулся до кончика стула. - в области сердца…
Когда меня хватали и выгоняли, я осознал, что в коридорах вообще мало смысла. Они созданы людьми , только для того, чтобы в них шли шагами. Как много в мире пространства для ходьбы, и так мало – для красивых мыслей...
Поэтому перед тем, как войти в новую дверь этого коридора, я –ну, кто если не я - вспомню о трех самых важных вещах в своей жизни – девушке, подарившей мне красивенные цветы из радиационной ваты, репортаже «Никарагуа в опасности» 1966 года и двух мышах, которые занимались сексом прямо у меня на кровати. Они это делали так, что я сразу понял, что у них любовь...
Озаряемый и непонятый никем, кроме своей травки, я вышел из здания, где гремели голосами какие-то люди, и выкинул в землю объявление: « требуются люди с творческим мышлением…».
Конец
Двери
Нет, Ленни Кравиц мне не мешает. Он сейчас будет петь? Хорошо.
Так вот, я продолжаю… Элла, это на вас комбинезон? Странный цвет. Цвет брынзы. Э-э…ну окей, я продолжаю…А почему Кравиц не поет? Вы его выключили?
Он только что сделал БАААБАХ! ААА, это кассета… она взорвалась? Крови нет? А что это тогда так сверкает? ААА.. . это Эллины маленькие женские секреты? Ладно, я продолжаю…
« Иногда мне кажется, что я бегу. Мосты переходят в больницы, больницы в долгие часы, скатерти становятся бардовыми от любви и тогда я начинаю …».
- Стоп. Ты это того…серьезно? Это твой рекламный трек для проекта « Дождь»?
- « Вдождь». Все слитно. И пишется то голубым, то коричневым.
- Хммм…Но зачем? Скажи сразу, чтобы я не мучался – в этом есть хоть какой-нибудь смысл?
- Смысл есть в том, что кафе будет открыто только в дождь.
- Это я понял. А причем здесь больницы?
- Пусть будут.
- Нет, это однозначно не годиться. Есть что-нибудь еще?
Когда-то, ровно семь минут, я стоял на школьной парте, закиданной кем-то растаявшим снегом и орал: «Маленькая девочка, поливающая лилии нефтью, рисует на обложке потолка свою первую маленькую любовь». Напротив меня сидел директор школы и плакал навзрыд… Он был пьян и ему казалось, что это он написал текст песни, будучи юнцом. Вспомнилось чего-то…
- В общем-то у меня есть идея. Специально для Вас. Клуб для глухонемых. « Сны». Все – персонал, ди-джеи – глухонемые…
- Славик, прекрати над нами издеваться.
- Музыка будет визуальной… Повесим большие полотна и будем их колыхать.
- Ты пьян?
- Еще я хотел сообщить о профсоюзе официантов и рыбаков. Я читал, что – это самые обижаемые люди в мире. Мы можем проводить с ними конкурсы…
- Славик, до свиданья… Элла, что у тебя?
- Я предлагаю назвать проект « Бродвей плюс». Центр города, яркие огни…
- Идея неплохая, но чересчур посредственно… Славик, подожди… что ты думаешь?
- А давайте устроим трилогию клубов . Один назовем «Любовь» – там будут стоять шалаши и продавать искусственную марихуану, второй – «Ненависть», там будут плевать в колодцы, а между ними – «Один шаг». Для любовников.
- Нет…
- Ну, если вы хотите сэкономить на моей идее – можно устроить гигантский танцевальный комплекс «Отношения». В первом зале – скамейки, в другом – хлеб и вода, в третьем – огромные кольца, висящие на канатах…
- Это не рассуждения нормального человека... Причем здесь кольца? Элла, что у тебя?
- Вадим Семеныч, может, « Звезды» или «Клеопатра»?
- Нет, Элла, примитив. Подождите…Я с ума сойду с вами. Славик, соберись духом.
– Она- молодец, - объявил я, крутя его моноклем вокруг своей ауры – только о самом главном и забыла.
– О чем это я забыла?
– У-уу-у, какая ты стала толстая и вредная…Ты забыла вот о чем… « Клеопатра»- хорошо, но потом надо добавить ----« меня».
– Меня???
– Ну да, меня. А потом ставим жирную точку и дописываем кривыми буквами. «ЗаЕ»…
- ЗаЕ – это в смысле то самое ..зае****…?
- Угу. А напротив – детский кафетерий « Лала».
- Он же наркоман, Вадим Семеныч, вы что, не видите этого?!!
Мне стало обидно.
- Славянка, - обратился я к Элле, - Я не наркоман. У меня просто болят вены… где-то здесь…
Я дотронулся до кончика стула. - в области сердца…
Когда меня хватали и выгоняли, я осознал, что в коридорах вообще мало смысла. Они созданы людьми , только для того, чтобы в них шли шагами. Как много в мире пространства для ходьбы, и так мало – для красивых мыслей...
Поэтому перед тем, как войти в новую дверь этого коридора, я –ну, кто если не я - вспомню о трех самых важных вещах в своей жизни – девушке, подарившей мне красивенные цветы из радиационной ваты, репортаже «Никарагуа в опасности» 1966 года и двух мышах, которые занимались сексом прямо у меня на кровати. Они это делали так, что я сразу понял, что у них любовь...
Озаряемый и непонятый никем, кроме своей травки, я вышел из здания, где гремели голосами какие-то люди, и выкинул в землю объявление: « требуются люди с творческим мышлением…».
Конец
|
|
| Xsaint |
2000-11-07 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Тихий зимний вечер. Идет снег...Нежные белые снежинки медленно кружатся над засыпающим городом...Мы идем куда-то,не торпясь... В моей руке тонкой веревочкой болтается поводок, но мы-то с тобой знаем, что он нам совсем-совсем не нужен...Потому что мы вместе, мы никогда не покинем друг друга...Так было и так будет всегда. Ты такая забавная-твои лапы путаются в сугробах,некоторые самые нахальные снежинки попадают тебе в нос,ты фыркаешь,чихаешь,сердишься...(хотя,разве можно сердиться на этот волшебный сказочный снег?). Как редко у нас с тобой появляется возможность побродить вот так,как сейчас...Подумать-каждой о своем...Я знаю-ведь ты тоже умеешь думать...И чувстовать...Хоть ты и просто собака...
Я все время куда-то спешу,боюсь чего-то не успеть,а ты ждешь,сидя у двери...Твои ласковые преданые глазки загораются яркими звездочками,когда я открываю ее и вхожу в дом...Ты не спрашиваешь,где я была,и почему так поздно..Ты радуешься,машешь хвостом и лижешь руки...Вот оно,собачье счастье...Знаешь, в такие моменты я тоже очень-очень счастлива...Счастлива знать,что кто-то любит и ждет тебя,просто потому,что ты есть,любит,ничего не требуя взамен...Ты почти всегда молчишь-но с тобой мне не нужно слов... Ты же знаешь-все написано в твоих глазах...
Ты прости,что так мало времени тебе уделяю... Подойдешь иной раз с мячиком в зубах,склонишь голову набок,засверкают глазки:"Ну давай поиграем?".А я в ответ:" Отстань,не сейчас...Я занята". И тогда ты уходишь...Тебе грустно,но ты не умеешь помнить обид,проходит немного времени-и вот уже снова засверкали глазки, мячик в зубы-и ты мчишься куда-то,сбивая все на своем пути...
Мне совсем не хочется думать о том,какой станет моя жизнь,когда в ней не будет тебя...Собачий век так недолог...Но сейчас ты есть, а что будет ТАМ. в далеком (как хочется верить,что в очень далеком) будущем-это не так уж и важно...
Я часто наблюдаю за реакцией людей,когда мы проходим мимо толпы...Я смотрю им в лица и вижу,то легкую улыбку,то жгучую ненависть ("у-у-у...развели собак, шагу ступить некуда"),то равнодушие... Тебе улыбаются,тебя не замечают,тебя ненавидят...Но тебе наплевать на их мнение... Пусть думают,что хотят...Разве это так важно?
Ведь мы-вместе и нам хорошо...Мы бредем куда-то,не торопясь,и каждый думает о своем...Город почти заснул, нас совсем замело снегом...Пора домой... |
|
| Сказочница |
2000-11-07 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
ПОСЛЕДНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Небо. Такое огромное, бесконечное небо, как купол нереального храма.
Бог есть.Сейчас он знает точно, бог есть, хотя раньше неикогда об этом не думал. А теперь ему не о чем больше думать. Всё - люди, события, которые до этого имельи такое большое значение в его жизни,- теперь отсечены этой беспристрастной высокой голубизной и стали бледными призраками. Ни любви, ни боли. Ничего – для него теперь существует только небо.
Хотя нет, не совсем так. У него еще есть выбор.
Он может повернуться на бок и смотреть на море. Но море почему-то кажется ему враждебным. Оно, как упрямое блестящее стекло, откровенно насмехается над его бессилием. Это штиль. Абсолютно мертвый штиль. Иногда то там, то тут спокойная поверхность воды болезненно режется плавниками акул. Огромные твари ждут. Они знают – он еще жив, и он может рискнуть и спуститься в воду. Тогда он их.
А еще он может видеть остров. Отсюда земля смотрится не больше чем неясная желто-зелёная полоса, но он знает точно, там спасительная твердь, там есть деревья и цветы, и вода. Настоящая, прохладная, очень вкусная, вода, кототую можно пить, пить, пить…Поэтому он не может смотреть на остров. Не должен смотреть на остров. Иначе станет совсем невыносимо, и он начнет визжать и биться головой об палубу. А потом он бросится в море, чтобы доплыть до земли, деревьев, цветов, воды…Стремительно сойдутся в одной точке остроконечные акульи плавники….
Нет, лучше смотреть на небо. По крайней мере тогда он умреть спокойно, с мыслями о боге, а не в истерическом припадке, сокрушительно теряя разум и волю.
Однако он думает не только о боге. Он все еще удивлен – он никогда не думал, что с ним может случиться такое.
Все начиналось все так весело. Удивительное приключение, которое никак не может иметь трагический финал. Впрочем, он всю свою жизнь воспринимал, как приключение, постоянно щекочущее его нервы и подтверждающее его исключительность. При этом он никода не допускал даже мысли, что этот блестящий фейерверк, эта веселая бесшабашная дорога – его жизнь – может так легко и бесконтрольно оборваться. Он как будто нечаянно наступил на тщательно прикрытую листвой ловушку и рухнул в черную глубоку яму, а теперь ничего невозможно исправить. Он сам не может себе помочь. Никто не может ему помочь. Остается только умирать.
Как это было тогда…
Теплый мягкий вечер, полная огней набережная, смех, громкий разговор, выстрелы откупоренных бутылок, звон бокалов. Боже, он просто хотел выйгать этот дурацкий спор! Он знал, что делает. Это было не смертельно опасно. Это было здорово, это было весело, это было настоящее приключение. Нет, он не был сильно пьян, или ему так только казалось? Даже сейчас он не мог понять, когда же собственно он утратил контроль, когда перестал понимать, что не он ведет яхту, а море вертит и тащит его к неминуемой гибели?! А потом вдруг стало слишком поздно. Он совершенно перестал ориентироваться и в кромешной темноте мог только подчиниться слепому натиску природы и приложить все силы лишь к тому, чтобы по крайней мере не дать стихии убить себя. Наверно, это было ошибкой. Лучше было бы погибнуть вдруг, не успев ничего осознать, не почувствовал боли, потому что то, что природа приподнесла ему потом, было еще страшнее. Словно в насмешку или по какому-то коварному умыслу море оставило его в живых, подвело яхту к острову и замерло в полном штиле.
Он не может никуда доплыть. Он может только медленно умирать. Один под ярко-голубым горячим небом.
Конечно он может и сам решиться перевалиться через борт яхты и поплыть к заветному берегу. Пусть он знает, что все равно акулы не дадут ему проплбылть и с десяток метров – это будет вызов, это будет смело и отчаянно. Последний полный глоток жизни.
Страшно. Он, который так любил рисковать, не задумываясь, который боялся, что хотя бы одному дню его жизни может угрожать размермеренное, безадреналинное протекание, сейчас не может решится на последнее в своей жизни приключение.
Страшно. Гораздо легче и безопаснее просто окончательно забыться, запутаться мыслями, расствориться в этом высоком, раскаленном божественном небе.
Движение.. Шум… Звук… Ритм… Пульс…
Он осознал это, еще не повернув головы. Что-то пришло, что-то определенно нарушило этот мертвый покой. Это жизнь. Да, это жизнь! Её ни с чем нельзя перепутать, и он не бредит. Он приподнялся на локте и, прикрыв глаза рукой от солнца, впервые без ненависти посмотрел на море.
Каноэ. С острова плывут каноэ. Пять или шесть. Он еще не может точно сосчитать – слишком далеко. Но это точно каноэ, а в них люди. К нему плывут люди!
Люди? Он вдруг почувствовал ужастный холод, прямо в сердце. Нет, это не могут быть люди. Вернее то, что он и ему подобные имеют ввиду, говоря «люди». Здесь нет и не может быть людей. Белых людей. Как черными четкими буквами на белой странице в сознании возникло – здесь обитают племена людоедов! Этот тот самый загадочный, отдаленный и старательно обходимый стороной белой цивилизацией уголок, где живут канибалы. И вот они плывут прямо к нему, причем с такой парализующей скоростью, что он может только тупо наблюдать мелькание взлетающих и падающих в воду весел, слушать сопровожадающее каждый такой взмаж гортаные звуки, издаваемые гребцами, и погружаться в мерный стук барабанов.
Это не жизнь. Это сама смерть решительно нарушила гармонию неба и обозначила свой приход. Она все ближе и ближе. Летит, почти не касаясь идеальной поверхности моря.
Нет, он не может так просто ждать, когда подплывут дикари и растерзают его в клочья. Ведь они сделают это так легко и примитивно жестоко, что даже не оставят ему ни одной мысле о боге, ни секунды, чтобы осознать и принять достойно конец жизни. Они просто утопят его в собственной крови, дикой боли и ужасе.
Пусть он уже не может спасти себя, но он хотя бы может попытаться умереть достойно.
Он начинает подниматься. Он не помнит, сколько пролежал на палубе. Наверно, очень долго, потому что вставать ему очень трудно. Кажется почти невозможно. Он чувствует себя как ребенок, еще не умеющий ходить. Но отвращение к тому, что дикари, подплыв, застанут его в унизительной позе, бешенное презрение к себе за все последние часы, проведенные в слабовольном бездействии, заставляют подняться.
В глазах темно. Главное не упасть. Но он стоит. Стоит! Может даже не держаться за мачту.
Каноэ резко остановились в нескольких метрах от яхты словно их великолепное летящее движение вдруг вдребезги разбилось о невидимую преграду. Звук превратился в тишину. На палубе измотанной штормом яхты на фоне болезненно обвисшего рваного паруса стоял, скрестив на груди руки, белый человек. Его светлые, живые, злые глаза в упор смотрели на сидящих в каноэ. А со страшных, ярко-пестрых от боевой окраски лиц на него смотрели другие, большие и темные, по-детски удивленные глаза. Кто он?
Он выйграл! Он нигда раньше так не был счастлив от ощущания победы, хотя добивался её множество раз. Они не ожидали, они сбиты с толку и напуганы. Он победил. Не смерть. Самого себя. Одержал верх над этой неведомой белому человеку жестокой первобытной природой. Теперь ему не страшно умирать.
Господи…Что это? Чудо?! Это чудо! Ветер. Да, это ветер нежно коснулся его лица, тронул яркие перья на головных уборах дикарей и парус…Вздрогнул и ожил от прикосновения ветра его парус. Он может плыть!
Рука метнулась к канату. И одновременно, словно очнувшись от оцепенения, вырвалось на волю копье. Взвилось и, резанув по воздуху, легко нашло свою цель.
Смерть. Приключение закончилось.
|
|
| Мишакова Катя |
2000-11-12 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Когда мой город засыпает? Когда потухнут огни дискотек, когда просыпаются московские дворники, когда свежо и весело пахнет осенней листвой, когда солнце начинает ласкать крыши домов…Мой город засыпает, замирает на мгновенье, чтобы через несколько минут снова открыть глаза. Шумные трамвайчики побегут по улицам, школьники и студенты сядут за парты, некоторые, конечно, не дойдут до аудитории, а застрянут где-то на пол пути к знаниям…но в этом виноват и ты, мой город. Ты впускаешь всех желающих: имущих и доросших - в ночные клубы и казино; неимущих, но доросших - в парки, скверики, подъезды; переросших и всех остальных – в музеи, на выставки, концертные залы и даже в зоопарк!
Ты раскрашиваешь улицы яркими флагами, разными лицами, пёстрой рекламой. Ты поливаешь свои улицы грозой, а ветер подметает и уносит опавшие листья. А когда мы топчем, сжигаем и рушим, – ты болеешь, мой город. Серые облака затягивают твоё светлое лицо, и начинается непогода. Маленький ребёнок часто боится вспышек молний и грозы, как будто чувствует, как протестует и бушует природа. А мы, взрослые говорим : "Ничего страшного…" и продолжаем сжигать и разрушать. Но мой город добрый, его стены крепки и асфальт на улицах прочный – он бережёт нас и спасает, в нём много красивых, добрых и умных людей, интересных идей и весёлых улыбок. Многие не любят москвичей, завидуют и считают, что у них всё есть. У кого-то иномарка и дом на Канарах, у кого-то шесть соток и «Жигули», у кого-то маленькая квартирка в пятиэтажке и кот Васька, а у кого-то только чистое небо над головой – ни прошлого, ни настоящего. Но у всех, у всех есть наш город – Москва. И Он будет жить пока он нужен бездомным собакам и кошкам, ищущим свой дом, беженцам, ищущим свой путь, детям, ищущим своих родителей, пенсионерам, ищущим свою пенсию, пилотам, повидавшим много городов, но вернувшимся сюда, в мой город. Он нужен политикам, ищущим поддержки беженцев, пенсионеров, родителей, детей и пилотов. Он будет жить, пока мы ему нужны.
Когда потухнут огни дискотек, когда просыпаются московские дворики, когда свежо и весело пахнет листвой, когда солнце начинает ласкать крыши домов, мой город - засыпает…тише, не шумите, остановитесь на мгновение, почувствуйте его дыханье…и подумайте «это мой Город».
|
|
| Шамайка |
2000-11-14 |
20 |
5.00 |
4 |
| |
|
| |
Утро разбудило Аленку ярким солнечным лучом, что украдкой заглядывал в маленькое полураскрытое окошко деревенского дома. Она что-то невнятно простонала, перевернулась на другой бок и уткнулась в подушку. В полудреме Аленка различала голоса бабушки и Алексея в соседней комнате и еле слышное тиканье часов на столе. Часы с кукушкой заверещали, и хозяйка прокуковала семь раз. Аленка пробовала не отвлекаться на посторонние звуки и все еще пыталась поймать свой сладкий и ускользающий сон. Сон таял легкой дымкой пробуждения и постепенно растворялся с дуновением июльского ветерка из окна напротив.
Вдруг она почувствовала, что по ее щеке что-то сползает и щекочет. Аленка махнула рукой, теперь это «что-то» дотрагивалось до ее губ. Она приоткрыла рот и ощутила нежный аромат и свежий вкус клубники.
-А еще? – Сонно пробормотала она и раскрыла глаза.
-Вкусно? Вставай, малыш… ты не забыла про наше сегодняшнее путешествие?
Алексей присел рядом с ней на постель. Его синие проникновенные глаза посматривали на зевающую Аленку с лукавством.
-Помню. Уже встаю…нужно еще чуть-чуть проснуться.
-Хорошо, просыпайся. Я пойду собираться. У тебя полчаса на завтрак и все остальное.
-А ты уже готов…
-Я уже и искупаться успел, пока ты тут сны рассматриваешь.
Он указательным пальцем провел по ее носу, встал и ушел. Аленка заметила, что Алексей одет в слегка потертые джинсы, на руке сверкали часы с надписью «Альбатрос», а его влажные короткие волосы смешно торчали во все стороны. Она прислушалась к громким обсуждениям в комнате между Таней и бабушкой, которые решали, когда им лучше собирать смородину: утром или, наоборот, вечером. Аленка потянулась, выгнулась в дугу и проворно вскочила с постели. Надела свой любимый голубой купальник и белый сарафан с небольшими синими цветами, подошла к окну, расчесала волосы, завязав их в двойной хвостик и отправилась во двор. Умылась прохладной водой. С кухни пахло блинчиками и пышками. Бабушка зашла с банкой молока, поставила на стол и налила из нее в кружку Аленке, которая сидела и задумчиво смотрела на улицу.
-Как спала? Чего во сне видела? – Бабушка села напротив нее и перевязала себе смявшийся платок.
-Ой, что-то очень хорошее, светлое и приятное…не помню.
Она отпила немного парного молока и начала с удовольствием поглощать теплые блинчики.
Таня вышла из комнаты с серым котом в одной руке и небольшим пакетом в другой.
-Алён, девчонкам отдашь, - она положила в сумку пакет и продолжила:
-А Ольге передай, чтобы они заехали до субботы к нам, и спроси, сможет Женя нас отвезти в Тамбов, хорошо?
-Ладно, отдам, передам, спрошу. – Аленка кивнула головой, подошла к раковине и вымыла кружку с тарелкой.
-Вернетесь во сколько? – Таня протянула ей полотенце.
Вбежал Алексей, шумно пробурчал и растерянно поглядел на вытирающую руки Аленку:
-Ты мою каскетку не видела? Опять посеял где-то.
-На крыльце, кажется. Ты ее сам туда бросил, когда с реки вечером пришли.
Таня еще раз повторила:
-Так когда вас ждать домой, путешественники мои?
Бабушка не сдержалась и вновь завела вчерашнюю речь:
-Лучше бы не ходили, жара такая. Сейчас уже 25 градусов. Какая разница, где купаться в пруду или на речке.
Аленка быстро встала со стула, подхватила Алексея за руку и сказала:
-Большая. Когда обратно придем? - Она робко покосилась на него.
-Ты еще не ушла. Ну, часов в девять вернемся. Собралась?
-Да, можно отправляться за приключениями. Фотик не забудь.
Он шустро сбегал на крыльцо и вернулся с каскеткой и майкой в руках. Натянул на себя майку, подошел к буфету и взял фотоаппарат, повесив его на плечо.
-Пошли? – Обратился он к Аленке, которая обувала босоножки в позе цапли, и доказывала бабушке, что сравнивать пруд с речкой бессмысленно.
-В пруду вода теплее, глубоко. А в реке? Ил, заросли и при плавании дно ногами цепляешь.
Бабушка не унималась.
-Ну и настырная ты у меня. Ладно, идите. Только не говори потом, что голова от жары заболела.
Аленка подошла к ней и поцеловала ее в щечку.
-Пойдем!
Она вытолкнула Алексея за дверь, боясь, что он передумает, и вернутся они гораздо раньше девяти. Он успел захватить стоявшие у двери удочки. Они вышли из дома. Таня с бабушкой проводили их до калитки, помахали им вслед и крикнули, чтобы они долго не задерживались.
Дорога извивалась черной змеей с потрескавшейся кожей от знойной жары. За весь месяц прошел всего один дождь, и его влага не отдала свою жизненную силу земле. Глубокие трещины, ямы от высохших луж, от всей почвы веяло обжигающим зноем. По обочинам росли ромашки, одинокие колоски овса, синий цикорий вдали напоминал маленькие клочки озера. Аленка с Алексеем шли вначале молча. Жгучее солнце ослепляло, в небе заливались на все голоса птицы. Где-то в конце огородов работал трактор, который из-за расстояния казался букашкой на огромном поле и ползал по нему не спеша. Они дошли до асфальта, по которому вихрем пронесся мотоцикл и оставил за собой дорожную пыль, смешанную с запахом бензина. Аленка прищурилась и посмотрела навстречу свободному пространству.
-Сейчас белые столбы начнутся. Дорога на той неделе местами на стиральную доску походила. Мы с Наташкой думали, что вообще не вылезем на велосипедах отсюда. Упражнение для желудков.
Алексей замедлил шаг, обнял Аленку за плечи и сказал:
-Смотри, вот там, за дорогой, видишь длинный дом?
-Вижу. Я знаю, их. Им надо флаг повесить. Классно было бы. Кстати, каким путем мы пойдем?
Он сдвинул козырек каскетки назад и выпрямился.
-Есть три варианта. Значит так…через речку напрямик, там сейчас вода по колено. По мосту через Замалую, с какого я вчера свалился вместе с велосипедом. И, самый длинный путь, через хутора, то есть кругом. Я предлагаю по мосту.
-Ага! И свалимся еще…давай через речку. Помнишь, а я лягу прилягу головой на корягу? Про тебя. Ты каждый год откуда-нибудь падаешь.
-Между прочим, через речку, как ты говоришь, там тоже путлять придется. Забыла про бугор? Падаю? А сама…как попала в спицы велика, когда ехали с тобой, не помнишь? Правда, тебе тогда совсем мало лет было.
-Но…да, наверно. Было…было…по-моему тринадцать. - Сникла Аленка
-По мосту, хорошо? - Алексей дружелюбно улыбнулся.
-Да никуда мы не упадем. Вчера я оступился. Утром в четыре только рассветало, вот я и промазал.
Они продолжали идти, о чем-то с интересом разговаривали. Аленка щебетала своим звонким голосом, просила, чтобы он сфотографировал одинокое дерево, что грациозно возвышалось за чертой горизонта. Алексей медленно свел Аленку с бугра, поросшего буйными колючками и чертополохом. Они подошли к узкому железному и не особо высокому мосту, под которым спокойно текла река. Он только хотел взять ее на руки, как она резко уперлась ему в грудь ладонями:
-Я боюсь! Я лучше сама. Отпусти!
Алексей молча сгреб ее в охапку, пропустив мимо крики и уверенной походкой прошел по мосту. Аленка продолжала громко вопить.
-Если ты будешь так орать, я оглохну, и тогда мы точно упадем вместе. В ухо мне не ори и не вертись! – Он остановился на середине и опустил взгляд на воду.
Она притихла и покрепче его обняла. Алексей осторожно сошел и аккуратно поставил ее на землю. Снял свою майку и обвязался ею вокруг бедер. Аленка достала из сумки бутылку воды и сделала глоток. Жара стояла жуткая. Алексей перешнуровал кроссовки:
-Ты посмотри, все облака растаяли.
Аленка подняла голову. Огромное небесное пространство завораживало ее.
-Знаешь, я сейчас вспомнила, как мы с Таней ездили в Коровино на лошади. Через плотину, кстати. Женя не мог заставить Буяна зайти в воду. Он все упирался, а потом что называется, с разбега сам прыгнул в воду, брызги фонтаном. А грязь была…начало сентября…дожди. Мы домой приехали все разукрашенные местным черноземом.
Они перешли на другую сторону. Мимо них проскакал какой-то парень, закричавший чего-то на ходу. Алексей увидел посадки молодых берез.
-Постой тут, я пойду посмотрю, может грибы есть.
И скрылся за невысокими деревьями, листья которых что-то тихонько шептали теплому ветру.
-Представь, даже поганок нет. Дождей мало.
Пожелтевшее поле пшеницы окружало песчаную тропинку. Соломенные косички пшеничных колосков раскачивались и шумели от ветра. Аленка сорвала один колосок, отделила белоснежное зернышко. Оно было мягкое с безымянным вкусом.
-Нарежь мне букет, они такие красивые. Странное поле, словно не все засеяно.
Алексей достал ножик.
-Будешь зимой экебану составлять? Поле не странное….в прошлом году не все убрали, а те одиночки и проросли. - Отозвался он, забредший в поле.
Аленка не разобрала его слов, заглушенных сильным ветром. Она лишь угукнула и положила на ладонь еще несколько очищенных пшеничных зерен.
-А там подсолнухи прямо рядом с прудом. Знаешь, о чем я мечтаю? – Задумчиво обратилась она к нему, и слова рассыпались в воздухе.
-Поскорее искупаться в прохладной воде.
Алексей вышел, держа в левой руке букет пшеницы с цветами цикория.
-Для оригинальности.
Рядом с полем проходила зеленая лужайка, на которой лежала корова с рыжими пятнами по бокам. Она уныло пережевывала траву. Хлопала своими белесыми ресницами, взглянув на путников безразличными глазами, и замычала, когда они прошли около нее. Впереди показался высоченный земляной обрыв, который Аленка называла Коровинский водопад. Он и впрямь имел что-то общее с бушующим водопадом. Крутой обрыв с изрезанным боком зигзагообразной формы, сверху заросший бурьяном и густой травой, издалека казалось, что песок волнами сползает по нему на землю.
-Сфотографируй меня в подсолнухах, там. – Аленка жестом указала на высокие, метра под два, солнечные цветы. Они склонили свои желтые с темно-коричневыми серединками, головки. Аленка забралась в их желто-зеленую гущу. Алексей щелкнул фотоаппаратом.
Они вышли из поля. По широкой и пыльной дороге проехал громадный грузовик, и пыль клубом поднялась в воздух.
-Подождем, пока уляжется.
Они дошли до пруда. Вода отражалась и сверкала, как зеркало и по ее поверхности бегали тысячи солнечных зайчиков. Аленка сняла сарафан. Алексей взял ее за руки, и они вместе побежали к воде. Вода была очень теплой, несмотря на ранее утро. Аленка нырнула русалкой и поплыла. Ей всегда нравились эти ощущения, создающие впечатление полета, вода окутывала, обнимала приятной прохладой. Алексей вышел на берег, достал удочки. Аленка вылезла из воды и прошлась по горячему песку.
-Слушай, в том году его тут не было. Сейчас на пляж походит.
Она зачерпнула ладошкой горсть бледного песка, он струйкой ссыпался. Она легла на траву, подставив себя под жгучие руки солнца. Алексей забросил удочки и внимательно уставился на тревожную водную гладь.
-Сейчас чуть посидим и пойдем. Позагорай пока.
Он кропотливо забрасывал снова и снова удочки. Прошло полчаса.
-Ничего. Ветер еще разыгрался. Высохла? – Алексей развернулся к ней, затолкал в сумку пакет с какими-то приманками для рыб.
Аленка села.
-У меня сейчас перед глазами все синее, как это небо. Так всегда, когда загораешь. Представляешь, девчонки нас, наверное, не ждут. – Она надевала сарафан и заплела в косу влажные распущенные волосы.
Алексей закручивал катушку.
-Они нас вчера ждали. Мы ведь в среду обещали.
Узкая дорожка плавно спускалась прямо к дому светло-зеленого цвета, выгоревшего на палящем солнцепеке. Алексей отворил большие деревянные ворота, которые скрипнули, и они зашли внутрь двора. Во дворе стояли машина и мотоцикл. К ним подбежал Алый, обнюхал со всех сторон и шаловливо завилял черным хвостом. Аленка погладила его жесткую шерсть. Пес, по-видимому, в знак благодарности прицелился лизнуть ее в щеку, но она вовремя увернулась. Открылась дверь, и появилась Ольга.
-О, кто к нам пожаловал! Приветы! Мы вас вчера все утро ждали. Сейчас Анюта увидела вас в окно.
Аленка сделала шаг, и ей под ноги высыпал целый отряд пушистых комочков. Они неуверенно трепыхали крохотными крылышками. Все утята были темно-коричневые с желтыми кружочками на своих меховых шубках. Аленка присела на корточки, и один утенок забрался в ее раскрытую ладонь.
-Это наше вчерашнее прибавление.
Ольга взяла кастрюлю и высыпала пушистикам пшенную кашу.
-Заходите в дом!
Они все втроем прошли в комнату. На столе стояла ваза, и Алексей опустил в нее букет. Наташка с Анютой сидели на диване, слушали музыку и надували большой красно-белый мяч с надписью «Coca-Cola». Аленка отдала им пакет.
-Оль, Женя в субботу свободен? Пока не забыла. Таня велела спросить. – Она села рядом с девчонками.
-Он отпросился с работы. С один парнем поменялись, он за него выходные будет. Мне сейчас нужно на работу. Вы тут пока займитесь чем-нибудь или на пруд сбегайте. Я вернусь часа через два. – Ольга завела на руке часы и посмотрела в зеркало.
-Мам, мы все вместе пойдем, когда ты вернешься. – Анюта случайно выпустила из рук мяч, который сделал несколько виражей в воздухе и упал на пол сдутый.
-Опять… - Она швырнула его.
Алексей вновь ушел на рыбалку. Аленка с девчонками остались дома. Вскоре в двенадцать часов все были в сборе. Наташка напоила своих подопечных телят. Алексей так ничего не поймал. Все они пошли на пруд. Мальчишки прыгали с обрыва в воду. Кто бомбочкой, кто солдатиком. Один не рассчитал и приземлился в песок. Девчонки визжали в воде от радости, кричал, брызгались, гоняли мяч и устроили переброски по треугольнику. От ветра надутый мяч отлетал на середину пруда, за которым Алексей самозабвенно плавал. Аленка резко подпрыгнула и хотела отбить руками летящий мяч в ее сторону и тут же ушла с головой под воду. Алексей поймал ее за талию.
-Я на глину наступила и поскользнулась.
-Ушиблась?
-Ногу больно в щиколотке. – Аленка чуть простонала.
-Ты просто, наверно, связки потянула. Слушай, вообще-то пора топать обратно, солнце что-то не на шутку жарит и время уже третий час.
Идти домой, конечно, не хотелось никому. Асфальт был не просто горячим, а огненным и желание пройтись по нему босой у Анюты сразу исчезло с первым шагом. Девчонки занимались обедом, накрывали на стол. Анюта с криком залетела в комнату, пряча что-то в руках. На ее симпатичном детском личике путешествовала улыбка, а в больших карих глаз танцевали чертики.
-Вытяни руки и не подглядывай!
Протараторила она Аленке и заботливо положила ей что-то мягкое, почти горячее и бархатное на ощупь и это что-то зашевелилось. Аленка не спеша приоткрыла глаза и увидела крошечного и упитанного щенка, черного с белой стрелкой, что начиналась со лба и заворачивала в его левый бок. Кончик хвостика и лапки тоже были беленькие. Он жалобно попискивал, тыркался в Аленкины пальцы и отрывал свой розовый ротик. Он толкался во все стороны и неудачно делал попытки поползать. Аня взахлеб рассказывала.
-Сегодня Джина ощенила. Пять штук, один умер.
Ольга позвала всех обедать. После пришел Женя, тоже поел, и они с Алексеем, спустя, час, отправились ворочать недалеко от дома скошенное сено. Ольга собиралась в вечернюю смену на работу. Девчонки устроились в саду, в окружение высоких нежно-фиолетового и белого цвета мальв, желтых душистых роз и почти всех расцветок от яркой красной до малиновой циний. Ели оставшуюся клубнику и сладкий крыжовник, придумывали имя новорожденным щенкам. Аленка смотрела за дорогу, где стоял старый и маленький дом.
-Наташ, вы там бываете?
-Нет, ходили как-то. Там кроме мышей и дыр ничего. А разобрать его на дрова все не получается. – И она грустно улыбнулась своему родному дому, из которого они ушли шесть лет назад.
Вечер неумолимо приближался, солнце умерило свой палящий жар. Тень от дома медленно продвигалась по земле. Ольга сошла с порога, поставила на траву ведро с картошкой и принялась ее чистить. Кожура спирально извивалась, падая в мутную воду. Мурсёк пронырливо воровал шкурки и с аппетитом поедал их. Аленка пристально за ним наблюдала.
-У нас никогда еще не было таких котов, которые очистки картофельные ели. Этот всегда ест, когда я чищу. Витаминов, наверно, не хватает кошачьему организму. – Ольга дала ему целую пригоршню.
-Сейчас мы поужинаем, я подою корову, и поедем на машине в Митрополье. А то вам пешком идти поздновато, девятый час уже.
-А в машину поместимся? – Аленка сняла босоножки и прошлась босыми ногами по мягкой траве.
-Конечно. Анюту на колени посадим. Кстати, как нога, не болит?
-Чуточку, а так в порядке.
-Мы позавчера на другом берегу купались, я себе стопу слегка порезала. На дне очень много перловиц с открытыми створками, а они такие острые, ходить по дну вообще невозможно.
Она встала и крикнула Наташке:
-Наташ, сейчас стадо погонят, сходи за Малинкой. Я потом приду.
По проселочной дороге раздавались приглушенные шлепки кнута. Загорелый и коренастый пастух выкрикивал слова и подгонял своих буренок, если те останавливались, чтобы пожевать сочной и свежей травки. Каждая из них громко мычала и направлялась к своему двору. Ольга подошла к колонке возле ограды, вымола картошку и ушла в дом. Мурсёк деловито приподнял свой тоненький серый хвостик, навострил темные с кисточками, как у рыси, ушки и с громким мяуканьем резво помчался за ней.
Машина мчалась под ритм включенной музыки. Из раскрытого бокового окна веяло свежим и чуть влажным воздухом. Ехали мимо посадок берез, сквозь которых просачивалось закатное солнышко красноватого цвета. Оранжевые и желто-золотистые лучи расходились по всему небу полосками и утопали в белоснежных облаках. Границы смягчались и плавно переходили от розоватого оттенка до насыщенно-голубого. Аленка жмурилась и не знала, куда спрятаться от назойливости солнечных лучей, которые играли в догонялки на ее лице. Она отпустила взор и сосредоточилась на стремительно бегущей дороге. Недалеко завиднелся бабушкин дом с железной крышей, ярко выделяющейся. Снопы сена, брошенный разобранный трактор, небольшие домики, расположенные друг за другом, огороды с луком и картошкой, плакучие березы, наклонившие ветви к самой земле, и это небо, по которому ночью будет странствовать полная луна в сопровождении звезд. Аленка с детства любила родные и неповторимые места, и каждый год летом возвращалась сюда, чтобы как и прежде стать на миг маленьким и беспечным ребенком, окунуться в ушедшее детство и почувствовать его дыхание, насладиться ощущениями, которые существовали только здесь. Завтра вечером они с Алексеем уедут обратно в Москву, где тоже их родной дом, друзья, любовь. Теплое светило незаметно скрылось в небесах. Машины сделала один поворот и выехала на прямую Митропольскую дорогу.
Лишь пшеничный букет забыто стоял в вазе на столе…
Октябрь, 1999 г.
|
|
| GAK |
2000-11-17 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
16.11.2000
Дорогой друг, как приятно мне вновь взяться за перо. Наконец-то я нашел повод писать, повод довольно существенный, заимствованный мной из Вертера и причина этому - ты.
Как много мы пропускаем мимо своего сознания, разные жизненные мелочи, казалось бы, не вызывают никакой приязни, поскольку уже настолько приелись, что стали незаметными. Все в нас доведено до автоматизма – мышление наше подчинено догматике воспитания и обучения, воображение развито в весьма извращенной форме, да и то только на словах. Вряд ли мы можем себе представить то, чем так смутно владеем и описываем терминами, в которых ничуть не разбираемся.
Сегодня мне посчастливилось прорвать эту девственную плеву жестокой отчужденности, хотя и чувствительность моя крайне редко разрешает такие прозрения. Я просто хотел это увидеть: всю жизнь я пытаюсь вглядеться в окружающее, глазами иными, не заметенными знойными ветрами действительности. Мечтал я о своем перевоплощении, не раз пытался слиться воедино с природой, людьми ушедшими в небытие, животными. Но человек – есть человек, всю жизнь ему приходится идти вперед на снимая шор – вперед, вперед – туда, где все неизбежно ясно и понятно.
Три явления выпали сегодня на долю мою, довольно заурядные. Не раз, думаю, сталкивался с ними и... проходил мимо, не замечал, просто не видел. Но как же прекрасно иной раз ощутить ту свежеть сознания, которая нет-нет да проскакивает в затуманенной голове, и тогда я чувствую себя по истине человеком. Просто человеком; и мне жаль себя за то, что эти моменты так жестоко и безвозвратно теряются. Какой восторг смешанный с печалью пробирает все мое бренное тело в эти божественные минуты. Только ради этого стоит жить, жить для того, чтобы просто любить – любить бескорыстно, нежно и душевно тот мир, который по иронии судьбы оказался в твоем распоряжении. Как тщетно я стараюсь ухватить этот маленький кусочек человеческого счастья, как трудно бывает охватить его во всеобщей кутерьме, водовороте городских огней. Несносными кажутся мне многоликие, смеющиеся лица урбанизации. Сливаюсь, превращаюсь в ничто я в этом бушующем аду. Меня несет, не дано понять - куда, зачем... Вот только оставшись один, я пытаюсь возвратить тот неприкосновенный запас чистых чувств и эмоций, которыми так щедро наградила меня природа...
Знаю, ты будешь сетовать на мою слишком уж развитую восприимчивость, но если бы ты ощутил все это, наверняка согласился бы со мной.
Выходя из метро, автоматом выжидая появления автобуса, – ты знаешь, что я ленив – мне и в голову не пришло идти пешком. Коротая время, которое по воле случая представилось мне в распоряжение, присел я на остановке, тщетно заставляя свое сознание выдать что-нибудь более-менее толковое. Хотя я и знал, да и стремился всегда к тому, что преодолевая расстояние, окрестности которого до боли знакомы, пешком, всегда, не зависимо от настроения, предаешься каким-нибудь мыслям, отстраняясь от всего остального.
Первое что пришло мне в голову – это довольно симпатичная для своих лет девушка, сидящая напротив, и сигарета, испускавшая тонкую струйку блаженно-ядовитого дыма, конец которой периодически исчезал за ее прелестными губками. Курящая женщина, к тому же молодая, в наши неразумные времена не новость, поэтому данное видение меня мало как задело. Продолжая сидеть и вглядываться своим близоруким взглядом в необходимый для моей дислокации номер, я перевел жиденький поток мыслей на эту проблему.
Номер... Или мы всю свою сознательную жизнь пользовались этим понятием неправильно? Семьсот четвертый, Семьсот шестьдесят пятый.... что скрывается по этими цифрами. Настолько однообразное понимание их, данное с детства, представляет нам его (автобуса) назначение. Мы способны только ответить на этот манящий, светящийся символ – да или нет, и не более того. Как ЭВМ. Неправда ли, какое сходство... Ассоциативное мышление, но я бы сказал проще, - условный рефлекс. Да – если этот путь ведет про многократно проторенному пути домой, нет – новизна, неприязнь и безразличие к выбору, ложный, незнакомый путь. Я попытался вглядеться, немного отклониться от более ранних представлений. Друг мой, это было сложно, все равно что идти задом наперед. Получил я следующий результат: номер – определенный знак, показывающий маршрут транспортного средства, указанный с соответствующим регламентом, и изменяемый по воле управляющего данным транспортом. Является опознавательным знаком для пассажиров, как символ определения места назначения. И горе тому из нас, кто сделает неправильный выбор...
Но это было лишь кратким наблюдением, к сути дела не относящимся. Продолжая коротать время и озираясь по сторонам, искоса с интересом поглядывая на вышеописанную девушку, я имел радость наблюдать следующую картину, привлекшую ненадолго к себе внимание. Два довольно симпатичных, опрятных голубя, деловито переваливаясь с боку на бок, прохаживались в окрестностях остановки, ища и заглатывая найденные крохи, казавшиеся им съедобными. По манере поведения эти райские птицы практически не отличались, но вот их окраска была различна. Первый на всех правах своего голубиного рода походил на обыкновенную серенькую птицу, каких в наших краях имеется достаточно, но на удивление откормленную и гордую. Второй же представитель этого царства своим рябым бело-серым оперением явно выделялся на фоне своих собратьев. Пытаясь обратить свои думы в направлении смысла существования этих небесных тварей, я мог довольствоваться только их различием и опрятной красотой, - большего не позволяла моя замкнутость воображения.
Просидев так пару минут, я уже было стал отвлекаться от их лицезрения, но следующий момент, о котором я в удовольствием тебе рассказываю, заставил повернуть русло моих ограниченных наблюдений на более близкую человеческому миру проблему. Ребенок, стоявший неподалеку с родительницей, со всей резвостью и чистотой мироощущения, характерной для этого возраста, удивил меня и даже поставил в тупик ход одолевавших твоего покорного слугу мыслей, заставил ощутить превосходство маленького создания в этом вопросе. «Мама, - гласил голос этого цветка жизни, смешивающийся с откровенным детским смехом, который так приятно слышать иной раз после злого, саркастического гогота себе подобных, - посмотри какой смешной голубь, в маячке...».
Я был ошарашен таким простым, наивным, но по сути своей гениальным замечанием. И подавлен во всех своих лучших побуждениях. Неужели я, человек довольно просвещенный, эрудированный, да и более обремененный жизненным опытом, чем это святое дитя, не смог заметить такой простой, казалось бы , вещи. Неужели только в детстве мы можем поглощать окружающий мир со всей трезвостью молодого сознания, принимать его во всей истинности... Как же тогда я был смешон себе, горе-философ, не умеющий даже ассоциировать внешнюю сторону объекта с данными нам в отрочестве представлениями. Как просто это оказалось для маленькой девочки, и как неразрешимо и недоступно для закостеневшего ума более взрослого человека... Воображаю, дорогой друг, как ты, представив меня в вышеописанной ситуации, искренне улыбаешься и сочувствуешь мне. Поверь – мне правда было не по себе, хотя внешне заметить это представлялось бы трудным постороннему человеку.
Погода, ты знаешь, заставляет нас желать лучшего; хотя что это я, - ведь для человека всегда найдется повод ухудшить себе настроение недовольством климатическими условиями. У природы нет плохой погоды, да и любое ее настроение можно с интересом наблюдать и восхищаться им по-своему, было бы желание. День только начинался, а небо уже с этой поры обременялось тяжелыми медленно плывущими свинцовыми облаками. Серы и мрачны стояли небеса, нагоняя на земных тварей тоску и дремоту. Тоже состояние невольно испытывал и я, вглядываясь в несметные полчища этих монстров. Вспомнился в этот момент отрывок одной из любимых моих песен: «...А он придет и приведет за собой весну, и рассеет серых туч войска...». Но рассеивать эти поднебесные громады в моем случае было некому, поэтому я с грустью и отчаянием поднимал глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в этих бесконечно несущихся над нами сгустками бед и несчастий.
Вот только садясь в подъехавший наконец автобус, и обернув свой взор в противоположную раннему положению на остановке сторону, сознание мое поразилось еще более, чем в случае с голубями. Мой друг, ты не представляешь, как я был обрадован и восхищен увиденным. Казалось бы, тоже самое небо, застеленное покрывалом беспросветных облаков, должно было предстать пред моим критическим взором в однообразной посредственности. Но вместо этого удручающего любое живое существо пейзажа мне представилось зрелище, грандиозное и великолепное по своей красоте.
Там, где часа три тому назад взошло солнце, его лучи, тщетно пытающиеся пробить слой наседавших туч, освещали небо ярким волшебным светом, от которого облака принимали форму разорванной во многих местах мантии, в какой бедняга нищий коротал свои бедственные дни существования. Телами злобных гигантов, растрепанный и пораженных, потерявших свое угрюмое достоинство и мечущихся в панике по небосводу, представали предо мной эти неземные картины. Настроение мое заметно поднялось от живительного света, пронизывающего каждую отдельную тучку и слепящего глаза сквозь пыльное и неровное стекло автобуса.
Знаю, что зрелище это не может быть в полной мере описанным на бумаге со всеми мельчайшими подробностями, но я постарался передать тебе то великолепие природы, воспоминания которого мне доставляют удовольствие до сих пор...
И как же я был счастлив, когда, вообразив на фоне светящегося надеждой и вдохновением горизонта роковой столп дыма, исходящий из недр идолоподобной доменной трубы, не обнаружил ее мрачного силуэта. Радость мгновения владела моим сердцем и душой; восторг жизни, какой она представилась в эти сладостные минуты бытия, не покидал меня. И думал о том, как прекрасно иметь такое небо, солнце, - видеть их во всей величавой красоте, и быть... просто быть среди всего этого, как дома.
Такие настроения, милый друг, владели мной по пути к неизведанному, малопонятному иной раз времяпрепровождению. Что-то проснулось во мне в этот заурядный день, чувство, блаженное и, в тоже время, с примесью незаметной печали овладевало мной, возбуждало и терзало разум.
Истинное удовлетворение наконец я получил, увидев еще одну неприхотливую игру природы. Редко я встречал девушек-близняшек, еще реже обращал на них свои думы. Каким же живительным теплом отзывалась в этот день моя душа на их бесхитростные движения, так заметно повторяющие друг друга. Даже сухая женщина-контролер не смогла скрыть улыбки на своем изнеможенном тяжкой работой лице. Как приятно наблюдать эту грациозную слаженность, с которой они предъявляли проездные. Если бы ты, друг, находился на моем месте, и ты бы не смог сдержать улыбки при виде столь интересного чуда мира...
Но я наверное уже замучил тебя красноречивыми изливаниями своих чувств; ты нетерпеливо дочитываешь последние строки письма, и поэтому не смею больше испытывать твое время и терпение – знаю, тебе присуще простить меня за это.
За окном ночь, крапает дождь по подоконнику и кругом непреступная, божественная тишина. Все спит: люди в маленьких, но уютных коморках, деревья с опавшей листвой, стоящие серыми тенями, дома, погруженные в туманные раздумья о минувших и будущих днях. Люблю это время суток, обожаю сидеть и слушать ритмичное падение капель, шуршание ветра за окном и, конечно же, биение своего сердца, живущего по собственным не понятным разуму законам и отбивающего, как старинные настенные часы, время..., время исканий, часы надежд, минуты радостей и печалей жизни человеческой...
|
|
| SredA |
2000-11-17 |
10 |
5.00 |
2 |
|
|
Взгляд женщины (почти гендерные исследования) |
|
|
|
|
| |
Она смотрит как героиня Сафоновой из фильма "Принцесса на бобах". Это далеко не взгляд голодной самки, который заставляет мужское нутро блуждать в потемках собственного желания. Да и не всегда мужчине нужна голодная женщина.
Но это и не взгляд-вызов, который заставляет мужчину - вечного воина - пускаться в бесплодные битвы в надежде на призрачное звание генерала. Да и не всегда мужчине нужен равный ему воитель.
Возможно, ее взгляд - свысока, прищурившись, чуть
подернутый тоской по несбыточному - лишь обещание,
лишь возможность. Возможность НАЧАТЬ, если ты, конечно, окажешься этого достоин.
Но она уже уходит, даря тебе последний взгляд. Она уходит, ты смотришь ей вслед, на ритм походки, на коротенькую, почти детскую шубку, на аккуратную белую шапочку. Ты знаешь, что она даже спиной видит тебя, дурака, выбежавшего на мороз неодетым из этого кафе.
И пусть она ни разу не обернется, ты будешь потом, спустя восемнадцать недель, даже спустя восемнадцать месяцев жалеть, что не догнал ее, и не смахнул снежинки с ее шубки, и не попробовал НАЧАТЬ.
И все потому, что так и не решишь вопрос о том,
предназначались ли тебе те несколько взглядов, которые она бросила через плечо твоей нелепой партнерши по танцу. Или же она вовсе не заметила тебя, и равнодушно, как продукты на кухонном столе, раскладывала на поверхности твоего лица свои проблемы.
|
|
| SredA |
2000-11-17 |
15 |
5.00 |
3 |
|
|
Про человека (почти гендерные исследования-2) |
|
|
|
|
| |
Жил-был человек. И у него была одна-единственная проблема: он не знал, мужчина он или женщина.
А потом ему сказали, что курица не птица, женщина не человек. Так он понял свою половую принадлежность.
P.S. И перестал быть человеком. |
|
| Нющка |
2000-11-18 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Прозрачный мир,
и снег –
как пузырьки
в стакане с тоником.
Добавь
немного водки,
влюбленности
и положи на дно
покорный кубик льда –
чужое сердце.
Качни в руке,
глотни,
потом еще -
пусть станет горячо и бесшабашно!
И стенка изогнется под рукой
податливой любовницей обоев,
мяукнет пол,
и крошка к пиджаку
прицепится,
хихикая игриво...
Задуй свечу.
Холодный свет луны
разбавит воздух
кубометров кухни,
сведет виски
и в ребрах застучит.
Нашарь рукой
смеющийся стакан,
залей по горло
спиртом чистой страсти
и осуши.
Лишь хрупнет на зубах
остаток льда -
и рухнут вертикали.
И треснет перегревшийся стакан.
|
|
| Yutta |
2000-11-24 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Она уже бесконечно долго сидит на берегу океана- он огромный и как будто радостный , высокие волны сталкиваются и кидают на нее бесконечное количество маленьких брызг, состоящих из крохотных серебрянных рыбок. ее одежда уже давно вымокла и ей очень холодно, но и уходить ей не хочется, да и некуда- здесь ей хорошо и спокойно, а там - там тоже океан,но только океан пустоты и равнодушия- там люди сходят с ума и кончают с собой от одиночества.
она сидит неподвижно и гуляющие издалека принимают ее за камень, искусно обмытый волнами. но любопытство не позволяет просто посмотреть издалека и уйти не разобравшись что это такое на самом деле, унося с собой частичку красоты. они разочаровываются, найдя на этом месте не камень и не какую-нибудь загадку природы, а просто человека - ну что тут такого?- девушка сидит и смотрит на океан - нечего смотреть и нечему удивляться и они уходят обратно в свою жизнь, так и не поняв ее, а только легонечко дотронувшись до ее судьбы, до ее мира - такого огромного и бушующего , такого страстного и яркого, способного одарить сотней чувств любого кто только способен его заметить.
а она все не уходит- сколько времени она провела тут- сколько еще будет ? - неизвестно . тут тихо , поблескивает солнце из-за белесых облаков и легкого тумана- как ранним утром над лесом .
мало кто из проходящих мимо думает о том что у нее есть душа, мысли - это ведь все внутри и такого не увидишь со стороны.
проходят года, десятки и сотни лет, меняются лица и одежда проходящих мимо людей, меняются их мысли и обычаи их родных стран.
часто прибегают к ней маленькие дети которые откуда-то изнутри своей души знают, что она здесь, у нее есть серебрянные рыбки, она их любит и может сделать счастливыми. они приходят сюда одни- без взрослых, они не кричат и не ругаются при ней- они просто играют с ее серебрянными рыбками и понимают что находятся в сказке, а она - она и есть сказка- та самая, самая красивая и счастливая, увлекательная и добрая - их сказка и они никогда никому не расскажут, что она- их сказка, а не просто странная красавица на берегу.
каждому малышу она разрешает взять с собой по рыбке, но не пускать ее в аквариум- там она задохнется, и не показывать взрослым- эта рыбка умеет дышать как человек и умеет плавать по воздуху. в каждой маленькой плывунье содержится крошечный кусочек неповижной красавицы, который ребенок уносит с собой - это его счастье. рыбка постепенно растворяется, помогая человеку найти свой путь . со временем, становясь взрослыми, дети забывают о той старинной красавице и ее рыбках и дальше идут сами.
а от нее остается лишь кусочек доброты в их сердце да любовь к океану.
а она все еще там - она вечна, ведь это- твоя Мечта..
|
|
| Ирина Жемчугова |
2001-01-15 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
В грязно-серой дымке улиц утомлённых
Тонет, как в трясине, город обречённый.
За собою тянет наши судьбы злые
И в тиски сжимает каменной могилой.
Каждый день как пытка. Жалкая попытка...
Этот город чья-то глупая ошибка!
Здесь рассвет не дарит утра вдохновенье,
Здесь закат тяжёлый -- нет освобожденья.
Наши дни без смысла и бессонны ночи,
В снах тревожных птицы нам беду пророчат.
Двое потеряли тайный путь к спасенью.
Жаль, что мы расстались. И надежда тлеет.
|
|
| Vesta zet |
2002-04-29 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
В сердце шаги отзываются болью,
Заметает поземка твой след,
Ты уходишь?
Ну что ж Бог с тобою,
Ты не купишь обратный билет,
И уже не сможешь вернуться,
Чтоб увидить глаз моих свет,
Ты не сможешь мне улыбнуться,
Потому что меня уже нет. |
|
| Наталия |
2000-11-27 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Предисловие.
Чем больше у меня знакомых, тем больше я хочу остаться одной.
От одиночества я тебя заклинаю. Мое маленькое шаловливое, тонкокрылое существо. Тысяча жасминовых цветов возле твоей кровати. Хрустальные шары, белые простыни, ковры, браслетов россыпь, кольца…
Не важно, что у тебя сломан локоть. В этих глупых переплетениях бинтов, пропитанных жемчужинами крови, ты ещё прекрасней. Спутанный грязных волос клок, собран сзади проводами, обнажил, словно подснежник в чахлом омуте черной гнилой земли чистый овал твоего лица.
От тебя всегда пахнет лепестками роз. Ты знаешь, как я их ненавижу - эти тонкие, ядовитые иглы в шелках слов.
Так ты прилетишь сломя голову ко мне? Не молчи, не прикидывайся…
Можно я присяду у твоего изголовья, возле постели. Я тебя не побеспокою. Я гордая и не дам возможности надоесть. Даже не притронусь губами к тебе. Ну, разве что в щеку. И только буду касаться твоего плеча.
|
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
